Страница 34 из 39
…Смахнув непрошеные слёзы, Гаухар опять склоняется над своими книгами. Она о многом прежнем забыла теперь, но книги остались верными её друзьями. Они помогают ей смягчить остроту горя. Слава богу, и память не изменила ей: она закрепляет не только печальные стороны её жизни, но и всё то, что прочитано в книгах, в учебниках, ведь экзаменаторам нет дела до того, что творится в душе Гаухар, им нужны точные ответы на вопросы.
Снова и снова её тянет к открытому окну. Она не видит ни людей, ни машин. Пытается нарисовать в воображении картины своей безрадостной жизни. Её пугает жизнь без любимого человека, без близких родственников. В родной деревне остались только бывшие соседи. Но соседи, как бы ни были они хороши и отзывчивы, всего лишь соседи, к ним не обратишься с такой болью, какую она носит в сердце. Если бы мать была… Гаухар ничего не пожалела бы оставить в городе, уехала бы в деревню к матери…
Гаухар мельком взглянула на часы. «Э-э, успеть бы на консультацию». Она закусывает наспех, собирает книжки, приводит себя в порядок перед зеркалом, одевается – вот и готова! Она словно бы встряхнулась, что-то сразу посвежело у неё в душе. Экзамены не шутка, надо забыть всё лишнее, что мешает ей сосредоточиться.
Вот эта появившаяся у неё внутренняя стойкость и смущает Джагфара. Он не может представить, чего можно ожидать от Гаухар, что у неё на уме.
До института не близко. На улице – солнце, жара. Даже асфальт размяк, ступаешь как по ковру. А народу – словно весь город вышел на улицу! Куда спешат, куда бегут? Впрочем, у каждого свои заботы. Ведь и Гаухар не ради прогулки вышла из дома.
Сойдя с троллейбуса, она немного прошла по самой оживлённой улице – Баумана, затем свернула на Булак. Отсюда недалеко до базара, народу тоже хватает. У большинства в руках хозяйственные сумки, – сразу видно, что на рынок спешат, там, наверно, уже появилась свежая зелень.
Вот и знакомое здание института. Студенты дневного отделения уже разъехались на каникулы. В институте хозяйничают заочники. Они постарше «очников», некоторые уже отведали трудностей жизни, они не бегают по лестницам наравне с молодёжью, ходят степенно, как бы сберегая силы.
Гаухар провела на консультации два часа. Не отрываясь от тетрадки, записывала лекцию преподавателя. Она пишет быстро, почти со скоростью стенографистки. Преподавателю задавали много вопросов, Гаухар старалась точно записать и ответы на эти вопросы.
Впереди оставалось достаточно свободного времени. По автомату Гаухар позвонила на квартиру Галимджана-абы, не уверенная, что кого-либо застанет дома. Но Рахима-апа взяла трубку.
– Я не помешаю вам, если зайду? – спросила Гаухар.
– Что за разговоры! Мы с Галимджаном вчера вспоминали тебя. Приходи, приходи, буду ждать. Галимджан на работе.
Через каких-нибудь полчаса Гаухар уже поднималась по знакомой лестнице. В коридоре сумрачно, прохладно, – наверно, оттого, что пришла с солнечной, жаркой улицы. Гаухар нажала беленькую кнопку звонка. Рахима-апа, словно за дверью стояла, сразу же открыла.
– Проходи, проходи, Гаухар, садись! Что, очень жарко? Я не была сегодня на улице.
– Да, печёт, даже на теневой стороне духота.
У Рахимы уже и стол накрыт, и самовар пыхтит на столе. Хозяйка налила полную чашку обжигающего чая.
– Ешь, пей, Гаухар, не стесняйся. Вот попробуй домашний торт, сама испекла вчера, уж не знаю, что получилось. У нас были гости из Зелёного Берега – сестра Галимджана Бибинур с дочкой. Вчера же отправились на курорт, куда-то к Чёрному морю.
– Дочка-то большая?
– Седьмой класс окончила.
– Разве можно в санаторий с детьми?
– У Бибинур оказались знакомые неподалёку от санатория. А питание и лечение по курсовке.
– Торт очень удался, – похвалила Гаухар. – Вы большая мастерица, Рахима-апа.
Хозяйка даже зарделась.
– Ну, какая там мастерица! Некогда хозяйничать. Много набрала уроков в школе. Но сейчас уже полегче стало. Скоро совсем буду свободна.
– Отдыхать поедете?
– В конце июля. Раньше путёвок не было.
Так они и коротали время. Гаухар была рада потолковать о разных мелочах – всё же забываешься немного. Но вот упомянули о путёвках – и Гаухар вздохнула. Есть ещё люди, которые думают о путёвках… А что будет с ней, когда сдаст последние два экзамена? Что делать? Куда девать себя?.. Сколько ни сдерживай сердце, всё равно болит. Гаухар пробовала утешить себя: «Не только у меня нелады с мужем, бывают и у других». Какое уж там утешение, сердце то замрёт, то опять болезненно заноет.
От Рахимы-апа трудно что-либо скрыть.
– Гаухар, – заволновалась она, – опять погрустнела? Я понимаю, несладко тебе. Всё-таки держись… Перемен к лучшему нет?
– Какое там к лучшему, Рахима-апа! Джагфар совсем чужим стал… Иной раз не глядела бы на белый свет! Не знаю, на что и решиться. Одной страшно оставаться, но и так больше нельзя. Вот и хотела спросить совета у вас, у Галимджана-абы. Больше ведь не с кем посоветоваться…
– Утром Галимджан предупредил: если ничто не задержит, вернётся к половине пятого. В случае задержки позвонит. Всё жду звонка… Ага, вот и звонок! Будто подслушал нас Галимджан…
Рахима вышла в переднюю. Из её разговора Гаухар поняла: у Галимджана-абы сегодня производственное совещание. Он передаёт Гаухар привет. Если может, пусть подождёт до девяти часов, не позже, чем до половины десятого. «В случае чего, перенесём разговор на завтра».
Кончив разговор, Рахима вопросительно посмотрела на Гаухар.
– Ждать я не могу, – вздохнув, сказала Гаухар, – пойду домой. Послезавтра у меня предпоследний экзамен. Надо как следует отдохнуть, подготовиться. Значит, и завтра не сумею прийти. Если разрешите, наведаюсь, как только покончу с экзаменами. Не знаю, право, как у меня получится. Никогда не сдавала так мучительно…
– Ничего, не волнуйся, Гаухар. И нынче сдашь. Ты ведь способный человек. Как только освободишься, сразу же приходи. Посоветуемся все вместе.
Перед уходом Гаухар стояла у дверей, в замешательстве перекладывала из руки в руку сумочку.
– Значит, Бибинур-апа вчера уехала?.. Жаль, не знала я. Надо бы повидать её… – Зардевшись, Гаухар решила наконец спросить о главном: – Рахима-апа, вы помните… я просила… Вам не удалось встретиться… ну, посмотреть на эту… Фаягуль Идрисджанову?
Рахиму, конечно, не удивил этот вопрос, – женщины хорошо понимают друг друга. Наверно, Гаухар и пришла-то главным образом для того, чтобы узнать, удалось ли Рахиме-апа выполнить своё обещание.
И та с готовностью ответила:
– Да, да, Гаухар, кое с кем перемолвилась о Фаягуль. И с ней пыталась заговорить. Кое-что узнала. Не от неё, конечно. Сама-то она очень скрытная. И глаза у неё неприятные – так и бегают. Ничего она не сказала мне, отделалась общими словами да загадочными улыбочками. Завуч вашей школы плохо отзывается о ней: легкомысленно ведёт себя, манкирует уроками. И коллеги её такого же мнения. Сейчас она за границу поехала. Туристическую путёвку ей достал родственник – Исрафил Дидаров. Вот и всё, милая. Более подробно расспрашивать как-то неловко было.
Гаухар поблагодарила и распрощалась. Она, собственно, и не ждала ничего особенного от сообщения Рахимы. Просто хотела проверить своё мнение о Фаягуль.
Жара немного спала, дышалось легче. Теперь приятно было пройтись по теневой стороне улицы.
Она скользнула взглядом по витринам магазинов, по театральным афишам. Летом в Казань часто приезжают на гастроли столичные артисты, певцы и музыканты. Раньше она находила время посещать театр, и Джагфара, бывало, уговорит. А сейчас она равнодушно читала афиши.
Проходя через сквер, Гаухар решила передохнуть. Присела на одну из свободных скамеек чуть в стороне от центральной аллеи. Отсюда ей виден угол университета и просматривается почти вся главная аллея. На скамейках, разложив книжки и тетради, сидят студенты. Гаухар невольно улыбнулась. Сразу видно, что заочники. Многие из них приехали из других городов, из сёл. Им даже заниматься путём негде. А в сквере при хорошей погоде в эти часы хорошо: тихо, много воздуха и света – занимайся, сколько хочешь. Впрочем, это только со стороны легко смотреть: сидят люди спокойно, погрузившись в книги и тетради. Но ведь у большинства, если не у каждого, кроме учёбы есть и другие заботы. Вон молодая женщина, – наверно, и тридцати нет, – склонилась над тетрадью, развёрнутой на коленях, а рядом, на той же скамейке, спит её ребёнок, завёрнутый в пикейное одеяльце. Вероятно, издалека приехала на экзамены молодая мать, дома ей не на кого оставить ребёнка. Лицо у неё миловидное, сосредоточенное, а одета она очень скромно, видно, нелегко живётся бедняжке. Жалуется ли она кому-нибудь на свою жизнь? Скорее всего молчит. Ведь люди, взвалившие на себя такую тяжесть, обычно упрямы, настойчивы. Что ж, когда-нибудь минуют их трудные денёчки, жизнь улыбнётся им. Только вряд ли кто поведает об их мужестве, о том, какой ценой досталось им счастье. Ведь люди, которым без лишений и хлопот давалось образование, пожалуй, скажут: «В чём тут героизм? Снаряды над головой у студентов не рвутся».