Небоскрёб

…Разошлись мы, сытые и довольные, ближе к шести, ещё какое-то время затратили на неспешную прогулку до почти уже родного небоскрёба, где и расползлись по номерам. Мы с Маринкой забрались в ванну и принялись старательно отмокать, чтобы к приходу Наташки на нас не давила тяжесть съеденного и выпитого. Вот в ванне я и поделился с подругой своими коварными замыслами.

— Паша, ты гений! — Маринка пришла в полный восторг. — Даже я до такого бы не додумалась!

Я с показной скромностью наклонил голову. Ну насчёт «даже я», это Маринка, пожалуй, через край, хотя…

— А до чего ты всё же додумалась? — задал я простой вопрос.

— Да ни до чего, — честно призналась Маринка. — Мне, Паш, информации не хватает, чтобы до чего-то толкового додуматься. А я не такая умная как ты, чтобы почти что на пустом месте так хитро всё выстроить…

Признание Маринкой моих заслуг и её восхищение мощью моего разума мне, ясное дело, понравились, но, самое смешное, она тут права. Не только в признании и восхищении права, но и в оценке ситуации — я же и сам мало что знаю. Но тут мне вспомнился какой-то древний грек, [2] большой любитель поумничать, как это тогда было у них в Древней Греции модно. Однажды этот грек публично заявил, что точно знает, что ничего не знает, а когда его ехидно спросили, почему же он в таком случае считает себя умнее других древних греков, ответил, сделав честные глаза: «Потому что они даже этого не знают». У меня сейчас появилась историческая возможность оказаться умнее того грека, и я ею тут же воспользовался, приступив к мысленному составлению списка всего того, чего я пока что не знаю.

— Паш, — вклинилась Маринка в мои умствования, — я вот что подумала…

— И что же? — ладно, поразмышлять я ещё успею.

— Ну я примерно посчитала… Получается, тут надо искать не моих дедушек и бабушек, а прадедушек и прабабушек.

Хм, а ведь и правда… Я приблизительно прикинул смену поколений предков боевой подруги, исходя из её возраста, и у меня получилось, что Маринкины дедушки-бабушки родились или перед самой войной, или во время неё, или вскоре после. Ну да, в любом из этих случаев строить небоскрёб в Зухове они не могли. А вот прадеды и прабабки — запросто.

— Я же про них вообще ничего не знаю, — сокрушённо призналась Маринка.

— Ну я же говорил, зарядим сегодня Наташку, пусть организует поиск, — про себя я подумал, что поискать среди строителей предков ещё и Антона Волкова тоже неплохо бы. И что если родство Маринки и Тонны с небоскрёбостроителями всё-таки подтвердится, я лично этому не удивлюсь.

Время до окончания Наташкиного рабочего дня ещё оставалось, и я, пока Маринка что-то делала со своим лицом, вернулся к списку неизвестного.

Первое место в этом списке уверенно заняло желание узнать, что же такое-этакое таинственное и необычное случилось во время строительства. Если учесть, что воздействие неизвестного мне события продолжается не только на тех, кто там был, но и на их прямых потомков, набор вариантов поначалу смотрелся как-то очень уж невесело. Мог быть выброс какого-то излучения. Могло быть химическое отравление или биологическое заражение. Нет, слова «отравление» и «заражение» мы уберём нахрен — во-первых, чтобы не пугали, а, во-вторых, потому что не соответствуют они действительности. Ничего страшного ни с кем же не произошло! Вон на Хельмута Францевича поглядите — жив, для своих лет ещё и здоров, опять же, пребывает в здравом уме и твёрдой памяти. Всем бы нам быть такими в его года, да и просто дожить до тех лет неплохо бы… Известные мне лично потомки строителей тоже выглядят вполне здоровыми. Но в межреальностную рассинхронизацию при этом попадают только так. Кстати, очень похоже, что не только попадают, но и как-то управлять этим попаданием способны — что-то я во время пожара ни Авдеева, ни Наташу среди нас не видел, да и директора тоже. А они же среди присутствующих наверняка не единственными были, кто имеет прямое или генетическое отношение к строительству небоскрёба… То есть из вопроса о том, что произошло, естественным образом вываливался целых ворох других вопросов: как это действует, чем грозит и, как говорится, тэдэ и тэпэ.

Интересно, а был ли мой дед знаком со сварщиком Вайссом? И почему под фото деда в музее не указано, кем он на стройке работал? Вот, кстати, у самого Вайсса надо будет и спросить при случае…

Ещё интересно, есть ли где-нибудь потомки Ковальского, который Малюев. И если есть, почему они не среди нас? Уж кому-кому, а им-то здесь самое место. Интересно, когда и при каких обстоятельствах Хельмут Вайсс стал директором УСД. Интересно, чем в небоскрёбе вообще занимаются те, кто тут работает. Впрочем, этот вопрос мне на ум уже приходил. В общем, вопросов набирается куда больше, чем ответов. Ладно, будем выяснять в процессе, так сказать, представленья…

Наташка пришла к нам какая-то озабоченная, совсем, видать, на работе запарилась, бедненькая. Мы сразу потащили её в кроватку, раздевая на ходу, и принялись избавлять нашу подругу от стрессов, обеспечивая администраторшу приятными ощущениями и положительными эмоциями. Старания наши даром не пропали, и вскоре тщательно протерапированная Наташка уже совсем не походила на замотанную офисную планктонщицу. Тем не менее, полностью освободить её от того состояния, в котором она к нам явилась, у нас не вышло.

— Наташ, ты сегодня что-то совсем замотанная, — озаботилась проблемами подруги Маринка. — Поделись, может и полегчает. А то я тебя кое о чём попросить хотела…

— И о чём же? — заинтересовалась Наташка.

— Ну, не знаю… — Маринка изобразила неуверенную задумчивость. — Ты можешь узнать, ну или кого-то попросить узнать, был ли кто из моих предков среди строителей небоскрёба?

— А, решила всё-таки поинтересоваться, — оживилась Наташка. — Это ты правильно, такое знать лишним не будет, раз уж с нами связалась.

— Так сможешь? — поднажала Маринка.

— Ну, что кто-то из твоих тут работал, это и так ясно, — начала Наташка, но Маринка тут же её перебила:

— Это почему?