Цивилиzации

Среда, 2 января

Покидать форт больше никто не рискует, все боятся, что попадут в засаду или их съедят: матросы вбили себе в голову, что индейцы питаются человеческой плотью. Они действительно бывают крайне жестоки и, одержав победу над врагом, отрубают ноги женщинам и даже детям.

Я много бодрствую и днем, и ночью и порой совсем не могу уснуть, так что последний месяц я спал не более пяти часов в день, причем последнюю неделю весь мой сон – три колбы с песком, по полчаса каждая, отчего я наполовину ослеп, а временами и вовсе ничего не вижу.

Как удачно, что у нас есть семена и живность, прекрасно приспособленные к условиям этой земли. Все овощи идут в буйный рост, а некоторые семена, если их посеять, могут дать сразу два урожая, и это я могу гарантировать для любых плодов, культурных или диких: настолько высокое здесь небо и сочная почва. Скот и птица размножаются просто на диво, и также удивительно наблюдать, как вырастают куры: каждые два месяца у них появляются цыплята, а дней через десять-двенадцать их уже можно есть. Что до потомства, рожденного тринадцатью свиноматками, которых я сюда привез, то его столько, что все они одичали и бродят в зарослях, скрещиваясь со своими лесными собратьями, но нам этим не воспользоваться из-за индейцев, рыщущих снаружи.

Наш последний толмач бежал.

Четверг, 3 января

Началась осада. Нынче утром появился Бехекио со своим войском, верхом на коне с золоченой попоной.

Сразу видно: действует этот индеец, как самый настоящий воин, у него несметные войска, собранные и упорядоченные с таким же знанием дела, как если бы это было в Кастилии или во Франции.

Пятница, 4 января

Чтобы выдержать осаду, воды и пищи нам хватит, но мои люди знают, что крепость недостаточно прочна и нападения не выдержит.

Да сжалится над нами милостивый Господь.

Суббота, 5 января

С башни можно следить за передвижениями войск Бехекио. Когда видишь, как его кавалерия и полки пехоты выстраиваются в боевом порядке, сомнений не остается: штурм неминуем.

Но Господь, никогда нас не оставлявший, ниспослал нам чудо в лице Мартина Алонсо Пинсона: отсюда, с нашей башни, моя команда заметила точку на горизонте – это была «Пинта».

Явленное чудо необычайно укрепило наши силы и дух. Завтра, едва забрезжит рассвет, мы попытаемся выйти и с Божьей помощью доберемся до берега, где найдем Мартина Пинсона и «Пинту» или падем в бою.

Мне остается только препоручить наши души предвечному Богу, Господу нашему, который дарует удачу тем, кто не сходит с Его пути вопреки кажущимся препятствиям.

Воскресенье, 6 января

Поутру мы выступили плотным строем с аркебузами и арбалетами наготове, раненые замыкали колонну, а из артиллерии был только фальконет, который мои люди принесли с нефа. Мужчин, способных принять бой, среди нас оставалось не больше тридцати, но мы были полны решимости сражаться до последнего вздоха.

Снаружи нас ждали больше тысячи индейцев: впереди стояли всадники, за ними и по флангам – пехота; у всех – стрелы, которые они выпускают из пращи быстрее, чем из лука. Все были вымазаны чем-то черным и размалеваны цветной краской, еще у них были свирели, а на головах – маски и медные или золотые зеркала, и, по своему обычаю, аборигены издавали ритмичные устрашающие крики. Восседавший на золоченом коне Бехекио расположил свой лагерь на высоком холме в двух арбалетных выстрелах от нас и оттуда руководил войсками.

Часть наших бойцов должна была выждать появления лошадей на открытой местности и за ноги стащить всадников вниз, ведь у них не было ни седел, ни стремян, только дело все равно оказалось чрезвычайно опасным: задуманное они проделали, но все были убиты.

Тем временем наши аркебузы смели́ часть кавалерии, а фальконет помог пробить брешь в их рядах. Мы теряли людей, которых пронзали стрелы и топтали кони, но и сами оставили немало убитых язычников; стрелять огнем на этом острове нам уже приходилось, но все равно грохот от фальконета и аркебуз посеял смятение в лагере противника, мы получили спасительную передышку и смогли спуститься по тропе, которая вела к побережью (ведь форт мы построили на возвышении).

До берега, где стояла «Пинта», мы добежали ни живые ни мертвые: мчались так, что дыхание перехватывало, а улюлюканье врагов подгоняло нас, словно языки адского пламени, и вот мы уже по колено в воде, и остается преодолеть вплавь всего несколько футов, отделяющих нас от спасения, – так, во всяком случае, нам в этот миг казалось, – как вдруг на палубе рядом с Мартином Алонсо Пинсоном, который застыл, как статуя, и был бледнее призрака, возникла фигура в короне из попугаичьих перьев, украшенной золотыми бляхами; лицо незнакомца скрывала резная деревянная маска с отверстиями для глаз, ноздрей и рта в золотой окантовке, а рост и горделивая осанка не оставляли ни сомнений, ни последней надежды: это Каонабо, царь Сипанго.

Я уже писал, что Бехекио впечатляет одним своим видом: знатная кровь сразу узнается в его благородной стати, исполненной превосходства, но не спеси, однако это ничто по сравнению с новым правителем, которого старый царь приветствовал с исключительной почтительностью, преклонив колено и поцеловав землю.

Каонабо явился в сопровождении супруги, царицы Анакаоны [13], сестры Бехекио, которая в красоте и совершенстве манер не имеет равных среди индианок, притом что достоинств у них не счесть.

Нас же, несчастных христиан, обезоружили и взяли в плен, а раненых добили.

Из уважения к нашим званиям – адмирала и капитана соответственно – нас с Мартином Алонсо разлучили с командой и позвали в царский шатер. Висенте Яньес, капитан «Ниньи» и брат Мартина Алонсо, тоже был бы с нами, если бы выжил в бою.

Каонабо, как и Бехекио, винит нас в том, что мы взяли в плен индейцев из его народа и надругались над женщинами, что для него серьезное преступление. Я адмирал и командую экспедицией, а потому, хоть я всегда приказывал как можно мягче обращаться с местным населением, мне и отвечать за грехи Мартина Алонсо и других мятежников. Пусть я не сделал им ничего плохого и ни с кем не был жесток.

Что бы ни уготовил Творец всего сущего своему смиренному слуге, я не потерплю больше оскорблений от этих злобных грешников, дерзко навязавших свою волю тому, кто оказал им столько чести.

После того как Мартин Алонсо в поисках золота высадился со своей командой на островной земле по соседству с островом Хуаны (такое название дал я Кубе) – выходит, это и есть тот самый Сипанго, – они силой захватили четырех взрослых индейцев и двух отроковиц, но тут же на них напало войско Каонабо, да такое, что в два счета разгромило христиан – большинство убили на месте. Так Господь наказывает за гордыню и безрассудство. Однако эта участь миновала Мартина Алонсо и шестерых его людей из экипажа в двадцать пять человек.

Из семидесяти христиан, покинувших Палос-де-ла-Фронтеру [14], осталось не более дюжины душ и Мартин Алонсо.

Среда, 9 января

Три дня подряд индейцы пляшут под звуки свирелей и тамбуринов и поют. Кажется, празднество никогда не кончится, и мы, христиане, пребываем в глубокой скорби, ведь ясно, что празднуют они наше поражение. Одно зрелище больно разбередило наши души. Чтобы развлечь царственных супругов, Бехекио вздумал разыграть перед ними сражение, в котором мы, защитники крепости, были побеждены. Для этой инсценировки старый касик снял с нас одежды и надел на индейцев, которые должны были нас изображать, так что теперь мы наги, как сами аборигены. Нам пришлось обучать их стрельбе из аркебузы, и, хотя грохот все еще немного их пугает, они вовсю ликуют под громовые раскаты, порожденные нашим оружием. Всадники окружили индейцев в одеждах христиан и, пока те делали испуганные гримасы и стреляли в воздух, непрерывно чертили вокруг них витиеватые арабески. Затем индейцы, игравшие христиан, рассредоточились и предались беспорядочному бегству, а всадники стали преследовать их и делать вид, что рубят.