Чаша отравы

Правда, один нужный абзац выделяется мгновенно тремя быстрыми кликами, и соседний абзац при этом не затрагивается. Так что два абзаца сразу, если так уж спешишь, можно выделить, только если... только если сам этого захочешь...

Дашкевич открыл журнал, то есть протокол изменений в тексте той злосчастной новости. Выяснилось, что Гриднева сначала выпустила ее, а спустя всего лишь две минуты отредактировала — убрала тот «указующий» абзац, где грозились штрафом, оставив только нужное «объяснение».

Денис задумался. На нескольких популярных форумах, где анонимные авторы впервые одновременно рассказали про это, была одна и та же фотография, явно сделанная с экрана. Выходит, она могла быть запечатлена только в пределах этих двух минут? И почему именно фотография, а не скриншот? Ведь фото не столь удобно для этой цели. Кто же тогда ее сделал? Просмотров за две минуты тут в это время набирается не так много, десять-пятнадцать от силы. Кто же тогда погнал волну? Кто-то из них, тех десяти, кто первым это успел прочесть? Маловероятно.

И тут Дашкевича, как говорится, «по совокупности» осенила догадка. Ну конечно!.. Это — наиболее правдоподобная версия... Только зачем? Это же явное нарушение трудовой этики и контрактных обязательств, попрание служебного доверия. Одно дело — собственное отношение к происходящему, лично ты как угодно можешь крыть власть... а совсем другое — делать вот так... А, может, она — «хомячок Увалова», может, ей не дают покоя его лавры автора многочисленных расследований, сливов и разоблачений? Теперь-то этого уже не узнать — а сама она, конечно, всё отрицала и будет отрицать. И не подкопаешься, кстати. Спешка и невнимательность — и всё тут. Поди докажи обратное.

Впрочем, не его это дело. Хотя сама по себе эта подлая и грабительская реформа, конечно, касается и Дениса тоже. И его жены. И дочери, которой всего девять лет. Ей в этом жестоком мире жить дальше. Но что тут поделаешь, прямо скажем? Надо сейчас только самим выкручиваться, только своей семьи сейчас и надо держаться, дабы выживать, сводить концы с концами, растить детей. По-другому никак...

Денис привычно припарковал свою «октавию» во дворе и поднялся на лифте. Жена Вика и дочка Настя радостно встретили его в прихожей.

— Ну как прошел первый день? — нетерпеливо спросила супруга после того как они поцеловались.

— Отлично! Очень нравится. И коллектив замечательный. И добираться на пятнадцать минут меньше.

— Прекрасно! А мы только что из музыкальной... Настюш, расскажи сама!

— Пап, я на конкурсе танцев первое место получила!

— Ах ты моя умница! — Денис радостно приподнял дочь на руки и поцеловал два раза. — Поздравляю, поздравляю! Горжусь тобой, продолжай и дальше так же!

— Ладно, давай уже, мой руки — и к столу, мы тут всё приготовили уже, отметим... — сказала Вика.

Жаров запер за собой дверь и начал спускаться по лестнице. Тут, на даче, в отличие от открыто используемой московской квартиры, было его основное «гнездо». Сюда подполковник не приглашал вообще никого и никогда, даже тех женщин, с которыми сходился. Именно сюда он по большей части вкладывал свой немалый доход на протяжении многих лет.

Здесь, в подвале, размещался довольно богатый арсенал — автоматы, пистолеты, гранатометы, снайперские винтовки, гранаты, мины. С боеприпасами и высокотехнологичными аксессуарами.

Самым обширным помещением в подвале была профессионально оборудованная химическая лаборатория общей стоимостью, пожалуй, в десятки миллионов рублей. Тут была и дорогая техника для самых различных экспериментов и синтеза веществ, и уникальные измерительные приборы, и вытяжные шкафы высокого класса защиты, и хранилища сырья и реактивов с различным температурным режимом.

 Химия, биохимия, фармацевтика с детства были настоящей страстью Жарова. Он окончил с красным дипломом Институт тонкой химической технологии, потом там же защитил кандидатскую. Еще в вузе с ним установили контакт «рыцари плаща и кинжала», предложив, однако, выполнять миссию, никоим образом не связанную с предметом его учебы и жизненного призвания: его стала курировать структура, задачей которой была борьба с политическими противниками установившегося в России режима. Эти коллеги решили внедрить Жарова в одну из «несистемных» партий коммунистического толка. Конечно, перед этим его на спецкурсах обучили, собственно, марксистской идеологии — а также особым приемам завоевания авторитета, привлечения сторонников и достижения лидерских позиций. Обучили и актерскому мастерству, умению «подавать себя», выступать на публике, отстаивать свою позицию, в том числе манипулятивно-демагогическими приемами, гарантированно нравиться слушателям и читателям.

Когда это необходимо, Жаров обязан был появляться на месте службы, чтобы лично отчитываться, участвовать в оперативных совещаниях. Его, конечно, никто не должен был видеть входящим в основное здание или выходящим из него. Для таких «кротов» в близлежащих домах были выделены офисы и квартиры-времянки на первом этаже — там можно было в случае чего и переночевать, и оттуда же спуститься в подземные коридоры, ведущие к «конторе».

Таких, как Жаров, в общем-то, было «взращено» и внедрено довольно много, в самые различные сегменты той оппозиционной среды, которая, в отличие от «думцев», напрямую из администрации президента не контролировалась. Но наибольших успехов достиг именно он. Видимо, благодаря тому, что сам по себе был очень пробивным и смекалистым человеком, с ярко выраженной лидерской внешностью. Скорее всего, именно исходя из этих личных качеств его и «отобрали» — именно «отобрали», ведь, как известно, «инициативников» заворачивают с порога. И не ошиблись с выбором.

Так постепенно Жаров дорос до должности «первой руки» стареющего Валерия Мельдина, лидера партии. Параллельно — хоть и не сразу, а как только стали видны реальные успехи — «крота» взяли в штат, выплачивали ему высокое довольствие и премии, время от времени присваивали очередные воинские звания — теперь он уже подполковник. Правда, полковника, как ясно дал понять Беляков, ему дадут только при отставке.

Всего, что добился Жаров, он добился благодаря своему уму, таланту, трудолюбию и... авантюристическому настрою, ярко выраженному честолюбию. О достижениях и победах, о том, чтобы занять высокое положение, стать знаменитым, Алексей мечтал с раннего детства, будучи абсолютно убежденным в том, что его ждет яркая жизненная миссия.

Но годы шли, а особых успехов, несмотря на хорошие деньги, всё же не было. Конечно, Жаров стал широко известным... в узких кругах — как политик левого толка. Да, яркий и перспективный. Но... Всем понятно, что социалистической революции при его жизни не будет. Во-первых, готовность широких народных масс идти за какими-то новыми большевиками, рисковать жизнью, приносить себя в жертву находится на уровне абсолютного нуля, несмотря на общую «фоновую» ностальгию по СССР. А, во вторых, нынешняя власть, в отличие от царской, уроки истории выучила крепко — и держит оппозицию в ежовых рукавицах, под неусыпным, мелочным, буквально поставленным на научную основу, контролем. Вплоть до того, что все значимые решения по всем «системным» принимаются исключительно на Старой площади. Это относится к кандидатурам глав региональных отделений, к спискам кандидатов в депутаты и, соответственно, к персональному составу представительных и тем более исполнительных органов власти, слегка разбавленных оппозицией. Что же касается несистемных левых, то их среда, дезориентированная, маргинализированная, расколотая, кишмя кишит агентами влияния спецслужб — такими, как сам Жаров.

И он прекрасно понимал все перспективы. Так называемого справедливого общества, где все являются хозяевами в равной степени, больше уже не будет никогда — элита железной пятой будет безжалостно попирать трудовой народ во веки веков. То, что недавно Беляков изложил Жарову открытым текстом, окончательно утвердило последнего именно в этом убеждении. И, соответственно, теперь уже ясно, что и по тайной службе его дальше уже двигать не будут, — то, что сейчас, можно считать потолком.