Ночники

   Он замер, пригвождённый к месту внезапным осознанием. Это же не человек! Это, как в фильмах про озорных детей или про побег из тюрьмы, ком из одеял и подушек. С пришитыми к ним волосами. Волосы выглядели настоящими; зрелище это травмировало Вадима до глубины души. Он ясно видел лежащие на столе серёжки и телефон, видел спирали пурпурных локонов, воссозданных из чего-то пока неизвестного с небывалой точностью, но при всём при этом не мог не доверять собственным ощущениям.

   Сжимая швабру перед собой, Вадим вошёл в купе. Чертовщина какая-то. Ерунда. Такого просто не может быть. Звери ринулись в атаку... и вновь оказались на своих местах, когда парень резко повернул голову. В замкнутом помещении царил запах нафталина и подпаленной шерсти.

   И в тот момент, когда он ступил внутрь, когда протянул потную ладонь и потрогал завёрнутое в пододеяльник нечто, никак не могущее быть живым человеком, он почувствовал мягкий толчок. Будто льдина, не в силах противостоять стихии, разделилась на несколько мелких. Будто кусок мела в руках разломился надвое. Вадим смотрел в окно и видел, как земля ушла вниз. Лес, похожий на спутанный клубок чёрной пряжи, последовал за ней, осталось только небо, исчерченное почти видимым ветром. Однако никакого ускорения он не чувствовал. Вагон всё так же мягко покачивался, издали доносился гудок локомотива. Словно ослик богини Юноны, которого она отправила с посылкой к небесному своему мужу, ослик, который перешагивает горы и галопом преодолевает степи и пустыни, и вот уже скачет по облакам. Увидев лес далеко внизу, Вадим почувствовал, как к горлу подкатывает ком тошноты.

   Дверь позади вдруг пришла в движение и захлопнулась с характерным звуком. Обернувшись, проводник взялся за ручку и, дёрнув, осознал, что она заперта. Рядом мерцал красный огонёк. В новых купе используются магнитные карты, позволяющие запереть купе снаружи. Их положено выдавать пассажирам, но проводники решили, что те прекрасно без них обойдутся. Светка верно заметила, что после первого же рейса они не досчитались бы четверти карт.

   Видно, пропавший Ной Владимирович побывал у них в купе и позаимствовал всю колоду, а потом, увидев, как Вадим входит туда, куда, по его мнению, ему не следует входить, решил запереть проводника внутри. Значит, ему есть, что скрывать. Света, - вдруг подумал молодой человек. Она должна была проснуться, когда таксидермист проник в служебное купе. Карточки лежали... кажется, в конверте на столе, среди собранных сразу после отправления билетов и ведомостей.

   Вадим Пономарёв почувствовал, как страх поднимается по артериям, мешая думать. Он словно наяву видел, как на чернявую голову Светы, уткнувшейся носом в подушку (она спала на нижней полке), падает тень. Нужно как-то вернуть ситуацию в свои руки...

   Странный пассажир заранее знал, как всё будет. Всё спланировал. Вадим уставился в окно, где вагон прошивал тучи. Серая плотная масса, казалось, вот-вот вступит в диффузию со стеклом. Неужели никто не видит? Время позднее, но должен найтись хотя бы один пассажир, который не спит и смотрит в окно... Только ли их вагон решил стартовать к звёздам, или весь состав? В таком случае, должны найтись более компетентные люди, которые так или иначе сумеют взять ситуацию под контроль. Что может сделать он - маленький, беспомощный человечек?

   Вадим прикрыл лицо ладонью: внезапно, как монетка из кармана прохожего, выпал из-за горизонта рассвет. Солнце полыхнуло, не выспавшееся, красное, удивительно маленькое, одетое в жидкие облака, как в сорочку, и почти сразу исчезло, когда вагон завертелся, ввинчиваясь в пустоту. Проводник смотрел в окно, будто губастый австралийский туземец в телевизор. Обеими руками он держался за верхние полки, не испытывая при этом ни ускорения, ни центробежной силы, однако неожиданно почувствовал давление на барабанные перепонки. Рёв двигателей ударил по ним, словно шутник-старшеклассник, подкравшийся сзади и врезавший по голове толстенным учебником. Облака остались далеко внизу, край их выгибался далеко впереди, как натянутый лук.

   "Прозреваю", - это слово родилось в глубине сознания и постепенно выплыло на поверхность. Это какой-то правительственный эксперимент. Хотели, чтобы я думал, что бесполезнее меня нет на свете... проводник в купе - ну что это за занятие? Чтобы я был несчастным. Но сейчас иллюзия исчезает. Кончается действие инъекции, которую они влили мне в кровь.

   Там, за окном, переливались грани космоса, соединяясь в знакомые созвездия. Вот Большая Медведица, вот Лев, а вот Кассиопея, возглавляемая Кафом. Знакомые ещё по детским книжкам, но в то же время... какие-то другие. Будто смотришь под другим углом. Зосма и Альджеба чуть ближе друг к другу, чем полагается. Земли не видно. Возможно, её можно увидеть в окно из коридора, но почему-то Вадим был уверен, что родная планета осталась в миллионах световых лет позади. Может, и вообще нет уже никакой Земли. Может, воспоминание о ней сродни фантомным болям в отрезанном давным-давно пальце.

   Пономарёв с трудом вспомнил, как дышать, а сделав судорожный вдох, понял, что не касается ногами пола: невесомость запрыгнула на подножку уходящего поезда. От стены к стене дрейфовали различные предметы. Губная помада. Кусок проволоки. Чьи-то очки. Теперь, когда мир перевернулся с ног на голову, приходилось чуть ли не сознательно восстанавливать контроль над функциями организма. Оседлать восторг. Он же мечтал об этом всю жизнь! Бороздить космические пространства, быть частью чего-то большего...

   Кто знает, может, здесь всё будет иначе?

   Все эти годы Вадим чувствовал фальшь - всё, к чему он прикасался, готово было расползтись под пальцами, как кусок испорченной рыбы. Почему этого не случилось раньше? - думал он теперь - Столько лет насмарку... десятки потерянных лет, которые можно было потратить на обучение управлению звездолётом и тонкостям работы схем бортового компьютера.

   Он услышал скрежет когтей о кашемировую обивку полки и с раздражением посмотрел наверх, на звериные чучела, которые не были больше чучелами. Собственно, и полка не была больше полкой. Он поднял руку и оставил на стекле сферического купола-капли следы пальцев. Там дремали звери, карликовая лошадь, кошка и ещё какие-то; их черты были искажены изгибающимся синеватым стеклом, будто остывающим на полке в мастерской стеклодува.

   Ковчег, - решил Вадим. - И я тоже. Только проснулся. Он посмотрел вниз, туда, где купол такой же капли был поднят, открывая укромное пространство, похожее на несимметричную, вытянутую соту. Поверхность обтянута чем-то, напоминающим резину или блестящую, навощенную кожу. Пахло ментолом. Если вся жизнь - просто искорка пробуждающегося сознания, за доли секунд разгоревшаяся в костёр, встаёт резонный вопрос. Кто я на самом деле?

   И вот он ответ, на блюде, напрашивается сам собой.