Страница 1 из 4
Юрий Вер
Одуванчики среднего запада
Русский дом
Одноэтажный комплекс, известный как «русский дом», подковой опоясывал двор, внешней стороной выходя на главную дорогу. В нём проживали люди с малым доходом, богатым житейским опытом и корочкой о высшем образовании. Встречались тут бывшие военные, профессора, кандидаты наук, поэты, врачи и, в большом количестве, инженеры. А вот дворников, разнорабочих, пастухов и доярок среди них не было, а если и были, то история «русского дома» о них умалчивает.
Существовал дом на госдотации и пожертвования еврейской общины. Название «русский» получил потому, что выходцы из бывшего СССР составляли в нём большинство.
После того, как бурный эмиграционный поток с одной трети суши иссяк, в составе жильцов дома появились китайцы, албанцы, латино и афроамериканцы – приток последних был особенно многочислен. Дом терял статус «русского». Административный персонал, состоящий из русскоязычных иммигрантов, постепенно замещался американцами.
Ещё транслировали русскоязычные каналы, ещё печатали объявления и расписания мероприятий на русском языке, ещё работала минчанка Лана – Светлана Исхаковна, опровергающая домыслы о «перестройке», а слухи о грядущих переменах тем не менее расползались.
Для пожилого человека хуже нет, чем новшества. А тут одно за другим, не переварить всё сразу: в прачке новый аппарат для карточек поставили – бельё надо стирать, а карточку зарядить не знаешь как, пока научат – гора белья скопится, по второму кругу одёжу носишь. Одни двери во двор закрыли, другие открыли, на вход карточки магнитные ввели. Мусор сортируй, баки не перепутай. В девять утра в двери ломятся – ловушки на клопов расставлять, раньше клопов не было, а тут появились. Воду отключили – не сказали. Ну как же, вот бумагу вам в дверь сунули. Так не по-нашему тут написано, не пойму, а дочке забыла показать. Сижу без воды, чаю не попить.
Смена интернет-провайдера вызвала стресс и шквал возмущений: «Не работает!», «Пароль не тот!», «Нажимаю – гаснет!»
Попробуй разберись! Сколько лет мне, знаешь? Во-от. Научили, ткнёшь эту кнопку откроется почта, эту – будет пасьянс, сюда – Ютуб, а здесь… Нет-нет хватит! Мучение одно. Как это запомнить?!
Кто-то старался лишний раз не обращаться к новому руководству: кран подтекает, дверка у кухонного шкафа отвалилась, кондиционер едва дует, подумаешь! – ведь не горячим дует, а прохладным. Лучше потерпеть, чем на корявом английском выкручивать себя на изнанку, краснеть и чувствовать человеком второго сорта от того, что тебя не понимают.
Но не все такие пугливые. Кто-то уверенно заявляет: «Ай нид хэлп!» Права свои знает и никакой второсортности не ощущает – уверен, что все ему должны. Неважно, что и дня в стране не работал. Будет хелпать до тех пор, пока его кондратий не хватит или толстый Реджи не появится. Реджи – афроамериканец, мастер на все руки; голова бритая, лицо круглое блестит, будто ваксой отполировали, из-под футболки живот торчит; улыбается, лопочет по-своему и веет от него уверенностью в том, что всё будет ОК. Ещё не починил, а просителю уже полегчало.
Во дворе дома русская забава – огороды, каждому квартиросъёмщику положен участок. Почему забава русская? Потому, что остальная публика рассуждала трезво: зачем тратить деньги на семена и инвентарь, вкалывать на грядке, наживать радикулит и грыжу, бороться с тлей, переживать – вырастет, не вырастет, если дешевле купить в магазине. Вот и получалось, что огородами занимались в основном русские. Китайцы и албанцы не в счёт – они в меньшинстве. У чернокожих земледелие вызывало отвращение, видимо, отработали их прапрадеды и прапрабабки на плантациях за все будущие поколения.
Раньше, когда русскоязычных квартирантов было в избытке, очередь на участок ждали по спискам. А сейчас бери хоть два, хоть три. А куда брать, когда силы не те? Пустующих земельных наделов с каждым годом становилось всё больше. Прямоугольной формы – аккурат в человеческий рост, они выглядели как безымянные могилки.
Летом, под вечер, когда спадала жара, «русские» пенсионеры прогуливались небольшими группами по двору. Известно, что в Америке, будь ты еврей, татарин, калмык или ещё кто, коль из России, значит – русский.
Не так давно, благодаря новостным передачам, американцы узнали о существовании Украины, обогащённые этим знанием проявляли эрудицию:
– Ты русский или украинец?
– Еврей.
Ответ повергал в ступор.
Случались конфузы куда более занятные. Раскосые глаза и плохой английский вводили в заблуждение.
– Ты китаец?
– Нет, русский, – отвечал коренной житель северных регионов России.
У «русских» пенсионеров, впитавших интернационализм с младых ногтей и объединённых «великим и могучим», национальный вопрос не стоял. Братья и сестры – они медленно брели по двору, с заложенными за спину руками, достигнув тупика, разворачивались, чтобы нарезать очередной круг.
– Мама, что вы тут все как зэки ходите?
– Руки спину держат. Ты попробуй, дочка.
Сгорбленные, они действительно походили на зэков, выведенных на прогулку. Для большего драматизма не хватало конвойных и забора.
– Ты представляешь, молоко было доллар пятьдесят девять неделю назад, подняли до двух, а сегодня уже без копейки три, на доллар подскочило – месяц не прошёл!
– Да, скачут, что жеребцы.
– Как жить-то?
– И не говори, куда катимся?
Раздался вой сирен – пожарные машины въехали на территорию комплекса.
– Горим что ль?
– Огня нет.
– А тебе вот чтоб пылало?
– Милочка, смотри, пожарники в твой парадный вошли.
Женщины наблюдали за происходящим. Из подъезда вышел пожарник. Мила, как самая решительная и продвинутая в английском, обратилась с вопросом.
– Не могли бы вы, пожалуйста, сказать, что случилось? – спросила вежливо, как учили на курсах.
– А вы в этом доме живёте? – задал встречный вопрос пожарник.
– Да.
– В какой квартире?
Мила гордо продекламировала числительные – фор-ван-фри.
Пожарник ухмыльнулся: «Ничего не забыли выключить?»
Мила побледнела.
– Кашу! – вскрикнула и ринулась в подъезд. Пожарный преградил ей дорогу.
Из распахнутого пожарниками окна повалил дым. Собравшийся у дома народ комментировал случившееся. Мила оцепенела, сжалась, стала похожей на облетевшее высохшее деревцо.
Появилась администраторша, подошла с постным видом. Молчит, а недовольство так и прёт из неё, не хуже той каши, убежавшей из кастрюли.
Вдобавок, как из-под земли, нарисовалась Шапошникова Софья Давыдовна – Шапокляк, обязанная своим прозвищем мелочному характеру и первым четырем буквам фамилии. Причём, не поверите, в школе её дразнили Шапокляк; на работе в Облхозтрансе за глаза звали Шапокляк; муж оставил, как только понял, что живёт с Шапокляк. Куда бы она ни уехала, где бы ни жила, прозвище находило её, так по жизни была и осталась Шапокляк. Знала, привыкла, не обижалась и даже находила в этом особую перчинку.
– Подгорела кашка-та? – язвительно заметила она.
А Миле послышалось: «Ка-кашка», – дурно ей стало, голова закружилась, в пот бросило, грохнулась бы на асфальт, если бы не подхватили подружки
Ну, конечно, после «пожара» кутерьма, нервы, бессонные ночи и много-много валокордина из русской аптеки Милой было выпито, так как грозило ей выселение и прямая дорога в дом престарелых. Хорошо внук на юриста выучился – договорился с администрацией. Оставили Милу, взяв обещание к плите не прикасаться.
«У вас есть социальный работник Оксана, вот она пускай вам и готовит», – таков был вердикт.
Вечерами Мила ходила на чай к подружкам, оказалось, погорельцем быть не так уж и плохо.
В русском круге