Страница 2 из 6
Уже после ее смерти в журнале «Отечественные записки» за апрель 1876 года была приведена следующая трактовка:
«Оскорбление может быть вполне удовлетворено законным путем, а дуэль в тех только случаях и позволительна, когда наносится оскорбление такого свойства, которое или не может быть удовлетворено законным путем, или когда удовлетворение законным путем неизбежно подвергло бы огласке и компрометировало бы третьи лица».
Испытание, где сильный непременно попирает слабого? Но честный поединок обязательно предполагает более или менее равное искусство владения оружием. Если же человек опытный вызывает на дуэль человека, не умеющего владеть шпагой или пистолетом, то он, как отмечалось в журнале «Отечественные записки», «совершает дело, равносильное тому, как если бы он, вооруженный, напал на человека безоружного на улице и убил его без всякого вызова. А человек, принимающий при подобных условиях вызов на дуэль, должен быть прямо признан или идиотом, или помешанным».
Идиотом или помешанным?
К сожалению, такого человека или человека, слишком легко идущего на примирение, в большинстве случаев назвали бы трусом. Хотя это и не трусость вовсе. Плюс, как сказал кто-то из древних, «одинаково трусливы и тот, кто не хочет умирать, когда надо, и тот, кто хочет умереть, когда нет в этом надобности».
Ключевые слова тут – «умирать, когда надо».
А когда надо?
И кто это определяет?
Во всех государствах, независимо от того, признавалась там дуэль преступленим или нет, относительно дуэлянтов (в особенности же – бретеров) принимались соответствующие меры безопасности в виде предупреждения и пресечения дуэлей, как несомненного общественного зла. Там же, где дуэли были безусловно запрещены, исходили из тех соображений, что дуэль – это одна из форм самоуправства, посягательства на установленный порядок, сопровождающегося причинением вреда жизни и здоровью ближнего.
Независимо от этого указывалось, с одной стороны, на несогласие поединков с правилами христианской веры и вытекающими из нее правилами морали, а с другой стороны – на нецелесообразность их, так как при несправедливой обиде она может быть решена путем судебного преследования обидчика и любыми другими дозволенными средствами.
Защитники дуэли всегда ссылались на обычай, который якобы вытекает из установившихся понятий о чести и благородстве. Да, поединки являются наследием рыцарских времен, когда они были одним из необходимых элементов тогдашней общественной жизни. В судебных процессах доносчику приходилось доказывать свое обвинение, а обвиняемому доказывать свою невиновность посредством очистительной присяги, данной при свидетелях, которые подтверждали, что обвиняемый говорит правду. Но в случае, если обвиняемый таких свидетелей не находил, или обвинитель отводил их, тогда имел место Суд Божий, одна из форм которого заключалась в поединке. Следовательно, поединок был одним из средств восстановления поруганной чести. Но было и другая сторона – поединки в среде высшего сословия считались одним из выражений удальства.
По мере развития цивилизации дуэли все более и более приобретали значение нарушения общественного порядка и христианского благочестия, вследствие чего начали появляться более или менее строгие их запреты.
Возьмем для примера Францию. Там на дуэлях погибало больше дворян, чем в сражениях. «Из убитых на дуэлях можно составить целую армию», – отмечал писатель XVII века Теофиль Рено, а Мишель де Монтень говорил, что даже если поместить трех французов в ливийскую пустыню, то не пройдет и месяца, как они перебьют друг друга.
Еще Трентский собор, открывшийся по инициативе папы Павла III 13 декабря 1545 года, запретил государям устраивать судебные поединки под угрозой отлучения и объявил отлученными ipso facto[1] всех участников, секундантов и зрителей дуэлей. Однако во Франции положения Собора никогда не были признаны. Впрочем, французское духовенство все равно продолжало нападать на практику дуэлей, и громовые проклятья не стихали на протяжении XVI и XVII вв.
Считается, что государственные запреты во Франции приняли вид «суровости на словах и снисходительности на деле». Например, короли Генрих IV и Людовик XIII издавали не только эдикты против дуэлей, но и многочисленные помилования дуэлянтов (один Генрих IV даровал около семи тысяч таких помилований за девятнадцать лет).
В 1665 году папа Александр VII осудил положение о том, что будто бы принятие вызова на дуэль оправдывается опасением быть обвиненным в трусости. Но все равно дуэли повторялись чрезвычайно часто и нередко принимали характер маленьких сражений, ибо в бою участвовали и многочисленные секунданты, которых было порой до пятнадцати человек с одной стороны, причем поводы для дуэлей были в значительной части случаев самые ничтожные или даже нарочно созданные самими бретерами.
Во Франции при Генрихе IV в течение восемнадцати лет погибло от дуэлей до 4000 дворян, при Людовике XIII, несмотря на суровые меры кардинала де Ришелье, в течение десяти лет погибло от дуэлей 940 дворян.
Опыт Франции, равно как и других государств, свидетельствует, что для прекращения дуэлей одного лишь запрещения их (хотя бы и с угрозой самого тяжкого наказания) было недостаточно. Необходимы были еще и меры нравственного характера. Однако с этим долгое время имели место большие проблемы. Более того, так называемые «суды чести» рассматривали дела об оскорблении чести и достоинства, невзирая на общее запрещение поединков, и они очень часто признавали неизбежность дуэли. И получалось, что закон противоречил самому себе: он дозволял то, что запрещалось.
В России впервые дуэли начали практиковаться при Петре I, в военном сословии, и вызвано это было законодательным постановлением (артикул 145), в котором говорилось:
«Ежели кто кого ударит по щеке, оного пред всею ротою профос[2] имеет тако ж ударить».
В 1787 году Екатерина II издала манифест о поединках, в котором установила подобие судов чести из лиц, избираемых сторонами, но при этом поединки при ней были запрещены безусловно. Императрица недвусмысленно указывала на то, что поединки – это «предубеждения, не от предков полученные, но перенятые или наносные, чуждые». Это было сказано в том же 1787 году. А вот ее внук, император Николай I, высказывался еще резче: «Я ненавижу дуэли; это – варварство. На мой взгляд, в них нет ничего рыцарского».
Русский писатель, журналист, историк быта и публицист В.О. Михневич писал:
«Дуэль – глупый предрассудок, но очень удобный для «порядочных людей», потому что посредством его можно погашать самые запутанные и неопрятные счеты. Как это ни странно, но дуэль очищает в глазах известного слоя общества любого принадлежащего к нему негодяя, а в особенности, когда пуля-дура его оцарапает».
Он называл дуэль сортом «честных убийств». А еще он писал:
«Причины большей части дуэлей и герои этих последних одни и те же. <…> Рыцарского здесь очень немного и еще меньше простого человеческого смысла. Это просто трактирные скандалы, возникающие под влиянием винных паров, в неряшлевой обстановке, по крайне неблаговидным и глупым поводам, отнюдь не аттестующим их героев со стороны культурности и благовоспитанности. <…> Таков именно характер и такова завязка большинства совершающихся у нас дуэлей, которые притом практикуются почти исключительно в узком, обособленном мирке праздной, прожигающей жизнь молодежи, причисляющей себя к «сливкам общества». Дуэли между людьми солидными и серьезными происходят у нас очень редко».
Так и нужно ли было рисковать жизнью ради всего этого?
Литературовед Н.Л. Бродский уверяет нас, что дуэль – это «порожденный феодально-рыцарским обществом обычай кровавой расправы – мести», сохранявшийся в дворянской среде, «видевшей в этом способе защиты чести одну из форм, выделявших «благородное» сословие от прочих».
1
В силу самого факта.
2
В Воинском уставе Российской империи, изданном Петром Великим 30 марта (10 апреля) 1716 года, профосам было предписано исполнять полицейские обязанности.