Страница 12 из 86
Белый фургон был вынужден притормозить, и именно тогда Малуф сделал свой ход, резко крутя рулем и быстро направляя машину в переулок, ее колеса визжали, как автомобильная погоня из фильма категории B. Едва не заметив тройку матерей, переходящих дорогу, перед ними толкались багги, Малуф прибавил скорость и помчался дальше. Когда Сами оглянулся, за ним следовал только белый фургон, отставший теперь на сто ярдов.
Когда они достигли перекрестка с большим проспектом, загорелся зеленый свет, но Малуф необъяснимо притормозил. — Иди, иди, — закричал Сами. Он заметил, что пожилой мужчина вспотел.
Но Малуф знал, что делал. Фургон приближался к ним сзади, и Сами уже собирался снова закричать, когда Малуф вдавил педаль газа в пол и выехал на главную дорогу как раз в тот момент, когда загорелся желтый свет. Поток машин на большой дороге означал, что фургон никак не мог проехать на красный свет. Это дало им хотя бы минуту форы.
Сами наклонился вперед и настойчиво заговорил. — Малуф, не подъезжай к дому. Там нас могут ждать другие. Найди укрытие, но быстро. Он заметил, что египтянин вспотел еще сильнее.
Они ехали через запутанный лабиринт переулков. Бог знает, где они были. Сами продолжал оглядываться назад, но они потеряли фургон. Наконец Малуф въехал в маленькую конюшню и развернул машину, чтобы они могли быстро выехать. Он оставил двигатель включенным, пока Сами думал, что делать дальше.
Он не хотел вызывать полицию. Что он мог им сказать? «Офицер, меня окружили четыре машины, и я уверен, что они хотели…» Что? Похитить его? Убить его? Полиция сочла бы его параноиком — он не мог дать им никаких доказательств того, что произошло. Кроме того, было важно, чтобы его авторитет в правоохранительных органах был как можно ниже.
Нет, ему нужна была охрана частного порядка, которая не требовала бы доказательств и не задавала бы трудных вопросов. Ему на ум пришел Махфуз, двоюродный брат, управлявший несколькими ночными клубами в северных пригородах Лондона. Он использовал все виды «мускулов», чтобы разобраться с проблемами в своих клубах. Однажды он показал Сами пистолет, который носил с собой, когда у него было много денег для перевозки.
— Мне нужно позвонить, Малуф. Тогда я скажу вам, куда идти дальше.
Ответа от водителя не последовало. Сами набрал номер дома Махфуза, но набрал его жену. По ее словам, он проводил инвентаризацию в одном из клубов в Финчли. Он поблагодарил ее и уже собирался позвонить, когда заметил, что Малуф все еще сидит прямо на водительском сиденье.
Сами резко сказал: — Малуф. Мужчина не двигался. Сами наклонился вперед и осторожно коснулся плеча старого слуги, но ответа не последовало. Он мог быть статуей.
— О нет, — сказал Сами. Сердце старика не выдержало. Волнение убило его.
ДЕВЯТЬ
Джеффри Фейн не любил посещать американское посольство на Гросвенор-сквер. Мусор из бетонных блоков и нелепых цветочных горшков, разбросанных по всей дороге и вокруг садов, оскорблял его эстетическое чувство. Какой беспорядок мы устроили в Лондоне во имя «войны с терроризмом», размышлял он.
Такси высадило его на противоположной от посольства стороне площади. «Ближе не подъедешь, Хозяин», — сказал ему шофер, вторя его мыслям. «Новые барьеры с прошлого месяца. Если бы янки не ходили по миру, вмешиваясь туда, где они не нужны, мы могли бы вернуть себе наши улицы. Теперь никто не хочет здесь жить. Раньше за эти свойства получали высшую оценку, теперь они не могут их отдать.
Ну, не совсем, подумал Фейн, направляясь к полицейскому посту перед массивным белым зданием, занимавшим одну сторону площади. Огромный золотой орел на вершине сиял в лучах позднего летнего солнца, громко возвещая о присутствии доминирующего союзника Британии.
Сегодня у Фейна был обед в соседнем отеле «Коннот», поэтому вместо того, чтобы вызвать Энди Бокуса, начальника резидентуры ЦРУ, в его офис на Воксхолл-Кросс, он решил зайти к нему. К тому времени, когда он вышел из-под медленных, преднамеренных мер безопасности у двери, он уже сожалел о своем решении. Беззаботная жизнерадостность длинноногой, кристально чистой американки, которая встретила его на другом берегу, с ее широкой улыбкой идеальных белых зубов и ее «Доброе утро, сэр », не улучшили его юмора. Совершенно бесполый, подумал он про себя.
Прошло уже пять лет с тех пор, как распался брак Фейна и Адель уехала жить в Париж к своему богатому французскому банкиру. В некотором смысле это было облегчением. Откровенно говоря, теперь он мог признаться себе, она мешала его карьере. Она никогда не хотела быть женой МИ-6. У нее не было ни симпатии к его работе, ни желания понять ее, и ее просто раздражали частые командировки за границу и загадочные и непредсказуемые отсутствия мужа.
И все же теперь, когда она ушла, он был одинок. Он ненавидел уязвимость и скрывал ее. Его мысли часто обращались к женщине из МИ5, Лиз Карлайл. Она будет привлекательным компаньоном. Она понимала его, он знал — может быть, даже слишком хорошо. Она оценила важность его работы. Какое-то время в прошлом году он думал, что они сближаются, но теперь, когда Чарльз Уэтерби вернулся, было чертовски очевидно, что он был тем, кем она была увлечена. Какая трата, подумал Фейн. Сухая старая палка, Чарльз, и наполовину слишком осторожная. Ну, может, и не старый, с сожалением подумал он, поскольку Чарльз был на добрых пять лет моложе Фейна.
В глубине здания, в отделении ЦРУ, Энди Бокус ждал его в своем кабинете с Майлзом Брукхейвеном, молодым офицером ЦРУ, с которым Фейн встречался всего один раз, пару месяцев назад, когда Брукхейвен наносил ему визиты вежливости. по приезду в страну. Фейн, стоявший выше любого из них, с фигурой цапли, элегантно одетый в темно-серый костюм, на галстуке с незаметными полосками, которыми англичане общаются друг с другом, смотрел на них своими острыми голубыми глазами.
Он слышал о Брукхейвене от Бруно Маккея, который встретил его на Даунинг-стрит, посвященном конференции в Глениглсе. Фейн мог сразу принять этого человека: классический WASP с восточного побережья, англофил, еще один янки, стремящийся показать, что в Британии он чувствует себя как дома — несомненно, Брукхейвен, как и другие знакомые Фейна, вскоре заставит его подписать книгу от его имени. в Клубе Путешественников.
Бокуса он находил бесконечно более интересным и трудным для чтения. Когда дело доходило до американцев, он предпочитал кого-то, кто не пытался быть европейцем, кого-то вроде Бокуса, который позабавил Фейна, когда они обедали у Путешественников, попросив «Будвайзер». По фотографиям команд в рамках на стене офиса он увидел, что Бокус играл в американский футбол (что неудивительно, учитывая его габариты и явную силу) в каком-то университете, о котором Фейн никогда не слышал, где-то на Среднем Западе. Возможно, это было источником его замечательного акцента. Он говорил по-английски не так, как его узнал Фейн, а скорее так, как Фейн представлял себе грузчика на Великих озерах. Это был акт – не так ли? Фейн подозревал, что за мускулистой, лысеющей внешностью мужчины — хотя он не был уверен; он имел дело с несколькими вялыми офицерами ЦРУ — там была первоклассная разведка, достаточно уверенная в себе, чтобы не показываться, за исключением случаев крайней необходимости. Было бы очень легко недооценить мистера Энди Бокуса, заключил Фейн. Он может быть таким же глупым, как и выглядит, но не будет никакого вреда в том, чтобы предположить обратное.