Пространство любви

– А… да, – она провела рукой по лицу, отгоняя странные мысли, навеянные музыкой и нетипичным поведением сына. Новый знакомый оказался обладателем множества незаурядных талантов. Помимо того, что он блестящий танцор, он еще и неплохой пианист, и похоже, педагог. Или психолог. Насколько, конечно, может судить об этом Ксеня. – Он звонил, собирался прийти в одиннадцать, но мало ли…

Евгений вышел в прихожую. Руслан задержался возле пианино, погладил лакированную крышку, резные завитушки, украшавшие переднюю панель.

– Спасибо вам, – сказал он.

– Тебе спасибо. И как тебе это удалось?

– Что? – он удивился.

– Да вон, – Ксеня кивнула на Сашку.

– Не знаю, – Руслан пожал плечами. – Просто я спросил, можно мне поиграть, – он и разрешил. Правда, Сань?

– Правда, – сказал Сашка и спросил: – А ты еще придешь?

Ксеня даже оторопела – настолько непривычно было слышать смелый и твердый голос сына.

– Обязательно, – сказал Руслан. – Если мама не будет против.

– Не будет, – поспешно, может, даже, слишком, сказала Ксеня. – Приходи. Только звони сперва.

– Вот-вот, – отозвался из прихожей Евгений. – Теперь надо быть осторожней. Бедный Пахан! Он этого не переживет. Ой, извини, Ксень, – спохватился он, наткнувшись на гневный взгляд. – Но у нас с ним старые счеты. А то, что Руслана ему лучше не видеть и не слышать, так это очевидно.

Ксеня мрачно посмотрела на него, но воздержалась от ответа.

Увы, на этот раз Евгений говорил правду.

V

– Мама, я завтра в садик с дядей Русланом пойду, да?

Ксения укоризненно посмотрела на подпрыгивающего от возбуждения сына.

Ты замучил дядю Руслана. Хватит того, что он тебя приводит и спать укладывает.

Пухлые губы знакомо надулись и поползли вниз. В кухню всунулся Руслан.

– Ну, ты где? Спать идешь?.. Это еще что такое? – он присел перед Сашкой. – Почему слезы? Что случилось?

– Хочу с тобой в садик, – Сашка стал тереть ладошкой нос и глаза.

– Ну и пойдем, я ж сказал. Чего ревешь-то?

– Мама не пускает…

– Почему?

– Выспался бы ты лучше, – сказала Ксеня.

– Я нормально высыпаюсь, – он взял Сашку за руку. – Пошли спать. Мама отпустит.

Ксеня вздохнула, поморгала, смахивая слезы, набегавшие всякий раз, когда она думала о Руслане. И о себе. Думы были все больше невеселые. Неужели Женька прав, и она самым постыдным образом влюблена в Руслана? Двадцатипятилетняя женщина в семнадцатилетнего мальчишку? Вздор, какой-то.

Да нет же, нет! Просто этот мальчишка… умеет легко и просто, как никто другой, держаться в ее доме. Он – единственный, кому удалось приручить Сашку. И пианино. Но никому – никому! – не удавалось и не удастся приручить саму Ксеню. Тем более, мальчишке.

Она сменила кассету в примолкшем магнитофоне, выключила вскипевший чайник, накрыла стол на двоих. Вот уже месяц, как уехал Пашка. А Ксеня считанные разы ужинала одна. Всегда был еще кто-то из их компании. Чаще – вся целиком. Или почти целиком. Женька, Света, Костик. Из города приезжали Томка с Игорем. И Руслан – новый, но неизменный теперь член их компании, естественно вписавшийся в нее, несмотря на молодость. Первую неделю сидели ночи напролет, разбредались к утру – кто на работу, кто куда. Потом ослабели. К полночи уже кто был дома, а кто ложился спать в зале на диване или на полу, если не хватало места.

С давних пор квартира Ксени служила местом общественных сборищ.

Нечто, вроде постоянно действующего светского салона. Раньше его хозяйкой была мама Ксени, милая и тихая женщина, обладающая удивительной способностью притягивать к себе людей. Их всегда было много. Редкий вечер проходил без того, чтобы хотя бы на часок не заглянул кто-нибудь из друзей родителей, а позже – и из школьных приятелей Ксени. Многие удивлялись, как же можно успевать работать, вести хозяйство и каждый вечер принимать гостей? Но мама успевала все. Кроме одного. Как она, смеясь, говорила: “У меня хватает времени на все, кроме музыки”. И это притом, что она проводила за пианино большую часть суток, работая преподавателем и аккомпаниатором в музыкальном училище.

После ее смерти дом опустел. Ксеня с отцом жили тихо и грустно.

Потом появилась Марина – почти ровесница Ксени, старше ее всего на пять лет. Ксеня быстро подружилась с мачехой, но та не смогла долго прожить в их квартире, неизвестно от чего все время плакала, жаловалась, что “дом ее не любит”, и, в конце концов, уговорила отца уехать куда-то на Волгу, где жили родители Марины. А Ксеня осталась полной “маленькой хозяйкой большого дома”, который очень скоро перестал быть пустым, наполняясь по вечерам новыми, университетскими и старыми, еще школьными, друзьями Ксени, унаследовавшей от матери талант привлекать людей.

Одним из завсегдатаев, душой, можно сказать, компании, был Пашка. Он хорошо пел, играл на пианино и на гитаре, великолепно рассказывал анекдоты и мог спародировать кого угодно, начиная от друзей и преподавателей и кончая известными артистами и политиками. Неизменно веселый, горделивый и задиристый, он любил изображать блестящего молодого человека безукоризненных манер и воспитания. Несмотря на суровый быт общежития, рубашки его всегда были белоснежными, костюм – идеально отглаженным, а ботинки – тщательно вычищенными. И обязательной принадлежностью его туалета являлся галстук.

Его соседом и чуть ли не самым лучшим другом был Женька. Внешне он являл полную противоположность элегантному “денди” Пашке, как, впрочем, и любой другой рядовой студент, живший в общаге. Одежда, осанка и прическа мало заботили высокого и немного нескладного Женьку. Но, по слухам, половина женской части курса мех-мата тайно тосковала по нему, привлеченная большими мечтательными глазами и какой-то возвышенной романтичной одухотворенностью, которая неуловимо присутствовала во всем его облике. Увы. Для Женьки очень скоро перестали существовать девушки. Все, кроме одной. Сердце его раз и, похоже, навсегда было отдано Ксене.

Это очень недолго оставалось тайной. Тем более что все, попадавшие в ее дом, с первого или со второго взгляда влюблялись в хозяйку. А она совершенно одинаково светло и мило смотрела на окружавших ее мужчин, даря всем надежду и равные шансы. Правда, глаза ее умели не только ласкать теплом, но и обжигать льдом. Ее сравнивали с домашней кошкой – мол, можно дрессировать собак, львов и тигров, но попробуй-ка, заставь мурлыкать кошку, если она того не хочет!

Одни уходили, другие оставались. За год сколотился костяк компании, оставшийся до сегодня – Женька, Пашка, Костя, школьный еще приятель. Светка с Тамарой – одногруппницы и соседки. Тамара с семи лет танцевала, и с ее подачи все увлеклись танцами и достигли некоторых успехов. Тут же к ним присоединился Игорь, тоже бывший воздыхатель Ксени, ныне Тамарин муж. Так и жили. Собирались по вечерам, делали сообща уроки, пели песни, бродили ночами по городку, а потом кто-то шел домой, а кто-то оставался ночевать… С тех пор, как умерла мама, Ксеня не любила одна оставаться в своей квартире.

Чаще всех оставался Пашка. И вскоре стало известно, что Ксеня выходит замуж. За него. Известие смутило компанию. Почему-то всем сразу стало грустно. Вроде, все обстояло по-прежнему. Расписываться они не стали, и Пашка только перенес свои вещи к Ксене. И стал хозяином.

Вечеринки продолжались, но стали реже. Пашка бросил университет и поступил в муз, училище. Стал сколачивать нечто вроде ансамбля. Новая компания не соединилась со старой, держалась особняком. Потом родился Сашка, болезненный и слабый, с первых своих дней не выносивший звуков пианино. Пашка стал нервным, подолгу не появлялся дома. Старые друзья стали вызывать раздражение. И подозрения. Последней каплей стал его окончательный разрыв с Евгением. Что там было – Ксеня не знала, но с тех пор она вынуждена была встречаться с членами бывшей теплой компании тайком, особенно с парнями. Единственным человеком, который мог, как-то еще общаться с Павлом была Света. Дом опять опустел и наполнялся ставшими уже почти родными Ксени людьми только в дни Пашкиных поездок. Он знал об этом, но терпел, периодически высказывая Ксене, что ему, мол, все равно, пока он ничего не знает. Но если он что-то узнает! – тогда все.