Чаша отравы

Час от часу не легче! Рано утром в выходной день этот Савельев-Жаров позвонил и разбудил Белякова с Катей-лоли, «обрадовав» начальника известием об утрате своего служебного удостоверения! Якобы сумку, где оно было вместе с паспортом, партбилетом, ключами и смартфоном, у него отобрали неизвестные на дороге возле дачи, в Мытищах.

Пришлось названивать прямо из постели, поднимать людей, и прежде всего теребить техслужбу — дорога каждая минута. К счастью, смартфон ей удалось засечь сразу же — и туда выехал спецотряд немедленного реагирования. По прибытии оказалось, что гаджет хранится в общаге-бытовке для рабочего персонала, в тумбочке одного из гастарбайтеров! Выключен, но неэкранирован, а, значит, продолжает посылать служебные сигналы. Потрясающая беспечность! Ну и замечательно!

Были выходные, стройка стояла. Кто-то из рабочих всё еще дремал на нарах, кто-то завтракал, кто-то уже ушел по своим делам.

Всех, кто был в помещении, ворвавшиеся туда бойцы в камуфляже и балаклавах, не церемонясь, уложили лицом в пол, после чего прошлись по ребрам берцами и дубинками.

Тумбочка, где отыскался смартфон, была отведена одному из рабочих, молодому таджику. Взялись за него персонально. Чуть не плача, он уверял, что, мол, ничего не крал, а лишь подобрал на дороге.

Ладно... Сейчас начальство приедет и разберется...

Буквально через несколько минут со своей расположенной рядом дачи примчался сам ограбленный. Он уже успел применить свои знания химии и фармакологии, чтобы и скрыть явно излишнюю степень вчерашнего опьянения, и снять похмелье. Помнится, тогда он споткнулся, упал... на какое-то время отключился... и очнулся лежащим на дорожке, которая вела ко входу в дачный поселок и дальше — к строящемуся кварталу. В дни накануне праздника Жаров, готовясь к мероприятию, ночевал в московской квартире и не знал, что, начиная с субботы, чтобы доехать до дачи, в ее окрестностях нужно сделать крюк. Это выяснилось уже тогда, когда такси подъезжало к месту — оказывается, из-за ремонта перекрыли ответвление от шоссе, ведущее к СНТ, и таким образом, нужно было объезжать с другой стороны. Поэтому подполковник отпустил таксиста и решил срезать путь пешком, пройдя метров двести напрямую. Лучше бы Жаров этого не делал: как только он начал идти, то особенно остро почувствовал, что сегодня довольно сильно перебрал. В общем, когда он очнулся, то его сумки нигде не было. Как он ни шарил — ни сразу, ни когда едва рассвело, после короткого тревожного сна в доме, — там в радиусе нескольких десятков метров он не нашел ничего. Пропали и ключи — хорошо, что на такой случай под забором он предусмотрительно оборудовал тайник с кодовым замком...

Пришлось в восемь утра звонить начальнику. Разбуженный Беляков, хоть и с трудом, но сдержался и не стал ни упрекать, ни отчитывать подполковника — просто распорядился, чтобы начали поиски.

И вот смартфон нашелся — не прошло и часа.

Жаров ворвался в бытовку. Старший группы захвата вернул ему аппарат и указал на лежащего на полу таджика:

— Вот он, товарищ подполковник. Уже признался, говорит, что подобрал на дороге.

Секретарь ЦК Рабочей компартии без лишних предисловий принялся исступленно месить гастарбайтера ногами:

— Говори, гаденыш, где сумка? Куда ты ее дел? Где паспорт? Где удостоверение? Где парт...

И вдруг похолодел. И внезапно прекратил избиение.

«Где флешка?» — следующий вопрос мысленно задал Жаров уже самому себе.

За эти месяцы он такое успел нарыть, узнать... и записать туда... На всякий случай одна копия хранилась на даче, другая в московской квартире, третья всегда была при себе. Все, конечно, были зашифрованы. Но вот эту, носимую копию — зашифровал ли он после очередного обновления? Помнится, шесть дней назад, в пятницу, когда подполковник был тут последний раз, в разгар лихорадочной подготовки к важнейшей ежегодной публичной акции, ему позвонили, отвлекли, срочно вызвали — он в спешке выдернул флеш-карту из ридера и поспешно уехал... Вот теперь и мучайся — зашифрована или нет?

Там же жуть, кошмар... К этому нельзя спокойно относиться... В том числе и по этой причине, кстати, он стал в последнее время злоупотреблять спиртным. Не алкоголизм, конечно... неуемной тяги всё же не было, но... когда появлялся повод, то он уже особо не сдерживался. И, главное, это подвело его именно вчера — получился вот такой финал.

И если флешка попадет в чужие руки...

Только бы они первыми не нашли! Впрочем, даже если и найдут, то, очевидно, сразу же вернут сумку со всем содержимым лично ему. Раз он сам уже здесь.

А если... а если они найдут когда-нибудь потом или где-нибудь еще, и захотят посмотреть, что там записано? И содержимое флешки окажется незашифрованным?

Это — конец. Это — изобличение в совершении измены. И даже до суда дело не дойдет. Чудовищные пытки, после чего «Устранение» без излишних формальностей — вот что ждет подполковника. Беляков в любом случае не простит «крысовства» — и спишет его с концами, несмотря на всю «ценность» как тайного агента в левом движении.

Жарова накрыла очередная липкая волна страха — и он с удвоенной силой продолжил «с пристрастием» допрашивать несчастного рабочего.

— Где? Где сумка? Говори, падаль! — удары сыпались на Рахима один за другим.

— Не бейте, начальник, всё скажу! — наконец, взмолился тот, извиваясь на полу.

— Ну! — Жаров взял его за шиворот.

— Там... я покажу... выбросил у забора...

— Встать! — отрезал подполковник.

Рахим попытался подняться и, кусая губы от боли, свалился обратно.

Бойцы подхватили задержанного под руки и вытащили наружу.

Подполковник прошипел:

— Ну, где? В каком направлении?

Эргашев показал пальцем.

Поволокли его туда. Жаров пошел следом.

— Здесь, — простонал Рахим, когда они преодолели около двухсот метров.

— Где?

— Оставил сумку здесь. Взял только деньги и телефон.

— Где она? Где кошелек?

— Кошелек бросил в сторону. Туда, — он показал.

В том направлении разбрелась часть бойцов, а остальные вместе с Жаровым стали искать у забора сумку. Не прошло и минуты, как кошелек нашелся и возвращен владельцу. Правда, без наличных денег, но хотя бы со всеми карточками.

— А сумка? Где сумка? — заорал подполковник, нависая над Рахимом.

— Тут выбросил. Клянусь, тут!

Борсетка так и не нашлась. Обыскали уже всё вокруг, но безрезультатно.

— Нету ее тут. Так где же она? Где? — Жаров размахнулся и изо всех сил ударил Рахима по лицу.

— Не знаю, не знаю, не бейте, пожалуйста, ради Аллаха! Простите! Простите! — всхлипывал рабочий, сплевывая кровь.

Так... Проклятье... Всё ясно... Сумку подобрал кто-то другой. Скорее всего, кто-то из соплеменников этого...

Впрочем, шмон всех бытовок не дал ничего. У пятерых гастарбайтеров обнаружили гашиш, еще у семерых — радикальную литературу. Но того, что искали, не было нигде.

На Эргашева и тех, у кого нашли дурман для тела и разума, надели наручники, запихнули их в служебный автобус и повезли в Москву.

Техслужба доложила, что каких-либо электронных «следов» удостоверение Жарова с момента исчезновения не оставляло. Никто из тех, за кем установлен гласный и негласный надзор, в этой местности не «светил» устройствами связи, платежными картами и лицами перед камерами наблюдения.

Собака след не взяла. Да и следов тут уже много — утром туда-сюда прошли люди, каждый по своему маршруту.

Провести обыски на близлежащих дачах и в квартирах заселенных домов нового квартала? Если б знать точно... Ну, хотя бы сузить круг... А везде сразу — нереально. Для такого поголовного шмона оснований нет, так вообще не принято — нельзя совсем без наводок, по произволу. Там жилища «приличных» здешних обывателей, а не бытовки, напичканные всякими пришлыми. Визга будет на всю Россию и зарубежье. А кому оно надо? И ради чего? Конечно, если бы начальство знало, что еще исчезло, помимо личных документов сотрудника, то это совсем другое дело. Но ему-то и не полагается знать... И, следовательно, с его точки зрения это отнюдь не было вопросом жизни и смерти. Овчинка выделки не стоит. Ну, ... — именно такое универсальное понятие употребляют все военнослужащие, для них нет слов «потерял» или «украли» — работничек свои драгоценные «ксивы». Неприятно, конечно, — но не фатально. Новые выдадут.