День Бахуса

Надо сказать, ничего эдакого не вышло. Долго не появлялась экспедиция сеньора де Леона, о них уже, как о живых, и не думали. И все-таки, вернулась.

В меньшем составе, потрепанные и совсем не молодые, моряки своим видом весьма расстроили Фердинанда. Так он на них обиделся.

– Это что же получается, отец родной, – надув губы, сердито говорил Фердинанд изрядно постаревшему и седому Хуан Понесу, – обманул ты меня. Брынза ты эдакая! Как же это вы позволили себе такое, интересно мне знать. Неужели совсем страх растеряли за морем?! Ведь я, как никак, пока еще король ваш, а не какой-нибудь соседский простачок, которого за так надуть можно! Где это вы, интересно, шарились столько лет? И где, хотелось бы знать, мой омолаживающий источник?

На что сеньор де Леон падал на колени и слезно просил о прощении, повествуя о своих злоключениях. И не сносить бы ему головы, если бы не золото, привезенное из долгого плавания, да еще новые земли, открытые за время путешествия, приписанные теперь к и без того длинному титулу короля Испании.

– Что ж, золото – это хорошо, очень хорошо, за золото спасибо, нам государям оно особенно нужное, – хитро улыбался Фердинанд Католик, – конечно, расстроил ты меня, вельзевул эдакий, с этой вечной молодостью, так хотелось подымить на этом свете еще… и на тебе… кукиш… Но с золотом тоже многое можно позволить, и земельки прибавилось. Далековато, конечно, но еще пригодятся когда-нибудь.

Поулыбался Фердинанд и прибрал к рукам всё, что привез сеньор де Леон, наградив его очередным титулом. А вскоре Фердинанд и сам прибрался. То ли хворал, то ли по старости годы вышли.

Остров с омолаживающим источником вещь редкая и кому попало не встречается. И потому, как только наша лодка коснулась носом прибрежного песка, я первым прыгнул на берег. И тут же упал пораженный внезапным недугом, а вернее, каким-то неожиданным смятением мира вокруг. Небо свернулось в свиток, земля рассыпалась из-под ног крупным черным горохом.

Надобно тут заметить, что с первых дней плавания, видимо в следствии одной из форм морской болезни, меня начали преследовать легкие галлюцинации. Всякие разные. Однажды, к смеху сказать, даже показалось, что я нахожусь в маленьком двухэтажном особнячке на берегу реки и в компании пятнадцати человек взахлеб упиваюсь плодово-ягодным вином. При этом галлюцинации мешались с реальным окружающим морским пейзажем, где плещутся волны, дует солоноватый ветер и хищная птица кричит, злясь на утекающую рыбу, а над головой поскрипывают снасти и шумят паруса.

Когда я повалился на берег ярко-зеленого острова, то сильно ударился обо что-то твердое головой. Ноги отказали мне, они где-то напились вдрызг. И если левая нога еще еле связывала слова и могла хоть как-то оправдываться, то правая нализалась так, что валялась чурбаном, похожая на мертвецки пьяного юнгу с нашего корабля. Левая нога что-то промямлила про неровный пол, про валяющиеся всюду банановые корки, про начинающийся шторм и захрапела, забыв обо мне.

Должно быть я порядочно тюкнулся башкой об этот прибрежный пол. Свернувшееся небо и земля, рассыпавшись черным горохом, скоро обратились в мерцающие звезды. Я ощущал под собой горячий песок и близость моря, но, когда с трудом приподнял голову, обнаружил вокруг темную пустоту, обсыпанную по краям звездочками, словно эскимо кусочками ореха. Экзотическими зелеными зарослями здесь и не пахло.

Рядом начали проявляться призрачные тени пирамид. Всё напоминало египетскую ночь в пустыне, и тут я совершенно отчетливо услышал голос. С задушевностью ведущего клуба кинопутешественников, проникая откуда-то из пирамид, он рассказывал о Посвящении:

– Посвящение означает приобретение сознания. Сейчас ты сознателен до той степени, которая соответствует сопротивляемости твоих нервов и тела. Получая сознание более высокого духовного уровня, человек автоматически начинает проводить в свое тело всё более высокие и глубжепроникающие силы. Поэтому он должен также повысить и уровень сопротивляемости нервов и тела. А при высшей, божественной степени сознания, сопротивляемость нервов должна возрасти до уровня, позволяющего выдержать это божественное сознание без вреда для тела. Сейчас ты не готов к Посвящению. Ты еще не научился руководить божественной творческой силой внутри своего тела. А без контроля на физической плоскости, сознание этой силы на духовном очень опасно. Достигнув высшего уровня духовного сознания и получив контроль над этой силой, ты можешь нанести себе огромный вред, если проведешь её в свои низшие нервные центры. В этом случае твое сознание опустится ниже, чем оно было. Пробуждение сознания должно начаться на низшем уровне, тогда ты будешь проводить в тело только силы, соответствующие уровню твоего развития, которые твои нервы выдержат без вреда для себя, так как они имеют достаточную сопротивляемость и…

Тут где-то трескнуло короткое замыкание, что-то щелкнуло, голос зашипел и пропал. Почти под боком захихикали девушки, и чей-то знакомый бас сытным матом отослал подальше нескольких незримых оппонентов.

Это вернуло меня к жизни.

Гипнотическая история о Посвящении запудрила мозги так, что я на некоторое время перестал соображать. Добрый бред о Посвящении был знаком, подобное мне где-то не так давно встречалось. В другой раз и в другой обстановке эта тема вызвала бы у меня обильное мысленное и словесное cacaturio (испоражнение). Люблю, знаете ли, иногда пофилософствовать по поводу и без. Но сейчас, когда трудно было понять, что происходит и где я, от вида этих дурацких пирамид кружилась голова и тошнило.

Так ни разу не пошевелившись, я с радостью заметил, что темный пугающий пейзаж медленно растворяется, словно туман. А на смену появляется знакомый зеленый остров и загорелые ноги обступивших товарищей.

С диагнозом солнечный удар и переутомление я был возвращен на корабль и уложен в сухое прохладное место. Остров осмотрели без меня и ничего, кроме необычно яркой зелени, не нашли. Я пролежал весь день, без обеда и ужина, размышляя сколько мудрости требует от новичка любое плавание.

Мудрость мудростью, а как на следующее утро после выздоровления я выпал за борт, совершенно не ясно. Стоявший на марсе и тот не приметил. Качнуло, верно, как следует, и я скатился с палубы никем не замеченный. Да и сам я, признаться, узнал о том лишь через сутки, когда был выловлен командой с другого корабля. В море Бахуса мы не одни, всегда найдется кто-нибудь, кто подымет на свой борт.

Нахлебался я в открытом море с непривычки изрядно. Откачивали долго.

Еще с неделю я провалялся в отведенной каюте, попивая капитанский портер, потом учился делать счисление мест и нетрезвым глазом глядеть на буссоль. Здесь этому отводилась не последняя роль, команда не первый год плавала вместе.

Вечерами, когда я оставался один, мечты и размышления печальные, как серая от грязи тюль, окутывали меня. Мысли о былых странствиях, кругосветных путешествиях и Великих капитанах овладевали сердцем.

Питая этот трепетный огонь, я вспоминал имена, покинувших родной дом, чтобы жить морем. Пусть порой не по своей воле, но они видели дальние берега, вдыхали грудью настоящую свободу. Я повторял имена, и казалось, будто знал их, плавал на одном корабле, тонул, захлебываясь одной волной. Френсис Дрейк, Генри Морган, Франсуа Лолоне, Уильям Кидд, Бартоломео Португалец, Ван Хорн и беспечный Пьер Француз… Где же вы? Неужели ваши корабли навеки легли на дно и рассыпались в прах? Не верю, не может быть.

Я качался в гамаке тихих дум о смелых, бесконечно отважных и безрассудных Великих капитанах, об их Великих открытиях и приключениях, и было немного странно и грустно, что это полузабытое прошлое, я верчу в руках как малый обломок великого корабля жизни и медитирую на нем, читая нескончаемую мантру имен. Корабль, уносивший нас сейчас, был тот же.

Что еще? Ламир тринкен а глезеле вайн! Давайте выпьем стаканчик вина!

Однажды утром, когда я еще не решил, продирать оба глаза или один, капитан приютившего корабля зашел предупредить, что уже третьи сутки мы дрейфуем. У нас закончились даже запасы непресной воды и еды, отчего вся команда немедля растаяла в воздухе и нас осталось двое. Собравшись духом, посовещавшись, мы решили обратиться за помощью к знакомым и незнакомым духам.