Страница 15 из 23
Выйдя из детской, мать и дочь видят на площадке Эдварда, успевшего надеть теннисный костюм.
– Папа! – Мейбл берет его за руку, и они спускаются, оба считая ступеньки.
Они доходят до границы верхней лужайки и сада. Мейбл бросается играть в прятки, прячась за кустами и шток-розами и громко смеясь всякий раз, когда Эдвард ее находит. Элинор улыбается. Солнце согревает ей плечи. Со стороны корта слышны глухие удары ракеток по мячу, перемежаемые смехом и криком.
Неожиданно Эдвард опускается на корточки перед Мейбл. Малышка замерла, точно статуя, протянув руку и указывая на что-то невидимое. У Элинор сердце уходит в пятки.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – произносит Эдвард. Он смотрит туда, куда указывает пальчик дочери. – Какая леди с огненными волосами? Я никого не вижу. Думаю, ты просто перепутала. Ты хотела сказать «с рыжими волосами». Так мы называем этот цвет волос.
– Мне она не нравится, – говорит Мейбл, и Элинор становится не по себе.
Ни в доме, ни среди гостей нет рыжеволосых женщин.
– Мейбл, здесь нет никакой леди. – Эдвард выпрямляется и протягивает дочке руку. Она протягивает свою, но другой рукой продолжает указывать в пространство между кустами. – Если ты будешь себя хорошо вести, мама, быть может, позволит тебе съесть кусок медового кекса, испеченного миссис Беллами.
Мейбл чмокает губами. И вдруг, словно сраженная пулей, падает, растягивается на траве и извивается всем телом.
– Элинор! – вскрикивает Эдвард.
Ее разум соображает медленно и как-то отстраненно, словно она смотрит на происходящее сквозь пелену тумана или из-за занавески. Она убеждала себя, что случаи на станции и на пикнике не означают ничего страшного. И вот – третий раз. Теперь уже не отмахнешься. Элинор видит, как Эдвард дает Мейбл быструю и сильную пощечину, словно намеревается разбудить. Поначалу малышка не реагирует, затем открывает затуманенные глаза.
– С нашим ребенком что-то происходит! – Эдвард ошеломленно глядит на жену. – Как ты думаешь, не заболела ли она чем-нибудь?
Элинор качает головой и опускается на корточки рядом с Эдвардом. Оба смотрят на дочь.
– Эдвард, – тихо начинает она, – это уже не в первый раз. Я и раньше видела ее в таком состоянии.
– Что-о? Почему мне не сказала? Элинор, когда это началось? Сколько раз ты это видела, черт побери?!
– Я думала, быть может… быть может, в этом нет ничего особенного.
Малышка поворачивается и смотрит на мать. Глаза девочки принимают осмысленное выражение.
– Мама, – слегка дрожа, произносит она и протягивает ручки.
Элинор опускается на траву и сажает дочь на колени. Она выдерживает взгляд Эдварда. Оба думают одинаково.
– Я отведу ее в дом, – дрожащим голосом говорит Элинор. – Попрошу мисс О’Коннелл уложить ее на пару часов в кровать.
– Это было бы лучше всего. – Эдвард смотрит на Элинор; его лицо напряжено до предела, отчего ее сердце готово разорваться. – Нам нельзя никому об этом рассказывать. – (Она тупо кивает.) – До тех пор, пока мы… не проконсультируемся.
– Я… я скажу мисс О’Коннелл и гостям, что Мейбл споткнулась, упала и ударилась головой. – Элинор отводит волосы, закрывающие глаза Мейбл. – Теперь ей надо отдохнуть.
– До сих пор не понимаю, почему ты мне сразу не сказала, – тихо говорит Эдвард.
– Я боялась. К тому же у нашей малышки живое воображение. Думала, она чрезмерно утомилась. Отдохнет, и все пройдет. Я не хотела обращаться к врачу из-за…
Эдвард кивает:
– А мисс О’Коннелл упоминала о чем-нибудь подобном?
– Нет, ни разу, – отвечает Элинор.
– Возможно, мы напрасно беспокоимся, – скупо улыбается Эдвард.
– Эдвард! – громогласно зовет его с корта Бартон. – Нам нужен четвертый!
– Иду! – отвечает Эдвард.
– Включайся в игру, – говорит Элинор, сдерживая дрожь в голосе. – По пути домой я раздобуду для Мейбл кусок медового кекса. Может, все дело в голоде. Она же с самого утра ничего не ела! Это моя вина. Надо было сказать мисс О’Коннелл, чтобы заранее ее покормила…
Эдвард касается колена жены:
– Элинор, не вини себя. Возможно, ты права. Кекс – это хорошо. Сладкое ей сейчас пойдет на пользу.
Она смотрит, как муж уходит на корты. Всего раз он оборачивается и машет ей. Элинор понимает: надо побыстрее увести Мейбл, пока гости не начали задавать вопросы. Софи ждет, что они продолжат разговор, но ей сейчас не до беседы. Элинор чувствует навалившееся утомление.
Она крепко прижимает дочь к себе и качает, пока голова малышки не упирается ей в грудь. Через мгновение Мейбл уже спит. Ее розовые губки раскрыты, глаза слегка подрагивают под сомкнутыми веками. Ее кожа персиково-кремового цвета гладкая и нежная. Недавняя бледность сменилась легким румянцем. Элинор никогда не наскучит смотреть на это личико, знакомое, как свое собственное.
Глава 6
Эдвард
Банк «Коулрой и Мак» находится в доме номер 24 по улице Чипсайд. Неприметное здание, беленые стены снаружи и добротная темная отделка тиковым деревом изнутри. Скромный банк, не чета финансовым гигантам акционерных обществ, но зато здесь особое отношение к каждому клиенту. Специализированный банк для состоятельных людей; для тех, кому важно знать, что их деньги находятся в хороших, надежных руках; где задают мало вопросов, но делают все, дабы как можно полнее учесть интересы клиента. Вкладчиком «Коулроя и Мака» был и отец Эдварда, храня здесь свое состояние, нажитое нелегким трудом. Стараниями банкиров деньги Хэмилтона-старшего значительно умножились в основном за счет вложений в стремительно развивающиеся отрасли американской экономики – электротехническую и сталелитейную. Сейчас владельцы банка с такой же проницательностью стараются приумножить деньги Эдварда посредством операций на финансовом рынке.
– Я не люблю рисковать, – неоднократно заявлял мистеру Коулрою Эдвард, когда тот заводил разговор о спекуляциях на фондовой бирже.
– Нынче все занимаются подобными спекуляциями, – отвечал ему мистер Коулрой. – Прекрасный способ сделать быстрые деньги.
Однако Эдвард упорно не поддавался на искушение.
– У меня достаточно денег, – не раз говорил он мистеру Коулрою, – и я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему.
Любое рискованное предложение его нервировало.
– Как вам будет угодно, – бормотал мистер Коулрой, соглашаясь на апробированные вложения в надежные компании и государственные облигации и оставляя спекуляции волатильными ценными бумагами, фьючерсами и опционами для более смелых душ, нежели его клиент.
Мистер Коулрой наверняка родился и вырос в обеспеченной семье, где не волновались из-за нехватки денег. Поэтому он не знал и вряд ли мог понять, что у Эдварда есть все основания думать по-другому. Об этом, пусть и весьма скупо, писал Джеймс Джойс в своем «Улиссе». Отец писателя был одним из тех, кто проделал путь из низов наверх исключительно за счет собственного трудолюбия и упорства.
В двенадцать лет отца Эдварда отправили работать на шахту. Жалованье доставалось ему нелегко, и к каждому пенни он относился с такой заботой и почтением, что это вызвало бы глубокое восхищение у дядюшки Скруджа. Такое же внимательное, трепетное отношение к деньгам укоренилось и в Эдварде. Он не шел ни на какие риски и не допускал, чтобы деньги утекли сквозь пальцы, ибо слишком хорошо понимал витающую над ним возможность обеднеть.
Благодаря природному уму и неустанному труду отец накопил достаточно денег. Семья жила скромно, занимая небольшой домик и довольствуясь простой одеждой, простой пищей и простой мебелью. В детстве Эдвард был счастлив, ибо не знал иной жизни. Единственной статьей расходов, на которые отец не скупился, было образование сына и намерение поднять Эдварда выше уровня рабочего класса.
Однако реакция новых соучеников Эдварда на его незнатное происхождение была жестокой. Он быстро начал стыдиться своих «неотесанных» родителей и «жалкого домишки». С тех пор он делал все возможное, только бы скрыть свое происхождение, компенсируя историю семьи резкими выступлениями против низших слоев общества, чтобы ни у кого не закралось сомнений насчет его принадлежности к верхушке среднего класса. Даже Элинор не знала, сколь скромно начиналась его жизнь, а если бы знала – ни за что не вышла бы за него. В этом он уверен. Пусть ее семья и пережила тяжелые времена из-за гибели братьев и смерти родителей, но все они выходцы из добропорядочного сословия.