Суглоб

Мы буквально все стремились. Тем только и жили. И чрезвычайно радовались притом. Радовались всему. Буквально.

Спроси меня сейчас – как ты провел свою юность? отвечу незамедлительно, в радости. И голодали, и болели, и умирали, но жили в радости. Даже уже мертвыми. Что может быть прекраснее?

А в Суглобе вам делать нечего. Вас там сглазят и заговорят, если вообще вы там кого-то найдете.

А, может быть, час счастья уже миновал? Не исключено.

– Почему вы сказали, что мне не нужно в Суглоб??

– А вам что там делать? Вы же молодой человек. Вам расти и летать надобно, мамочка-любочка. А вы что же? На печь? простите великодушно.

– В каком смысле?

– В самом, что ни на есть прямом. В Суглобе же отродясь бездельники, да недоумки жили. А вы не знали? Про Суглоб легенд не счесть. Если в Суглобе, не приведи Господи, загорелась хата, а хозяин, предположим, отдыхает, он, хозяин этот и пальцем не шевельнет, чтобы огонь остановить. Так и будет лежать, покуда не сгорит вместе с хатой. И не пикнет, ибо лениво ему шуметь-то.

– Насколько мне известно, там народ работящий.

– Где? В Суглобе?! Это вы о подземной фабрике?

– Допустим.

– А кто ее видел эту фабрику-то?

– Да, но…

– Оставьте. Нет никакой фабрики. Вред есть – это да. Это – точно. Потому людей оттуда и не выпускают.

– А что за вред?

– Кто же его знает? Может, хворь, может, яд. Так или иначе, не трижды, четырежды подумайте, мамочка-любочка. Как вас звать-то?

– Андрей Сергеевич. Как Тургенева. Только…

– Точно, как Тургенева. Да вы и похожи на него. Вот немного возмужаете, бакенбарды отпустите. Будете вылитый Тургенев…

Еще один библиофил. Не вызывает сомнений тот факт, что их специально собирали для меня.

– Бакенбарды были у Пушкина.

– Да оставьте же вы, наконец, бедного Пушкина. Убили его уже, и еще раз убили, и еще раз убили, и убивать будут до бесконечности. Я говорю о Тургеневе, неужели не понятно?

– Понятно.

– А вы о ком говорите?

– И я – о Тургеневе.

– Так в чем же проблема?

– Не знаю.

– То-то, что не знаете. «Маскарад» читали?

– Читал, кажется.

– Вот ведь как бывает. И, заметьте – подобные события не редкость.

– Наверное.

– Я вам точно говорю. Просто напросто каждый день такое случается. Если взглянуть, как говорится с высоты Каменного гостя. Грустно все это.

– Согласен.

– Так что вы себя, Андрей Сергеевич, поберегите. Тезка такого человека. Это надобно нести. Согласны со мной?

– Наверное.

– Поберегите себя.

– Да, но…

– Что но?

– В каком смысле?

– В наше время соблазнов много. Вот, вы, наверное, уже о девицах подумываете. А знаете, сколько среди них проституток?

– Да нет же… не то совсем…

– А вы меня не стесняйтесь. Разве я молодым не был? Правда, в наше время их было меньше, но…

– Не то, не то.

– Какой вы теплый, однако? Трудно, трудно вам будет.

– Но…

– Ах, да не слушайте вы меня. Я вам только мешаю. Знаю, да поделать с собой ничего не могу. Наступил, знаете ли, скотский возраст, когда требуха моя желает поучать. А с требухой, сами знаете, справиться очень трудно. Далеко путь держите, мамочка-любочка?

Только после этого вопроса Андрей Сергеевич почувствовал, что вновь обретает себя.

Что же это я навертел в себе? подумалось нашему путешественнику.

Передо мной старенький старичок в беспамятстве. Жалкий и безопасный. А я что же?

– Вы не расслышали моего вопроса?

– Какого вопроса?

– Куда следуете, если не секрет?

– Какой же секрет? В Суглоб.

– Я не ослышался, в Суглоб? – переспросил дедушка.

– Не ослышались.

Старик в последний раз вытаращил глаза, и закрыл их. Сквозь его красноватые щели без ресниц просочились слезы.

– Что с вами?

– Ничего.

– Да как же? Разве я не вижу?

– Стыдно.

– Отчего же вам стыдно?

– Завидую вам.

– Вот уж…

– Вот вы, совсем молодой человек, а уже прямиком направляетесь в рай, мамочка-любочка. А я еще не знаю своего распределения.

– Почему в рай?

– А что же такое Суглоб по-вашему? Атлантида? А, может быть, Гиперборея? Нет, мамочка-любочка, Суглоб есть рай. Эдем, если угодно.

– Хотите со мной?

Слезопад старичка усиливается, – Какой вы теплый, однако, хорошо вам там будет.

– Хотите со мной? – повторил свой вопрос Андрей Сергеевич.

Ответа не последовало. Возникла переходящая в стук колес бесконечная пауза.

Уснул, подумалось Андрею Сергеевичу.

Уснул или умер, подумалось Андрею Сергеевичу.

Андрей Сергеевич приложил ухо к груди старика, нашел мурлыкающее сердце, и, искренне на этот раз, улыбаясь, тихонько вышел вон.

Много ли нужно человеку для душевного благоденствия? подумалось нашему мечтателю.

Однако у старости есть свои неоспоримые преимущества. Их немного, но они есть.

Чем отличаются главные события от второстепенных? Можно ли найти ответ на этот вопрос?

Вы скажете – все очень просто. Главные – это судьбоносные события, те, что составляют сюжет нашей биографии. И тотчас назовете, казалось бы, очевидные примеры: первый поход в школу, женитьба, рождение ребенка, развод, повторная женитьба, рождение второго ребенка и прочие вспышки жизни.

Позвольте не согласиться.

В альбомах подавляющего большинства пешеходов буден присутствует этот бесцветный набор фотографий с остекленевшими персонажами.

Возьмите один комплект, другой, третий, сличите их, и вы придете к набившему за десятилетия хоровода оскомину выводу – все люди братья (и сестры). А я присовокуплю – близнецы. Нелепость, потому что на самом деле это – не так.

Следовательно, сюжетец-то – не главное, и, даже, далеко не главное. Главное – деталь. Не то, что вспоминается по требованию, но всплывает из матовых глубин одиночества само по себе, некстати и безо всяких причин.

Это – как у симпатичной, можно даже сказать красивой, и внешне, и в поступках женщины на лице, где-нибудь на веке или на шее вы обнаруживаете пренеприятнейшую родинку. В последующем дама эта окажет вам любезность, выручит вас, а, возможно, даже и спасет. Спасет и пропадет из вашей жизни.

И вот, пройдет время. Нет-нет, да и вспоминаете вы своего ангела-хранителя. Но как? Вспомнится вам благородный ее поступок? глубина ее души? красота ее? Не исключено, но не в первую очередь. Прежде всего, перед вашим внутренним взором предстает та самая родинка, будь она не ладна.

И вот еще. Вы такое за собой замечали и за другими наверняка.

Первое впечатление.

Встретится, бывало, вам или мне какой-нибудь человек. Хороший как будто человек, как позже со всей очевидностью покажут события, однако, в совокупности черт, движений и интонации первоначально покажется он вам неискренним, лукавым, хуже того, опасным. Дальше этот человек следует за вами по жизни, всякий раз доказывая свое искреннее к вам расположение, общность интересов и помыслов. А вы всякий раз при встрече ловите себя на мысли, когда же он, наконец, откроется, проявит истинную свою сущность?

Грех предубеждения. Грех мучительный и жестокий.

Впрочем, с тем же успехом, мы влюбляемся в подлецов, единственным достоинством которых является отсутствие родинок или вкрадчивости в голосе.

И нас во множестве оценивают также.

Что же получается?

Объективного мира не существует, и всякий бред неподсуден, ибо кто и как может судить, когда все в бреду и всё – бред.

Плохо дело?

Не знаю.

Нужно подумать хорошенько.

С тем, чтобы попасть в туалет, Андрею Сергеевичу, пережидая очередь, пришлось провести некоторое время в черном огнедышащем тамбуре с окошками, не имеющими ни малейшего шанса избавиться от презрения природы извне и ненависти людей изнутри. Иконы дьявола эти могут изобразить вам все, что угодно в чудовищном преломлении. Смысл жалкого их существования – свидетельство извечного нашего отчаяния ото всего: что бы ни делалось, о чем бы ни думалось, от самих себя, в особенности от старших. По всякому поводу и без особенного повода. Русский человек, в большинстве, воспринимает мир через такие вот окошки.