Молчун-гора

Мне было пять.

Она в одном предложении могла заботиться и обвинять, так, когда я заболела ветрянкой. Сидела возле моей кровати ночью, а на следующий день делая зеленые точки на теле сказала, что я сама виновата и чесать нельзя ни в коем случае, а то можно умереть.

Смятение.

В часы телефонных разговоров, я аккуратно забиралась на стол и смотрела в окно, вниз. На детей, которые проходили с мамой или кого-то еще. Они о чем-то разговаривали, улыбались.

На столе было слышно разговоры мамы не меньше, чем в любом другом углу квартиры, но было видно чуть больше.

Я смотрела на себя в отражении стекла. Но на самом деле, куда бы не смотрела, видела перед собой глаза мамы и ее разочарование. Теперь я могу понять это чувство, а тогда просто не хотела, чтобы она так на меня смотрела.

И больше мне не хотелось на нее смотреть, не на себя.

Мысли отстранялись и делали все, чтобы не слышать. Видеть только то, что хотелось. Таких вещей было мало, поэтому я смотрела в окно очень часто.

Ветер раздвигает листву, пробирается сквозь. Не понимая, что там не пройти.

Деревья мне были ближе. Я на них могу смотреть.

И все остальное затухало. Я смотрела на ветер”

Только закрыв за собой дверь, по квартире начал разносится запах свежести и пирожков. Пришла бабушка. Пухловатая женщина, с такой же прической-одуванчиком как у ее дочери, но волосы были седые. Кисти рук были плотные, больше, похожи на мужские. Ходила она часто в одной и той же длинной, зеленой юбке, переваливаясь с одной ноги на другую.

– Привет, мам, ты рано, я же говорила к десяти.

– Заранее пришла, мало ли что, – раздеваясь сказала бабушка, высматривая внучку, – Пыли то сколько, – осматриваясь подметила она.

И понесла с порога высказывать замечания вместе с сумкой с пирожками. Прошла на кухню, не слушая оправдания дочери, – А плита грязная какая, ты же дома сидела, ничего не делала? Как я тебе говорила – приготовила и сразу протерла. Еды дома нет, не удивительно, что Юрка уехал. Он в столице привык к ресторанам. А ты ему что? Гречки варишь с солью? Кто захочет так жить? – так обойдя все комнаты она дошла до внучки, – Такая же худенькая, маленькая. Ну ничего, по готовлю, хоть поймешь, что такое нормальная еда. Идем, я принесла пирожков, поешь хоть.

Лесе нравилось ходить к бабушке и когда она приходила, всегда приносила что-то вкусное. Но в этот раз бабушки было слишком много и еды, которую приходилось есть не один вечер как всегда, а целыми днями.

– Пока мама не найдет работу буду с тобой сидеть. Гулять будем, – сказала бабушка внучке, которая жевала пирожок, – Чаем, чаем запивай.

Бабушка принялась тереть плиту, которую мама на кануне вечером так же усердно терла. Девочка пила сладкий чай, особый бабушкин чай.

У бабушки было все через чур: слишком вкусным. Щи были слишком жирные, блины толстые, дома было все аккуратным и говорила она соответствующе – нагнетающе.

Она жила в двадцати минутах ходьбы от их дома. Будучи на пенсии, она чаще всего ездила в столицу, чтобы купить дешевле продукты. Иногда она заходила, принося что-то вкусное, свежее, только сойдя с автобуса. И не заходя в квартиру, уходила, рассказывая, как она устала от таких поездок. И шла в свой деревянный дом, пешком, с тяжелыми сумками.

Половина пирожка осталась лежать поверх других.

– Что сидишь? Давай ешь. Пол пирожка только съела.

Леся продолжала, потупившись сидеть, исподлобья рассматривая, как бабушка добралась до раковины, продолжая рьяно чистить и ее. Чашка девочки опустела, на дне остался сахар. Загорелые пирожки лежали на деревянной доске. Бабушка на этом фоне рассказывала, как их пекла – “Только посмотри – один к одному” – приговаривала она, торжествуя вкусностью своего творения.

– Ты так и не доела? Давай ешь, что не нравятся тебе? Я старалась так, а ты не хочешь. Чай вон весь допила. Значит и пирожок бы влез целиком. Ладно, иди играй, потом доешь.

“Вкусные пирожки, ровные, правда один к одному. Я с утра не хочу есть. Пойду к себе. Иди. Во что играть будешь? Не хочу играть. Посижу на диване. Книги папины так и лежат. О чем они? Не знаю. Научусь читать и почитаю, что он читал. Газеты так пахнут газетами, а книги – книгой. Столько букв.

Попробуй почитать.

Я не умею.

Ну, придумай. Как будто читаешь. Название книги. Тут лошадь с человеком нарисованы. Про принца и его лошадь?

Начни читать и узнаешь.

Жил был принц, он хотел отправится далеко-далеко, но не мог. Он шел, шел, ноги у него устали, руки устали, он лег отдохнуть и уснул. Проснулся, яблочко съел и дальше пошел.

Страницу переверни, наверное, все уже.

Перевернула. Дальше.

Шел он по полям, по лугам, лес прошел. Совсем устал и сел прямо по середине дороги, вот так он устал. Говорит: дальше не пойду. Нет сил у меня совсем. Куда идти еще не знаю. За чем вообще отправился в дорогу. Пирожки закончились еще с голоду умру. Но сил больше нет. Тут сзади слышит он ржание, но не двинулся с места. Лошадь обошла его и говорит ему: чего расселся по середине дороги, не пройти не проехать. Сил нет дальше идти – отвечает он – Я шел через поля, луга, леса, еда закончилась и силы тоже. Все болит. Лошадь посмотрела на него, поглядела. Переверни страницу.

И сказала, что поможет ему добраться куда ему надо. Вот и сказочки конец, а кто слушал молодец. А все остальные страницы потом почитаю”

Бабушка переместилась в гостиную, орудуя теперь шваброй, передвигая и заглядывая во все уголочки. Рассказывая внучке как надо убираться, как важна чистота и что в ее доме и пылинки нет.

– Что делаешь? Домик строишь? Так спички на клей надо сажать, потом крышу делать. Можно и покрасить. Мать твоя, вот поделки в школе из спичек делала. У вас клей есть? Не показали как надо. Эх, ну ничего, пойдем гулять, зайдем в магазин купим клей.

Бабушка уже успела сварить суп, тоже носясь по квартире как мама. Немного отдохнув, после обеда они отправились гулять. Детская площадка пустовала, было холодно, солнечно. Снег искрился, скрипел, пушился на небольшом ветре. И можно было проследить по следам: где ходили: кто, как, сколько раз катался с горки.

Сидя на качелях, девочка изучала следы, представляла, как дети бегали. Как кто-то скатился первый с горки, вместе со снегом, который нежно падал все утро.

Немного замерзнув на качелях, она пошла кататься с горки. Потом раздувала снег с небольшого забора. Пыталась слепить комочек, но снег рассыпался.

Из стороны в сторону наклоняясь, наблюдала как переливается снег. Бабушка ходила рядом не торопя внучку, наблюдая как ее щеки розовеют.

Как и обещала бабушка, они зашли в магазин и купили клей. Придя домой они склеивали спички между собой. Получился маленький домик с плоской крышей или это был просто маленький просвечивающийся прямоугольник.

“Туда можно что-то класть и закрывать”

Пуговица отправилась в тайное, постукивающее послание самой себе.

Клей был на всех пальцах, на газете, которую бабушка учтиво положила на стол. Хоть конструкция долго высыхала и была подвижная, Леся выждала, когда она высохла. В это время сделав немного побольше коробочку, положив туда пуговицу.

– Руки иди оттирай от клея, сейчас ужинать будем.

Аня приходила домой к вечеру, опять выслушивала от мамы упреки, на следующий день все повторялось.

– Горе с тобой, ничего не хочет, кому я столько плюшек напекла? Ешь давай, – повторяла бабушка, когда Аня зашла в квартиру, – Ну вот мать твоя пришла. Где ты столько ходишь? У нас тут два магазина, фабрика и торговый центр, куда ты можешь устраиваться на работу? – она посмотрела на дочь, вид у нее был уставший, – Когда твой отец на войну ушел, мне тоже было тяжело, но ничего, справилась и одна. Хлеба белого не видели не то чтобы вот так, как я пирожки несу вам. Юрка не особо мне нравился, но вон квартиру оставил, а ты все хныкаешь. Радоваться надо. Одной лучше живется. Работу найти не можешь, что теперь будешь делать? Дома куковать?