Небоскрёб

— Да, герр директор, — Фриц непроизвольно поименовал Вайсса по-немецки, — я бы тоже хотел это знать.

На наши с Фрицем вопросы первым среагировал Авдеев.

— Об этом говорить было бы неуместно! — Григорий Петрович постарался, чтобы его слова звучали грозно, но не вышло. Вот некоторая растерянность чувствовалась, это да. — Сведения составляют государственную тайну!

— Так мы и не просим предоставлять нам подробные сведения, — усмехнулся я. — Нам будет вполне достаточно просто услышать, что это было.

На Авдеева было жалко смотреть. В его понимании явно всё пошло не так, причём он к этакому повороту оказался не готовым. Странно, конечно, я от него такого не ожидал, но, чего уж там, видеть его растерявшимся и не знающим, что бы ему сейчас сказать и сделать, мне понравилось. Боковым зрением я отметил, что и Маринка довольна неловким положением, в которое попал Григорий Петрович, жаль, сидевшую за ней Наташку я не видел, ей, уверен, это тоже оказалось по вкусу. Зато переведя взгляд направо, я получил настоящее удовольствие, видя, как искренне наслаждается посрамлением Авдеева Хельмут Францевич. Герр директор смотрелся настоящим немцем лета сорок первого, торжествующим и довольным.

— Над строительной площадкой произошёл взрыв, — Вайсс вернул себе обычное выражение лица и говорил веско, но не громко. — Ничего не было повреждено или разрушено, но сразу начали происходить странные события. Похожие на те, которые вы все, а особенно вы, Павел Сергеевич и Марина Дмитриевна, уже видели, — пояснил он. — И люди, которые были на стройке в тот момент, они… — он замялся, подбирая нужные слова, — …они изменились. У них появились необычные способности, а то, что люди уже умели, они стали делать ещё лучше.

— Я протестую, Хельмут Францевич! Это недопустимо! — взвился Авдеев.

— О вашем протесте, Григорий Петрович, поговорим чуть позже, — сухо осадил Авдеева директор и продолжил: — Именно после того взрыва Эдуард Ковальский и стал тем художником, о котором вы, Марина Дмитриевна, так увлекательно рассказывали.

Чёрт, всё-таки как здорово он говорит по-русски! И какие интересные вещи рассказывает!

— Что эти изменения в людях передаются по наследству, было замечено не сразу, — продолжал рассказывать Вайсс. — Но когда их дети стали взрослеть, а сами строители начали уходить из жизни, изучать эти наследственные особенности стали всерьёз. И затем именно прямые потомки строителей возглавили работу нашего Управления и составили основу его работников.

— А чем именно занимается Управление? — вот и пришло время задать главный вопрос, что я и сделал.

— Хельмут Францевич, я требую немедленно прекратить! — Авдеев снова бросился в атаку. — Иначе я буду вынужден сообщить наверх!

— Григорий Петрович, — ох, ну точно, не хватает Кащею парабеллума, — перестаньте. Люди здесь собрались умные, они всё равно рано или поздно поняли бы всё сами. И я уже обещал вам вернуться к вашим протестам несколько позже. Пока же помолчите и не мешайте.

Да уж, унасекомил Наташкин прадедушка Авдеева… Глядя на посмурневшего Григория Петровича, я уже простил Кащею Бессмертному его немецко-фашистское прошлое, и, похоже, не я один. Маринка мстительно улыбалась, Наташка, думаю, тоже, пусть я этого и не видел.

— Главная задача Управления — изучение последствий События, — Хельмут Францевич умудрился даже произнести это слово с прописной буквы. — А также добыча и доставка оставшихся после События и появившихся позже артефактов. Именно в их поиске и будет заключаться каждая ваша задача.

— Я так понимаю, — заговорил Андрей, — на стройке народу работало немало. И потомков у них тоже много. Почему выбрали именно нас?

Молодец! Вот уж спросил, так спросил!

— Видите ли, Андрей Валентинович, в чём дело, — герр директор несколько помрачнел. — К сожалению, в последующих поколениях способности, полученные по наследству, проявляются слабее. Не у всех, но в среднем. Из тех же потомков строителей, наблюдение за которыми выявило приемлемые показатели, удалось привлечь только вас. Если вам так угодно, можете считать себя избранными.

Ого! Вот же завернул… Избранные, блин… Это он, интересно, всерьёз или просто нас таким образом мотивировать пытается? И что за показатели? То есть, когда я всю предыдущую жизнь сдавал в поликлиниках и больницах всяческие анализы, там ещё что-то искали, помимо всяческой биохимии и тому подобного?

Народ тем временем снова примолк и принялся допивать остывающие напитки. Избранным, знаете ли, тоже есть-пить надо.

— А теперь, Григорий Петрович, поговорим о ваших протестах, — кривая усмешка, с которой директор это сказал, не предвещала Авдееву ничего хорошего. Интересно, что за пакость Кащей ему приготовил?

— Раз уж вы так упорно настаиваете на соблюдении секретности, я дам вам возможность заниматься её соблюдением непосредственно на месте, — так, не понял, а это он о чём? — Дамы и господа, вы не будете возражать, если я назначу Григория Петровича к вам в команду? — он что, с ума сошёл?!

— Так, возражений я не услышал, — Кащей с иезуитской ухмылкой воспользовался навалившейся на нас оторопью, — поэтому принимайте, дамы и господа, нового товарища. Григорий Петрович, вам, конечно, будет немного досаждать, но не волнуйтесь сильно по этому поводу, такая у него работа. Как, Григорий Петрович, решитесь обеспечивать секретность непосредственно в деле или вам больше нравится протестовать?

— Я готов возглавить команду, — м-да, если директор сошёл с ума, то Авдеев просто-таки охренел. Я уже собирался высказать всё, что думаю по этому поводу, и добавить ещё несколько слов, но директор меня опередил.

— Я разве говорил, что команду возглавите вы, Григорий Петрович? — мягко начал Хельмут Францевич, и тут его голос налился крупповской сталью: — У команды уже есть лидер, Павел Сергеевич Иванцев. Я не ошибусь, дамы и господа, если скажу, что вы Павлу Сергеевичу полностью доверяете? Вы же уже видели господина Иванцева в деле?

— Доверяем, — Андрей успел первым, даже Маринку опередил. Его дети согласно закивали.