amore a febbraio

Ему почти больно, когда она приподнимает бедра, чтобы залезть повыше, и задевает его, Драко прикрывает глаза и выдыхает, а она смотрит на него все также хитро. Управляет ситуацией даже сейчас, когда ему должно казаться, что она полностью в его власти.

Он отвечает ей на поцелуй, не смея отказать, сразу же запускает руки под юбку платья и тратит несколько долгих мгновений, чтобы среди вороха мыслей выцепить ту, что бессовестно кричит — она в той одежде, что он подарил. Это, господи боже, приводит его в неописуемый восторг, но вот церемониться он не хочет, сразу же стаскивая ткань с бедер.

И целует-целует-целует везде, Драко всюду, на каждой родинке, маленьком шраме или неровности её кожи. Её плечи покрыты маленькими веснушками, и он намерен запомнить каждую. Абсолютно всё, что для него — Гермиона Грейнджер.

Начавшийся за окнами дождь бьет по стеклу, туфли на каблуках падают с глухим стуком, но они слишком заняты, чтобы обратить на это внимание. Она в красном белье. Цвете гребанной любви, и Драко отчаянно пытается не сорвать его сразу.

Гермиона снимает с Малфоя рубашку, поэтому он отстраняется, чтобы стянуть ту по рукам, хотя ей уже не грозит снова оказаться на его вешалке, ведь девушка сорвала все пуговицы. Драко готов позволить ей сделать с ним все, что угодно, лишь бы она не уходила. Если она передумает, весь его мир просто самоуничтожится.

Грейнджер осматривает его грудь, раскрашенную уже давно зажившими ранами от старого заклинания, тянется ладонью, и короткие ногти царапают его. Малфой тут же практически падает на неё и толкается вперед, вырывая тихий стон.

— Драко… — его имя, произнесенное ею. Такое простое, короткое — всё для него. А ей нужен лишь он один, любое другое казалось бы чужим, мерзким на вкус. Она пробует его снова, выдыхая в губы. — Драко.

И вся вселенная замедляется, чтобы дать ему почувствовать тот вкус сладости, когда она произносит его. Углубляет поцелуй, чтобы чувствовать её без остатка, всю, и тянется к спине, чтобы убрать такое лишнее, пусть и красивое, белье. Она выгибает спину, касается промежности его эрекции в брюках снова, а он рычит.

Гермиона его убьет, а ей это только нравится. Ловким движением Малфой расправляется с застежкой, и мысль, что он проделывал это уже тысячу раз, приносит боль, о которой она тут же забывает, стоит ему губами зажать сосок, а пальцами руки обвести второй. Грейнджер подставляет грудь для него, поджимает пальцы на ногах.

“Только не останавливайся.”

Он нежен, аккуратен, но страсть, что их поглощает, все равно вырывается наружу в том, как до боли он стискивает второй рукой её талию. Как же ей хочется, чтобы там остались синяки. Драко втягивает кожу на груди, кусает и заставляет её тихо вскрикнуть, балансируя где-то между удовольствием и болью.

Ему нужно оставить на ней воспоминания об этой встрече не дымкой поцелуев, реальные следы, настоящие. И кожа краснеет, а он довольно улыбается. Спускается ниже, проводит под грудью, а руками очерчивает стройные бедра. Они еще идеальнее, чем он мог себе представить.

И как бы не хотелось любоваться ей в алом, как его сердце, обливающееся желанием её иметь, кружеве, он тянет трусики вниз. Гермиона поднимает ноги, пытается зацепиться за него, но после очередного поцелуя чуть ниже пупка сдается, откидывается и стонет. Так, что любая музыка кажется Драко чем-то недостаточным.

Её волосы на всей его подушке, губы красные то ли от того, как она их кусает, то ли от поцелуев. Обнаженная, горячая, под ним. Она не позволяет ему прикоснуться к себе между бедер, тянет наверх и целует. А руками спускается по груди и накаченному прессу к ремню.

Драко признается себе, что нечестно все еще быть одетым, когда она открыта перед ним вся, поэтому разрешает расстегнуть ремень и молится, чтобы не закончить все здесь и сейчас. Гермиона стаскивает пятками его брюки, но не торопится, медлит и мучает его.

Целует в шею, в мочку уха и заставляет теперь его стонать, улыбаясь. Черт побери…

Когда Грейнджер опускает ладонь ниже, обхватывает его член рукой, он видит перед глазами звезды. Она двигается куда увереннее, чем он мог бы ожидать, но нет ни единой мысли, чтобы винить её в этом. Снова и снова руками скользя по коже её ног и ребер, Драко старается не толкаться в её маленькую руку, а когда она проводит большим пальцем по головке, просто упирается лбом в грудь.

— Если ты продолжишь в том же духе… — шепчет он.

— То, что? — хитро отзывается она, дразнит.

— То все закончится раньше, чем я планировал.

Малфой припечатывает обе её руки к подушке над головой и смотрит в распахнутые глаза, блестящие похотью. Пальцами очерчивает живот поперек и смотрит, как она горячо дышит от этого движения. Еще раз, чтобы она вздохнула соблазнительно сладко. Ниже, по внутренней стороне бедра, чтобы она закрыла глаза и подалась вперед.

Возможно, она умоляла его в своих мыслях. Но он заставит её чуть позже попросить вслух. Сейчас он спускается к краю кровати и за ноги подтаскивает её к себе. Наслаждается тем, как эти два карих омута следят за ним из-под опущенных густых ресниц.

Целует медленно сначала лодыжку, оставляет мокрые следы на коленях, касается уже губами внутренней стороны бедер, новый засос появляется почти сразу же, и он довольно ухмыляется как мартовский кот. Гермиона снова стонет, стискивает простыни, но пока что довольствуется гордостью, чтобы попросить о большем.

Двумя пальцами Драко проводит по её мокрым складкам, вибрации его рычания распространяются по коже, он проводит вверх, задевает чувствительный клитор, и она дергается, кусает нижнюю губу практически до крови. Малфой повторяет движение, ловя каждое движение девушки перед ним. Упряма настолько, что старается заглушить стоны.

Он снова дергает её на себя, чтобы не позволить укусить уголок подушки, и, наконец, целует центр её наслаждения, срывая самый долгий стон, что он только слышал. Гермионе на мгновение кажется, что она в раю, но потом, когда Драко начинает целовать её там, между ног, также, как секунды назад целовал её губы, понимает. Это лучше, чем в раю.

Он обводит языком клитор и сосет его медленно, мучительно медленно для неё, она зарывается пальцами в его волосы и тянет, одновременно пытаясь отстранить и моля, чтобы он не останавливался. Возможно, вслух, она уже ни в чем не уверена. Для неё остаются только звуки, которыми он наполняет комнату, скользя языком между половых губ и то и дело проникая внутрь, и легкий стук капель дождя по стеклу.

Она дергает его за волосы, когда он проникает одним пальцем внутрь. И ей, может быть, было бы немного стыдно за то, что она так течет для него. Драко поворачивает голову, глубже, еще сильнее, комната перед глазами плывет.

И продолжает посасывать её клитор, пока наслаждение не накрывает её с головой. Гермиона не станет кричать, не станет, абсолютно точно, да, не для него, она никогда не… едва освобождение настигает её, она громко, чересчур, стонет и выгибается дугой.

— Еще, еще, еще, пожалуйста, — кричит невнятно она, а он не смеет ей противиться, добавляя второй палец и сгибая его внутри. — Черт…

Она вкусна как мед, он будет жить только ради этого вкуса. И картины, как она тянется к нему и рассыпается на кусочки от его губ и пальцев. Грейнджер кончает впервые и не может дышать. Он не может остановиться, даже когда знает, что она слишком чувствительна.

— Блять, ты… — стонет ей Драко в ответ, снова целует, снова лижет, слушая её вздохи и бормотание. Ему просто так нужно слышать свое имя, летящее от неё, нужно видеть каждую эмоцию на лице. Она просит его о большем, пока не достигает второй разрядки чересчур быстро. Не пытается вспомнить, когда была на седьмом небе от таких ощущений, потому что не была.

Гермиона оттаскивает его за волосы, и притягивает к себе, как только все вокруг снова приобретает очертания, и целует, возможно, пытаясь отблагодарить хотя бы так. И пока вкус собственного возбуждения играет красками на кончике языка, снова сжимает ладонью его член.