Молчание

Никто не ответил.

— Наверное, зря я все это задумал, — сказал он сам себе и забрался на очередную металлическую площадку, после чего не выдержал и заорал. — Да, отзовётся мне кто-нибудь или нет?!!

«3,2,1», — быстро досчитывало электронное табло на площадке.

Сергей перепрыгнул на поперечную металлическую балку и продолжил карабкаться вверх. Кровь уже не капала, а лилась тоненькой струйкой. Он внимательно присмотрелся и увидел, что она течет с металлической площадки, что находилась чуть-чуть выше его.

Сергей забрался на эту металлическую площадку и обратил внимание на то, что между металлическим листом и нависающей над ним стеной имеется щель, через которую может проползти мышь, а может даже и крыса. Парень стал на колени и попытался заглянуть в щель. И в этот же момент прямо перед его носом взвыла пила «ногогрыза». Он моментально отпрянул и перепрыгнул на следующую балку.

Сергей обернулся и увидел, как поднимается грязно-желтая и липкая стена, открывая проход на скрытый подземный этаж. Картина за этой стеной не требовала никаких комментариев. В узком коридоре в луже крови лежало большое количество отпиленных человеческих частей тела. Головы, руки, ноги — выбирай на вкус, какая часть понравится. Тут были и тазобедренные суставы, и голени, и пальчики с розовенькими ногтями. Чуть дальше за лужей валялась перевернутая тачка с длинными ручками.

На железный лист площадки неожиданно выскочил из-за угла Борис Анатольевич Беленький, куда-то пропавший лечащий врач терапевтического отделения, который, как и его коллега Шарецкий, специально заразил одного больного чумой с целью найти от нее лекарство.

Стена за Беленьким начала опускаться вниз. Борис Анатольевич уставился в испуганные глаза Сергея и засмеялся истерическим смехом. После чего приставил дуло пистолета себе к виску и кивнул Сергею.

— До скорой встречи в аду, Чёмча! — произнес он и нажал на курок.

Прогремел выстрел, и мозги Беленького разлетелись по сторонам.

Посередине всего хаоса в ординаторской ожогового отделения расположился в кожаном кресле Николаев. Он практически не высовывал носа в коридор, только если надо было сходить в туалет. Ему было с одной стороны стыдно за себя, с другой — страшно. Более всего он боялся встретиться с главврачом больницы.

В ординаторскую, не постучав, зашел Погодин и остановился в трех метрах от Павла Петровича.

Погодин испуганными глазками обвел всю ординаторскую.

— Павел Петрович, не надо все так близко принимать к сердцу, — произнес он. — Я же пошутил.

Николаев кинул грустный взгляд на Погодина.

— Садитесь, Петр Алексеевич, и рассказывайте, где вы пропадали и чем занимались.

Погодин посмотрел по сторонам, ища взглядом, на что ему сесть. И увидел кожаное кресло, которое зачем-то повисло на умывальнике.

— Я, Павел Петрович, без дела не сижу. Не переживайте! — сказал Петр Алексеевич, подошел к умывальнику и снял с него кресло.

— Я верю тебе, Погодин. Ты единственный в больнице, кто пытается во всем разобраться. За что тебя и уважаю.

Погодин поставил кресло на пол и сел в него.

— Я занялся изучением всего происходящего в больнице, — важно заявил он. — Я постоянно передвигаюсь с места на место и подслушиваю чужие разговоры, пытаюсь подтвердить свои догадки и выявить общую картину.

Услышав это, Николаев еще больше разволновался. Психика его никак еще не могла принять страшную гибель Борыгина.

— Умоляю тебя, Погодин, будь осторожен и не рискуй по пустякам.

Погодин улыбнулся: его давно никто не умолял.

— Стараюсь не рисковать, но знать, что происходит вокруг нас, мы должны. Поэтому — уж как получится.

— Пойми, Погодин, — взволнованным голосом заговорил Павел Петрович, — риск для нас — это роскошь! В больнице здоровых и толковых людей становится все меньше и меньше. Пропадают и гибнут самые толковые люди — Весюткина, Круглова, Магамединов, Кожало. Если ничего не делать, то в больнице останутся только такие, которые уже ничего не смогут изменить.

Внезапно на лице Погодина расплылась улыбка, чуть ли не до самых ушей.

— Я не понял! — удивился Николаев. — Я разве что-то смешное сказал?

Погодин покачал головой.

— Я, Павел Петрович, в восторге от вашей пламенной речи. Все, что происходит в больнице, — неспроста, и вы своей речью навели меня на еще одну разгадку. Я все время думал, для чего нужны эти странные звонки от студента Андрея Кабена. И благодаря вам я нашел ответ на этот вопрос. Звонки эти нужны для того, чтобы избавляться от самых умных и толковых людей.

— Да, Погодин, ты меня вновь шокировал, — пробормотал Николаев. — Получается, я был не прав, когда предполагал, что противник нас недооценивает и вообще не берет в расчет наши способности думать и анализировать…

Игоревич спрятался на полу за плитой у самого выхода из кухни. Испугался он не на шутку. Поведение Николаича выходило за все возможные рамки. Из-за какой-то дурацкой водки этот придурок был готов его убить. Знал бы, что так все обернется, вообще бы к ней не прикасался.

Игоревич прислушался. Раздался шорох. Понимая, что дело — дрянь, он вскочил и схватился за ручку двери. И в этот же момент на него с электроплиты прыгнул Николаич. Они вместе вылетели из кухни в коридор. Игоревич упал на спину, а Николаич сел на него сверху, и стал колошматить кулаками.

Тем временем на кухне из-под шкафа для кастрюль и прочей утвари выбежало шесть «зместрел». Они громко запищали, запрыгали от радости и бросились к входным дверям.

Игоревич, защищая руками лицо, как-то выкрутился и сбросил с себя Николаича, стал хватать его за уши и за волосы. В коридор из кухни выбежали «зместрелы», они заплясали вокруг дерущихся мужчин и завизжали от восторга и переполняющих их эмоций. На головах «зместрел» повылезали на разные расстояния их «антенки».

— Ах ты, сука! — не своим голосом заорал Игоревич.

Он схватил Николаича за волосы и ударил головой об пол. Николаич извернулся и попал локтем Игоревичу прямо в нос. Игоревич взвыл от боли. Николаич вскочил на ноги. Игоревич — тоже. «Зместрелы» залились радостным криком, захлебываясь в своих эмоциях.

Николаич ударил ногой Игоревича в живот, и тот отлетел к стене. Следующий удар Николаич нанес покруче всякого каратиста: он с разворота влепил ногой в голову Игоревича.

— На тебе, падла! Знай наших!

Игоревич от удара дезориентировался, колени его подогнулись, и он потихоньку стал съезжать по стене на пол. Николаич отступил на несколько шагов и с разбегу ударил ногой в грудь Игоревичу, а добил его кулаком в ухо.

Довольные «зместрелы» с писком разбежались по сторонам. Николаич с радостной улыбкой на лице проводил их взглядом. Он тупо уставился на Игоревича, радостная улыбка медленно сползла с его лица. Он посмотрел на свои руки и увидел, что они все в крови.

— О, Боже! — вскричал Николаич. — Что я натворил?!

Игоревич лежал на полу с открытыми, уставившимися в одну точку, глазами. Николаич бросился к Игоревичу и упал перед ним на колени.

— Игоревич! Игоревич, что с тобой?! Игоревич, ответь мне!

Николаич стал лупить ладонью по щекам Игоревича, но никакой реакции со стороны того не последовало. Николаич схватил его за руку и попытался прощупать пульс.

— О-ё-мое! — прошептал он. — Я его убил!

Николаич обнял Игоревича, как родного брата, и громко зарыдал.

— Прости меня!.. Прости, я не хотел…

Сергей не ошибся: кашляла в шахте Оля. Правда, шансов спасти ее было мало. Девушка застряла ло. между трубой воздухопровода и поперечной металлической балкой. Причем одна рука у нее как-то неестественно вывернулась: она зацепилась за провода и кабели, и ими же оказалась плотно стянута.

Оля стонала от боли, лицо ее прижало к воздухопроводу, из-за чего было очень тяжело дышать. Она пыталась пошевелиться, но это ей стоило таких мучений, каких даже врагу не пожелаешь. Плюс к тому попытки освободиться только усугубляли ее положение.