Страница 9 из 21
– Молодой человек, – серьезно отвечает старушенция, – Годная она или нет, только те сказать могут, кто ее слушать будет. А вот, что она – музыка, так это точно! И спасибо вам, дорогой человек, что вы украинской песне привержены. Нынче трудно найти тех, кто ей увлекается.
– Правильно, Капиталина Петривна, – подхватила молодая, – когда я эту песню пела, то такое удовольствие получила, что со мной редко бывает.
Тут Леонид посмотрел на друга Василия с победным видом, а тот только и смог сказать:
– Песен у него много. Вы их все посмотрите, он каждый день их шлепает почем зря!
– И вовсе не почем зря, – возражает старушка, – а очень вас прошу, приходите ко мне на занятия, чтобы научиться их хорошо на нотный стан записывать.
– Спасибо, – Леонид отвечает, – по этой части я еще много неграмотный. А к кому приходить-то?
– На проходной спросите, где профессор хорового пения Горячко Капиталина Петровна ведет урок – там и продолжим наш разговор. А ваши песни даже очень певучие. Прямо хоть сейчас в концертный зал! – с удовольствием подвела итог разговору старушенция.
На выходе из консерватории Леонид говорит другу:
– Зачем ты меня очень сконфузил, мне теперь трудно будет с ними разговаривать. Вроде я как герой какой-то. Нехорошо это! Поедем домой, в Обухов.
Сели опять на деревянные сидения в электричке среди народу и поехали. Только в этот раз напротив никто не пел. Наоборот, люди теснились и всякую ерунду друг другу говорили.
Однако было Леониду и радостно, что он своего друга смутил, а свои мелодии на точку вида поставил, но было и досадно: зачем молодежь нынче все больше заграничной песней увлекается, а на свои родные напевы внимания не обращает. А вот научные музыканты его мелодии признали, что их слушать можно. За это порадоваться надо.
Только друг-водитель и не огорчился вовсе, а был все-таки горд за Леонида – он не просто друг оказывается, а еще и вроде как – композитор! Смотри ты, в консерватории его мелодии петь захотели!
После консерватории как-то оказался Леонид Пономаренко в официальной городской конторе, где шло собрание фронтовиков-ветеранов обуховских. Случайно заглянул к ним. Увидел – обсуждают что-то. С властью ругаются. Просят у нее для своей жизни вещи необходимые. А сами сидят в одежке дешевой, скромные.
Обидно стало Леониду, что такими людьми помыкают. Нахмурился он от досады. Пришлось даже из конторы выйти.
Вышел Пономаренко наружу. Видит – стоит возле госадминистрации опоздавший фронтовик, перекуривает. Стесняется среди руготни зайти в зал. Ждет перерыва. Леонид ему и высказал свою боль:
– Что вы стесняетесь! Идите к ним, все помощь будет. И если есть у вас ордена да медали, то зря вы их не надели! Они хоть глаза власти протрут и колоть им будут, если совесть у них есть. Ведь вы за эти награды свою жизнь подставляли!
На что тот фронтовик грустно отвечает:
– Это раньше грудь под пули подставляли, а потом медалями да орденами гордились. А сейчас они никого не волнуют. Больше того, говорят нам: вот, понацепили тут побрякушек, трясете ими, ходите повсюду. Работать мешаете! Во как!
Еще тяжелее задумался Леонид над этим. Но все-таки придумал, как ответить на такое пренебрежение к фронтовикам: песней надо стариков поддержать.
Пришел домой Леонид. Ни с кем не разговаривает. Заперся у себя и ходит вокруг заграничной штуки, которая «Ямаха» называется. Все больше в себя вглядывается и губами шевелит.
А на дворе уже вечер закатный. Природа сама по себе поет. Красота. Только грусть у Леонида на лице – надо же, как людей не замечают, хотят от них побыстрей отделаться. Но ничего! Я этим, казенным, докажу как таких людей привечать надо. Ведь они – заслуженные, с наградами, тоже люди, и по-людски с ними обходиться надо!
Ночь пошла. А он все ходит и что-то бормочет. Только изредка подойдет к своей «Ямахе» проиграет что-то, потом снова думает. Потом пойдет к листу бумажному и что-то пишет. А у самого глаза грустные-грустные. Только в какой-то миг они гневом нальются и скулы на его лице посуровеют.
Не раз уж в его комнату сестра его старшая заглядывала с немым вопросом к нему. А он только отмахивается от нее: мол, уйди, не мешай. Той и делать нечего, как головой кивнуть и дверь быстро закрыть.
А когда в природе лучшее время настало – солнышко из-за горизонта выглянуло да новый день в ход пошел – то он уж по полной программе сел за свою «Ямаху» и стал наигрывать что-то решительно. Потом и голосом затянул. Не так, как на концерте, а чтобы для себя понятно было, для проверки музыкального строя.
Тут в комнату снова заглянула сестра Галина Алексеевна. Дверь распахнулась и слышно стало, как под движением пальцев на клавишах «Ямахи» звуки музыки появляются. Женщина спрашивает:
– Это новая песня?
Леонид всматривается в движение ее губ, понимает вопрос и отвечает:
– Да, Галина. Это песня для фронтовиков, победивших смерть. А вот мелодия родилась только сейчас…
– Очень красивая мелодия, – отвечает женщина.
– Я знаю.
– Как же ты ее слышишь?
– Она звучит во мне, чувствую ее пальцами… Наушники помогают немного. Да и эмоции меня переполняют! Как не слышать?! Так прекрасно вокруг!
Дело это дальше, по весне, было. В мае. Самый боевой по праздникам месяц. Ну, и опять идет в контору Леонид. Читает афишу, где фронтовиков поздравляют с Днем победы и на торжественный обед приглашают, чтобы, значит, вспомнить о них официально.
А он без приглашения пришел. И когда главный оратор речь поздравительную говорить кончил, то после жидких аплодисментов встал Леонид и сказал всем:
– Когда вы воевали, то меня еще совсем не было. Но это ничего не значит, так как, если бы не было Победы, то не было бы и меня. А вот за то, что вы такое для меня сделали, то хочу вам в благодарность песню в ваш и наш праздник спеть, чтобы настроение у всех было, как у победителей. Хотите?
– Как, не хотим? Пусть поет!
Растянул свою гармонь Леонид и решительно запел песню, где главными были слова: «Фронтовики! Наденьте ордена!». Сначала эти слова вроде как укоризной им слышались, а потом поняли победители, что этот человек говорит им, чтоб не стеснялись они своих боевых заслуг, чтобы не только по праздникам свои награды носили. А на тех, кто от наград плохое настроение имеет, – нужно просто наплевать и забыть. Наплевать и забыть!
Пошел с гармошкой Леонид мимо рядов фронтовиков, а у тех слезы на глазах от его песни. Слезы памяти и радости сразу вместе. Да и благодарности этому человеку, который еще при них не был рожден. А так понял их душу!
Хлопали они ему громко и долго. Не отпустили его в этот день от себя. Пришлось Леониду и другие песни спеть. А фронтовики даже танцы открыли под его гармошку. Прямо как в свои фронтовые годы! Да и музыку военную Леонид знал.
И тогда понял Леонид – все! Сапоги – по боку! А он должен с музыкой остаться и только с ней быть. Потому как ближе ее у него никого нету!
Стало мастерство Леонида расти. Узнали его многие. Полюбили. За простой нрав, за уважение к старшим. Хотелось им от него также частицу душевного тепла получить.
И тут случилось то, что его творчество заметили и власти. Мэр Обухова Мельник Василий Александрович узнал о нем, не погнушался, пригласил к себе самодеятельного композитора, и состоялся у них дивный разговор. Почему дивный? Потому, что не всякая власть охоча до народной культуры. Не всякая власть хочет помочь. Наоборот, все стремится что-то от людей брать.
И в конце разговора мэр как бы между прочим говорит: