Лимб

Кажется, Малфой услышал её приближающуюся панику и потому повернул голову. Его внимательные глаза скользнули по её лицу и замерли в районе глаз. Она смотрела, не в состоянии оторваться. Где-то в душе «хрупкая», по словам Малфоя, девушка отчаянно цеплялась за его внимательный и спокойный взгляд, который успокаивал и её саму.

— Я думаю, один вопрос я приберегу на потом.

Она не ожидала от него этого. Он пожалел её? Хотел помочь пережить собственный страх? Или, наоборот, хотел оставить за ней должок?

— Твое желание?

Малфой нахмурился. На его лице не отражались эмоции, в отличии от лица Гермионы, на котором, как она знала, отражалось буквально всё. Тем не менее, он выглядел как человек, который не может что-то решить. Он оглянулся вокруг: сумерки постепенно сгущались, на его лице отражались блики «золотого времени солнца», и это делало его каким-то неземным. Гермиона просто не могла отвести взгляд, кляня себя внутри на разный лад. Но отказаться от лучей на его темных ресницах было сродни кощунству. Ни в коем случае. В её жизни и так существовало не слишком-то много радости и красоты, верно? Почему бы не воспользоваться моментом, чтобы просто полюбоваться кем-то?

Не кем-то, Гермиона, а Драко Малфоем, и ты безнадежно обманываешь себя, если полагаешь, что это лишь естественный эстетический порыв. Скорее уж плотский. Определенно плотский.

— Потанцуем? — Малфой встал и протянул ей руку.

Однако Гермиона не торопилась. Танцы? Танцевать? Па и все те вещи, в которых ей пригодились бы хорошо управляемые конечности?

Но это не её сказка. В этом мире у нее две ноги, обе словно плохо пришитые. Координация — вообще не её. Мерлин, зачем ему вообще понадобилось танцевать? Еще и посреди маггловского парка аттракционов.

Малфой — хаос.

Как она могла забыть? Ты можешь предполагать что угодно, но Малфою всё равно на то, что ты там себе навыдумывала. Он может завалиться к тебе домой или решить потанцевать посреди парка без музыки. Твое дело простое — поднять челюсть с земли и идти за ним.

Сейчас он протягивал ей руку. И если Гермиона примет её, то признает, что сделает всё, что он хочет, если же нет… А собственно, что ей терять? Никто не знает её здесь, и она будет отвратительной обманщицей, если не признается себе, что даже имея две левых ноги, не мечтала бы потанцевать с красивым мужчиной в предзакатных лучах редкого лондонского солнца.

В её голове сразу возник его безупречный образ на Святочном Балу. Именно это и подтолкнуло её вложить ладонь в его руку.

— Слава Мерлину и Моргане, я уж было начал думать, что тебя замкнуло и мне придется тащить тебя в таком виде к Поттеру, чтобы он сломал мне нос и порвал меня на мелкие аристократичные кусочки.

Малфой притянул её к себе, и в нос ударил его парфюм. Это произвело такой ошеломительный эффект, что Гермионе расхотелось говорить. Ей было даже все равно, где они, а главное — кто они. Она прижалась к нему крепче, а он, кажется, не возражал. Одна его рука покоилась на ее спине, и Гермиона могла поклясться, что кончиками пальцев он что-то вычерчивал там. Однако отвечать за рецепторы своего тела она не могла: все оно словно в мгновение ока стало ватным и каким-то эфемерным. Ей так хотелось положить подбородок Малфой на плечо, но он был значительно выше, поэтому у неё получилось лишь слегка прикоснуться лбом к его свитеру и закрыть глаза.

Эта часть ее жизни была слепым пятном. Ни после войны, ни уж тем более до нее у Гермионы было желания… Если быть точнее, она никогда не расставляла приоритеты так, чтобы выбирать свои чувства. Уважать женщину внутри себя. На первом месте всегда стояло спасение мира или друзей. Именно поэтому она осталась с Гарри, когда Рон их бросил. Именно поэтому она не смогла пожертвовать своей работой в пользу личной жизни. Это никогда не было необходимостью. И потому Гермиона всегда выбирала другие стороны жизни.

Сейчас же она с абсолютной точностью осознала, что чувства к Малфою были не тем, что она могла выбрать.

Она чувствовала его дыхание у себя на виске и просто не могла сопротивляться. Она провела кончиком носа по его подбородку и зажмурилась от собственных ощущений: от страха или от восторга её начала бить крупная дрожь, и не было никакого шанса, что Драко этого не заметил. Уже в следующее мгновение она почувствовала его дыхание на своей щеке и слегка подалась навстречу, приподняла голову, и его губы мягко заскользили по её щеке, еле касаясь.

Скулы. Щека. Уголок губ.

Когда его губы накрыли её, она услышала стон. Так и не определив, кому из них двоих он принадлежит, она приподнялась на носочки, чтобы прижаться еще сильнее, хотя казалось, что, еще немного, и отделить их не сможет и магия. Одна ее рука запуталась в его волосах. Поцелуй Малфоя был непривычно мягким, словно поздравление или обещание. Стоило ей приоткрыть губы, как его язык тут же проник глубже, и Гермиона окончательно потеряла связь с реальностью. Поцелуй углубился и его руки заскользили по ее телу, которое всё еще слегка потряхивало от ощущений. Когда теплая рука Малфоя скользнула по ребрам к груди, Гермиона застонала прямо ему в губы, и это словно отрезвило его.

Он оторвался от её губ, и они оба тяжело задышали. Его руки все ещё находились на ее теле, но уже благоразумнее спустились ниже.

Впрочем, до полного благоразумия им было далеко.

Мерлин, они с Малфоем танцевали и целовались в парке на глазах у детей! Как какие-то извращенцы-подростки, не способные контролировать собственные гормональные всплески! Ей хотелось убежать отсюда подальше, но покидать Малфоя казалось неправильным. Не после такого вечера.

А значит, нужно было набраться храбрости.

— Полагаю, стоит выдвигаться домой? — произнесла Гермиона слегка охрипшим голосом.

Малфой взъерошил и без того растрепанные ею волосы и прочистил горло.

— Да, уверен, мой охранник не ест, не спит, пока я не нахожусь в той богом забытой палате.

Они медленно двинулись по направлению к выходу из парка, стараясь не касаться друг друга при ходьбе, потому что магия эмоций едва ли не потрескивала между ними. Казалось, малейшее прикосновение — и вспыхнет. И гореть Гермионе с Драко в этом пламени безвылазно. И вряд ли она могла бы с чистой совестью признаться, что не хочет этого.

О, она бы хотела. Она хочет.

Оставалось понять, как заставить Малфоя захотеть тоже. Задача не из легких, ведь Малфой — чертова тайна.

Вот только Гермиона всегда любила сложные задачи.

========== Часть 8 ==========

— Гермиона! Гермиона! — она слышала голос Гарри словно через толщу воды. Все еще нежась в кровати, она с трудом разлепила веки и практически сразу осознала, что Главный Аврор вот-вот ворвется к ней в спальню с какой-то ошеломительной новостью. В противном случае вряд ли он стал бы подвергать свои голосовые связки подобным испытаниям.

Постучавшись скорее для приличия, Гарри, видимо, услышав её недовольное ворчание и хриплое: «Входи», ворвался в комнату. Темным неутомимым ураганом он пролетел сквозь комнату и присел на кровать.

— Гермиона, ты не поверишь, что случилось сегодня утром! — голос друга стал гораздо спокойнее, но какое-то внутреннее ликование не отпускало его. — Сегодня утром Джеймс пошёл! Представляешь? Сделал свои первые шаги. Я собирался на работу, Джин чистила мне мантию, когда Джеймс увидел снитч, который я поймал на министерской игре в прошлые выходные. Снитч лежал на тумбе. А Джеймс стоял у дивана, и вот я поворачиваюсь — а он идет к снитчу и тянет к нему ручки. Он сделал два шага и упал. Но я так горжусь им. Он будет ловцом, я уверен! — Гарри, казалось, захлебывался своими эмоциями. Его речь прерывалась, и он дергался, попеременно улыбаясь и практически подскакивая на кровати.

— О Гарри. Я так рада! Джеймс очень способный ребенок, вероятно, его любовь к квиддичу — наследственное от вас с Джинни.

Гарри поспешно закивал, и внезапно его лицо омрачилось какой-то тенью сдерживаемых эмоций, он прикоснулся к её руке и голос его дрогнул.