Страница 3 из 4
День летит быстро, вот и ужин, вот и расставание. Прощаясь, говорили друг другу: «До встречи», – уверенные в том, что встреча состоится. Кто ж думает о плохом? Думает. Конечно, думает. А верит в лучшее, что проснётся завтра, и послезавтра… и будет так всегда. Не принимает сердце мысль о смерти, гонит прочь, но… Вот и Фира не пришла, и Сени не видно. Тяжёлые это дни. Горечь к горлу подступает, петлёй сжимает – страшно и больно в часы, когда нет никого рядом.
Кто придумал, что одуваны-одуванчики ничего не чувствуют? Не правда! Ох, как чувствуют! Дрожат на высохших стебельках убелённые сединами головы, колышутся от любого дуновения – от перемены погоды или новости нежданной. Истончали сосуды, колет сердце, ноет душа, каждой клеткой своего увядшего тела чувствуют… пустота, одиночество, смерть… Но не сдаются, цепляются за край жизни, находя радость в самом существовании.
Иногда Люсю посещала мысль – а что, если бы селили стариков среди молодёжи. Кто-то пожалуется: «Шумно!» Кому? Слух у бабки давно не тот. Пусть балуют – мне не мешают. Наоборот, смотреть, как юные ростки распускаются, смеются, целуются, несутся на скутерах, торопятся жить – одно удовольствие! Так взяла бы и сама побежала вместе с ними. Не завидую. Радуюсь! Заряд жизненный получаю. Ваампииршаа! Люся улыбнулась. Но улыбка тут же слетела с её лица, по коридору в медицинской тележке-кровати катили куль.
«Ещё один из нашего племени», – Люсино сердце сжалось. Она забыла, куда и зачем собиралась идти. Вот и меня скоро покатят».
С чувством исполненного долга
Подруги толкали тележки в направлении церкви, той, что сразу за углом. По средам в ней выдают продукты малоимущим.
Женщины отметились в списках на входе. Галя окинула взглядом зал. Народищу! Не протолкнуться, разберут лучшее. Бабищ с Украины понаехало, и здоровенные все – жопы вон какие разъели. И ведь не старые.
«Баптистки!» – Галя произнесла слово с особым презрением. С младых ногтей для неё в слове баптист был заложен негативный смысл – изменник, раскольник веры православной. Клише это прочно сидело у неё в голове. В религиозности не замеченная, она позиционировала себя православной.
К евреям Галя претензий не имела, евреи не в счёт, у них своя свадьба. А эти – баптистки – всё лучшее тащат, руки загребущие, хуже чёрных. Бедными прикидываются, а сами на кэш работают, в домах своих живут и ещё с государства вэлфер тянут.
Такую вот обиду имела она на этих улыбчивых, оборотистых, крепко сбитых женщин.
– Люся, ты берёшь филе трески мороженной? – спрашивала Мила.
– Нет, моя кошка перестала её есть.
– Пакет в руки дают. Возьми Люсенька мне, я Додику дам – он любит.
– А это что? Мила, посмотри, – спрашивала Люся.
– Масло ореховое.
– Возьму внучке, – Люся положила в тележку два пластиковых контейнера.
– Булка, как всегда, просроченная, и язычки с яблоками тоже. А куры синие, как в СССР, пешком оттуда что ли шли?
– Ничего, отварить – порозовеют.
– Капуста твёрденькая, дай вилок возьму, Ксана нашинкует.
– Люся ты мне рецепт дашь? Капустка твоя нравится – хрустит сочненько, – похвалила Мила.
– А это в красивой обёртке что?
– Бери, потом разберёмся.
Пожилые женщины, сгорбившись, толкали тележки, доверху наполненные продуктами. Испытывали удовлетворение, будто смену отработали и зарплату получили. Есть чем порадовать близких.
– Не могу! Устала. Аж дыхание перехватило. Сердце прыгает, кровь в виски бьёт, – призналась Полина.
– Девочки, на лавочке посидим, – поддержала Мила.
Зазвонил телефон.
– Чей? – спросила Люся.
– Это сынок твой. По сто раз на день тебе звонит.
– Нет, Мила – это твой.
Мила взяла телефон: «Додик, ты? Уже подъезжаешь? Так я тебя тут и встречу, увидишь меня на лавочке. Не потащу, подъедешь и всё заберёшь. Капусту себе оставлю… Да-да. Жду».
– Вы, девочки, идите, я тут посижу, Додик подъедет и заберёт. Только колледж закончил – зарплата пшик.
– И я своим позвоню. Погода хорошая, посижу, а то тащи в квартиру, потом из квартиры, – присоединилась к ней Полина.
«Леночка, ты приедешь? Я набрала полную тележку. Может Саша приедет? Йогурты, он их любит… Как не надо? Для кого ж я это всё? Я тебя неделю не видела. Стыдно?! Что стыдно? – все таскают… Вон потянулось войско наше, не для себя, для детей, для внуков тащим. Ты меня обижаешь. Я сейчас заплачу! Что? Не слышу. Приедешь? Ну, я здесь с Милочкой на въезде».
Мила и Полина остались на скамейке ждать родных. Люся и Галя, передохнув, продолжили путь. С утра до полудня, гружённые провизией, тянулись из церкви обитатели «русского» дома.
Люся закатила тележку в квартиру, час раскладывала продукты, что в холодильник, что в подсобку. Рейна – кошара вылезла из шкафа, лезла под руки, тёрлась о хозяйку, мешала. «Сейчас я тебе вкусненькое дам, только не путайся под ногами, уронишь меня».
Опустошив тележку и разложив продукты, Люся села на диван. «Уф, будто вагон разгрузила». Она ощутила тяжесть в отёкших ногах и холод мокрой от пота, прилипшей к телу рубашки.
Сил не осталось, но на душе было радостно. Завтра сын приедет, заберёт. Сколько вкусноты набрала!
Макбет
– Люся, ты на Макбета записалась? – спросила Мила.
– На Вильяма на Шекспира?
– На него родимого.
– Нет ещё.
– А ты запишись. Все идут.
– Сто лет в театре не была…
– Тем более! И потом, Шекспир всё-таки!
– Вот именно, это меня и пугает. Измены, предательства, убийства, кровь…
– Люся, это ж Америка! У них главное – хэппи-энд! Всегда всё хорошо заканчивается. Меня недавно сын с невесткой на «Mamma Mia» сводили. Очень понравилось.
– То мюзикл, а тут Шекспир.
– То-то и оно. Шекспир – великий драматург. Билеты бесплатно. Театр знаешь какой красивый? Отвезут-привезут. Я тебя сама запишу.
К походу в театр женщины начали готовиться основательно, за месяц. Сначала личные гардеробы перемерили, затем – наряды подруг. С трудом определились, что надеть, а потому сомнения в правильности выбора остались.
Люся постриглась. Полина постриглась и покрасилась. А Мила мало того, что постриглась и покрасилась, так ещё и маникюр сделала. Галя одолжила у знакомой волнистый, огненного цвета, парик. «Галя, тебе очень хорошо. Прям красотка», – похвалила Люся.
За пару дней до спектакля примерки начались по новой – здесь вырез большой, тут жмёт, сзади складка, рукав длинноват, бусы не подходят к туфлям… Подруги пребывали в том трепетно-волнительном состоянии, которое испытывает невеста перед походом в ЗАГС. «А вдруг жених не придёт, вдруг передумает, вдруг ногу сломает, вдруг…» – закрадываются сомнения. Ничего такого «вдруг» в головы женщин не приходило, но волновались они не меньше той гипотетической невесты.
В театре подружки держались друг за дружку, чтобы не потеряться. С местами работники помогли. Усадили.
Прозвенел звонок, шум в зале стих.
Занавес раздвинулся и действие началось. С первых же минут Люсю постигло разочарование – актёры говорили по-английски. Это было настолько неожиданно, хотя и абсолютно предсказуемо, что Люся с удивлением спрашивала себя: «Как же я не подумала об этом раньше? Обязательно прочитала бы краткое содержание пьесы». О чём-то таком подумали и остальные подружки, а также большинство зрителей из «Русского дома». Мила была исключением, она владела тысячью английских слов, плюс недавнее посещение «Mamma Mia» делало её опытной театралкой.
Люся помнила краткое содержание «Короля Лира», «Гамлета», «Ромео и Джульетты», но не «Макбета». Ей вспомнился яркий образ «Леди Макбет Мценского уезда», но ничего общего с Шекспировской драмой, кроме отсылки к названию, в повести Лескова не было.