Льуминос

Доцент тоже прекрасно знал о подобных историях. Сообразив, что у него возникли действительно серьезные проблемы, он изменил тактику. Он признался, как его зовут на самом деле и, что он – преподаватель университета. Следователь быстро проверил эти данные и убедился, что тот не врет.

Был уже поздний вечер, и работникам милиции нужно было решать, как с ним поступать. Формально его не могли больше держать, так как он не совершил ничего противоправного, но и отпустить тоже не могли. Во-первых, они действительно сомневались в его вменяемости, видя его «рукописи» и не совсем адекватное поведение. Во-вторых, они хотели проверить его на нераскрытые преступления, которые совершили маньяки и насильники ранее. Исходя из этого, следователь вместе с начальником милиции, который и так уже слишком задержался на работе из-за какого-то идиота, приняли решение отправить его в психиатрическую больницу для освидетельствования его вменяемости. Они знали, что этот процесс займет не менее нескольких дней, а у них как раз будет время, чтобы проверить его на причастность к каким-либо преступлениям. Они сняли у Доцента отпечатки пальцев и на своей машине отвезли в психбольницу.

«Когда меня туда привезли, – рассказывал Денис, – я понял, что влип серьезно. Я прекрасно знал всю систему и методы, используемые в подобных учреждениях, и решил, что применять тактику „Лучший метод защиты – нападение“ не стоит. Если я начну кричать санитарам психбольницы, что у них всех будут большие проблемы, то в лучшем случае получу свою дозу транквилизаторов в задницу и проснусь утром, привязанным к кровати. Поэтому я вёл себя тихо и спокойно, мне необходимо было выиграть время, а завтра, надеялся я, должно всё разрешиться. Меня отвели в палату, указали на койку и закрыли дверь».

Эту злополучную историю Доцент рассказывал нам с друзьями на летней площадке «Классика». Наш громкий смех, был слышен, наверное, за квартал… Денис умел завлечь внимание. У него было неплохое чувство юмора, и он однозначно владел искусством красноречия, которое он постоянно оттачивал на своих лекциях. Доцент превосходно осознавал, преимущества своих ораторских качеств и знал, где их можно будет выгодно применить. В его планах был уход из образовательной деятельности в политику. На ближайших выборах он намеревался баллотироваться в народные депутаты. По этой причине он так дорожил нашей дружбой. Доцент прекрасно понимал, что самому это сделать будет очень сложно – для этого нужны будут деньги и связи, которых у него не было, а вот с нашей помощью у него могло это получиться.

Несмотря на то, что эта история с «рукописями» подкосила Дениса, он не стал долго на меня обижаться. Он не был размазнёй и ему близка была жизненная позиция: «Всё, что нас не убивает – делает нас сильнее». Денис был практикующим психологом, и сам не раз вытаскивал людей из депрессии, советуя всё, что происходит в жизни, воспринимать как вызов и переносить с высоко поднятой головой – без нытья, разочарований и сожалений. Поэтому через неделю после произошедшего мы все вместе уже сидели в кафе и от души смеялись.

– Вы даже не представляете моё состояние, – продолжал Денис. – Для меня всё это было похоже даже не на сон, а на какую-то отдельную реальность, настоящая фантасмагория! Я, кандидат наук по психологии, доцент, заведующий кафедрой, и вдруг здесь – на скрипучей кровати, накрытый грязным одеялом, под которым умерло неизвестно сколько людей, запертый в больничной палате для душевнобольных. Ещё несколько часов назад я находился в окружении красивых студенток, а теперь вокруг одни умалишенные, которые к тому моменту уже внимательно разглядывали меня. В палате не было совсем темно, и я мог различать их лица. Большая часть людей спала, но некоторые всё ещё бодрствовали. Я был начеку и приготовился в случае опасности громко звать на помощь санитаров. Проведя несколько часов в глубоких раздумьях, я пришел к мысли, что это Саня подставил меня, передав эти злосчастные «рукописи». Тем не менее я всё никак не мог понять, зачем и какова цель всего этого. У меня с ним были прекрасные отношения, и сам он, скорее всего, никогда бы не пошел на такой поступок. Я был сильно вымотан, усталость начала брать своё, и я почувствовал, что начинаю засыпать. Но тут мой сосед по больничной койке тихонько подошёл ко мне и, тыча в меня пальцем, в утвердительной форме произнес: «У тебя гнилые зубы!»… Я понял, что этой ночью не усну.

Утром, когда санитары вели меня на освидетельствование, уже собрался консилиум врачей, готовых проанализировать моё душевное состояние. К тому моменту в моей голове все пазлы начали складываться воедино и ко мне, наконец, пришло озарение. Я всё понял…

Я вспомнил наш с тобой, Серега, разговор, – объявил он, указывая на меня пальцем, – произошедший накануне, в тот «знаменательный» день. Вспомнил и про непредсказуемость жизни, о которой мы с тобой дискутировали; и про тех, кого я считал отбросами общества. Ещё припомнил, что ты ведь тоже знаком с Саней и вы часто общались. К тому же я уже был наслышан о всяких ваших историях… Но я всегда был уверен, что они либо придуманы, либо слишком преувеличены. Но там, в дурдоме, переваривая свой новый опыт, я уже начал думать, что, скорее всего, они не преувеличены, а даже преуменьшены.

– И как ты оттуда вышел? Сбежал, что ли? Как в фильме «Кавказская пленница» – другие шизики тебя катапультировали через забор? – спросил, улыбаясь, мой друг.

– Ректор нашего университета знал уже с самого утра, что у меня проблемы, – усмехнулся Денис. – Хоть для многих он – негодяй редкий, но своих в беде он не бросал никогда; помогал всегда. Он позвонил начальнику милиции города, и через полчаса следователь, который меня туда доставил, уже вез меня на своей машине в университет. Когда я зашел в кабинет к ректору и начал его благодарить, он показал мне кулак перед носом и сказал, чтобы больше подобного никогда не было, а то в следующий раз он мне сам засунет в задницу то, что нашли в моем чемодане. Я пытался объяснить ему, что это так надо мной подшутили друзья, но он и слушать меня не хотел. «Иди работай!», – сказал он и выставил меня за дверь.

Это был незабываемый вечер в нашем любимом студенческом кафе, и мы буквально угорали со смеху.

– Серёга, – обратился ко мне Доцент, – теперь я тебя хочу «освидетельствовать» и составить психологический портрет. Скажи мне: какая цель таких, мягко говоря, розыгрышей? Которые, по слухам, нередко происходят. И как давно ты начал их инициировать?

– У меня лучше спроси! – отозвался один из друзей, с которым мы были знакомы ещё со школьной скамьи. – Он начал их, как ты говоришь, инициировать с самого детства. Но самое главное в этом во всём то, что у него всегда получалось выходить сухим из воды и оставаться безнаказанным… Хотя нет, не всегда, – вспомнил он историю и рассмеялся. – Как-то раз в школе, насмотревшись фильмов про партизан, мы собрались вместе и решили, что пришло время для серьезных дел. У каждого из нас были свои идеи, но у Серого была, как нам показалось, самая достойная идея – он предложил пустить под откос грузовой железнодорожный состав со щебнем. Нам тогда требовалась щебенка, чтобы стрелять из рогаток. Много щебенки… – смеясь, рассказывал мой друг. – Ты, вообще, можешь себе представить: тридцать вагонов со щебнем пустить под откос?! Хорошо, что всё обошлось без жертв!

Доцент удивленно слушал, не понимая, шутит он сейчас или говорит серьезно.

Семейка Адамсов

Мы уже целую неделю ездили с Алиной по врачам. Было важно выслушать как можно больше мнений, чтобы затем принимать какое-то решение по поводу лечения. Но чем больше мы общались со специалистами, тем больше понимали, что каких-то конкретных эффективных вариантов никто нам предложить не мог. Практически все были едины во мнении: хирургическое вмешательство проводить нельзя – слишком большие риски. Химиотерапия и высокоточная радиохирургия в Алином случае были бы также неэффективны. Опухоль находилась в труднодоступном месте головного мозга и не имела четких границ, поэтому воздействовать на неё каким-то образом, кроме как хирургическим, не было никакой возможности.