Страница 29 из 32
Бертран снял белые перчатки, сунул их в жилетный кармашек. На лбу у него блестели крошечные капельки пота.
– Простите, Клер, но я считаю своим долгом вас уведомить. Нужно было сделать это помягче… Но дело серьезное. Если мсье Руа не вернет долг немедленно, полагаю, вы лишитесь мельницы и всех принадлежащих вам земель. Я попытался переубедить Фредерика. Сегодня утром мы снова об этом говорили. Я даже предложил отдать ему эти деньги. Он рассмеялся мне в лицо. Правда в том, что мой братец в вас влюблен и желает этой свадьбы.
Клер не чувствовала под собой ног. Возможно, она не отреагировала бы так остро, не будь в ее жизни Жана. Первая, нежданная любовь все изменила, сделала ее уязвимой. Год назад, предложи ей Фредерик пожениться, она бы скакала от счастья. Теперь это представлялось невозможным. Клер волевым усилием взяла себя в руки. Только бы не разрыдаться!
– Спасибо, Бертран, что вы мне все это рассказали. Спасибо огромное! Теперь мне нужно поговорить с отцом. Он в ужасном положении, раз решился обменять меня на деньги, как какую-нибудь вещь! До свидания и еще раз благодарю!
Клер со всех ног побежала обратно.
Бертий, которая от скуки вертела в руках зонтик, с удивлением воззрилась на нее. На Клер лица не было. Бледная, она едва переводила дух. Запрыгнув в коляску, она упала на сиденье и согнулась пополам.
– Что с тобой? – спросила Бертий. – Живот болит?
– Где папа? – вопросом на вопрос отвечала Клер.
– Вон там, разговаривает с мэром и нашим местным полицейским. Помаши ему!
– Нет, не сейчас. Пусть возвращается пешком, будет ему наука!
На глазах у изумленной Бертий кузина щелкнула кобылу поводьями по крупу. Поддавшись внезапной ярости, Клер пустила лошадь галопом и едва вписалась в поворот, подняв облако серой пыли. Рокетта, не привыкшая к такому обращению, закусила удила. Столь стремительный отъезд девушек удивил многих.
– Колен, ваша лошадь понесла! – обратился к своему собеседнику мэр.
Стоящий тут же Фредерик тронул бумажных дел мастера за плечо.
– Мсье, ваша дочь в опасности, а вы и бровью не ведете! Мне нужна хоть какая-нибудь лошадь!
Но на церковном дворе стоял только принадлежавший кузнецу мул, да и тот был впряжен в катафалк. Фредерик от злости топнул ногой. Колен Руа поспешил его успокоить:
– Клер прекрасно справляется с нашей лошадью, мсье! Она с десяти лет правит экипажем и в ничьей помощи не нуждается. Интересно только, какая муха ее укусила?
Окружающим оставалось лишь догадываться, дочку он имел в виду или все-таки кобылу.
Бертий чуть не умерла со страху. Всю дорогу она судорожно цеплялась обеими руками за поручень и вздохнула с огромным облегчением, когда лошадь остановилась перед родной конюшней. Клер вся дрожала, крепко сцепив зубы.
– Да что с тобой такое? – вскричала Бертий. – Я чуть не вывалилась на дорогу! Это все из-за Бертрана, да?
– Я узнала что-то ужасное, моя милая Бертий! И если это правда, предупреждаю сразу: я сбегу! Тем более что Жан предлагал, вчера вечером… Сказал, что с моими сбережениями мы доберемся до Америки и купим там участок. Там он будет свободным человеком!
– Тише ты! – прошептала Бертий. – Смотри, окно у тети Ортанс открыто настежь. Не дай бог, она услышит… Объясни наконец, что случилось! Пожалуйста, Клер!
Но кузина только помотала головой. Знаком она предложила Бертий вскарабкаться ей на спину. В гневе ее силы словно удесятерились. Увечная обвила руками ее шею и позволила перенести себя в плетеное кресло, заблаговременно оставленное во дворе, под яблоней.
В это время из перетирочного цеха вышел Фолле. Он уже начал скручивать сигаретку, когда Клер его окликнула:
– Ты не мог бы распрячь Рокетту и отвести ее на луг? Пожалуйста! А я занялась бы обедом, он уже запаздывает!
– Все, что пожелаете, мамзель Клер! – отвечал работник, пряча кисет в карман.
Озадаченной Бертий осталось только сидеть и смотреть, как кузина бежит к дому. Сидевший на привязи Соважон вскочил, чтобы последовать за хозяйкой.
– Сидеть, мой хороший! Сейчас вернусь и тебя отвяжу!
Клер казалось, что все это ей только снится. Вместе с тем она понимала, что любое повседневное действо – накрыть на стол, принести из погреба вино или нарезать хлеб – моментально остудит ее решимость, сделает ее слабой. Поэтому, подхватив юбки, Клер взбежала по лестнице – к матери. Ортанс вязала сидя, опершись о спинку кровати. Она даже не подняла глаз от своего рукоделия.
– Это ты, дочка? Расскажи, как прошли похороны бедного мсье Эдуара. Ты тяжело дышишь… Бежала?
– Мама, Бертран Жиро все мне рассказал. Ну, что я должна выйти замуж за Фредерика, потому что папа должен семье Жиро деньги. Это ведь неправда, скажи? Я же не вещь, которую можно дать в залог! Мама, ответь мне!
Ортанс пересчитала петли, прежде чем отложить белую распашонку, которую она уже представляла на миниатюрном тельце новорожденного сына.
– Тебе ли жаловаться, Клер? – заговорила она. – Лучшего жениха, чем Фредерик, еще поискать! В прошлом году он тебе нравился, и что ты только не делала, чтобы он тебя заметил! У Жиро – свой конный завод, а ты лошадей любишь. И прекрасный господский дом в Понриане. Ты будешь там хозяйкой. Только представь, сколько красивых платьев муж тебе накупит, чтобы ты выглядела достойно! Так что, доченька, даже если бы отец не занял у них денег, тебе сам Бог велит выйти за Фредерика замуж. А Бертран мог бы и не вмешиваться не в свое дело!
Клер слушала биение собственного сердца, отдававшееся, казалось, во всем теле. Растерянная, она присела на кровать. С тех пор как мать заперлась в четырех стенах, они почти не общались.
Не было повторений такой вспышки взаимной нежности, как в тот памятный день, когда между ними случилось нечто вроде примирения. Ничего – ни взаимопонимания, ни любви.
– Мама! – взмолилась она. – Никто не может заставить меня выйти за того, кто мне не нравится! Я свободна, у меня есть права…
– Какие еще права? – сердито вскинулась Ортанс. – Женщина рождается, чтобы служить мужу, содержать дом в порядке и чистоте и рожать детей. И уж поверь, лучше, когда все это происходит в богатстве, а не в нищете!
Клер стиснула кулаки.
– Тебе особенно не на что жаловаться! Ты ни в чем не нуждалась. И любила папу!
Ортанс выпрямилась на постели. Ее взгляд был уже не отсутствующим, а грозным. Пристально глядя на дочь, она тихо проговорила:
– Ты ничего не знаешь про мою жизнь, моя любопытная Клеретт! Но раз уж об этом зашла речь, слушай! Да, я любила твоего отца, но он… Колен испытывал ко мне лишь дружеские чувства. Он женился на мне только ради мельницы, которую мне давали в приданое. Видишь ли, я была уродина, и парни меня сторонились. Ты – другое дело! Ради тебя они на головах ходить будут, только свистни! Колен всегда относился ко мне хорошо. Был ко мне добр и внимателен. Только представь: в придачу ко мне шли все эти земли, река, переоборудованный на голландский манер перетирочный цех, водопроводящий желоб в хорошем состоянии, сушильни… Пастушья мельница! Странное название, не так ли? Но я знаю историю этого пастуха. Вот уж кому не повезло в жизни!
Клер, затаив дыхание, слушала мать, которая, казалось, заново переживала события далекого прошлого. Она забыла и о помолвке, заключенной без ее ведома, и о том, что работникам нужно подать обед, и о сидевшей в одиночестве кузине. А Ортанс продолжала своим низким, глубоким голосом:
– Давным-давно здесь жил один пастух. Свои земли он сдавал в аренду, а мельница в то время стояла заброшенная. У него было два десятка овец да старый слепой пес – и больше никого на всем белом свете. Ночевал он вместе со своей маленькой отарой в сарае. Жители Пюимуайена шарахались от него, как от чумы, когда он приходил в местечко. Все думали, что этот пастух старик, таким он был уродливым и нескладным, а на самом деле это был парень, который в детстве чудом выжил после страшного пожара. И вот однажды на дороге, что тянется вдоль скал, он встретил девушку. Она была такая красивая, что пастух поспешил убежать, чтобы ее не испугать. Она не успела рассмотреть его лица, обезображенного огнем, и решила непременно встретиться с ним еще. И вот однажды ночью он снова ее увидел. Девушка эта была грешница – купалась в речке! Нагишом! И как только луна спряталась за тучи, он подошел и…