Молчание

Магамединов быстро принес патологоанатому то, что он попросил. Воронин бросил двух тварей в ядовитую жидкость и был удивлён тому, что твари поплыли в ней, не выражая никакого беспокойства:

— Ты видал?! Этим тварюгам и формалин не яд! Я балдею от них!

Аллочка села за свой стол, развернула газету с кроссвордами и анекдотами, а Погодин так и остался стоять у окна. В голову к нему полезли какие-то странные беспокойные мысли.

— Петя, колись, что ты хочешь, чтоб я подарила на твой день рожденья, — вытянула она его из мрачного состояния. — Я нынче девушка богатая. Могу себе много чего позволить.

— Аллочка, — улыбнулся Погодин. — Мне не надо абсолютно никаких подарков.

— Петенька, но так не бывает, — нахмурилась медсестра. — Тебе же чего-нибудь хочется, ведь так? Просто скажи и все, не стесняйся.

— Да я не стесняюсь, — произнес грустный Погодин. — Просто я такой. Мне безразлично материальное. У меня есть все самое необходимое, и ничего сверх этого мне не надо.

— Что за шутки, Петя? Я же серьезно спрашиваю!

— Эх, Аллочка. Тебе будет со мной трудно. Я ведь равнодушен ко всяким там материальным приобретениям, — произнес непризнанный мастер жанра ужасов, искренне верующий в то, что он творец чего-то нового и интересного. — Меня без толку спрашивать, какие я хочу обои в зале, или какую плитку в туалете. Мне совершенно безразличны такие вещи.

Старшая медсестра откинула газету в сторону и посмотрела на Погодина. «Как мне тебя жаль, — подумала она. — Ты живешь в мире своих иллюзий. Когда-нибудь они разобьются о жестокую реальность, и ты этого не переживешь».

— Ничего страшного, милый, мы с тобой эту болезнь вылечим, — произнесла вслух она. — А какие вещи тебе небезразличны?

— Любимая, я написал два серьезных романа, но никому их не показывал, — оживился Погодин, и Аллочка сразу же пожалела, что задала этот вопрос. — Я хочу, чтобы ты первая их прочитала, и, если они тебе понравятся, то я собираюсь посвятить их тебе.

— Что ж, я не против, — вздохнула старшая медсестра. — Тащи свои романы.

— Не спеши, — прошептал Погодин и его глаза сверкнули. Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул ее Аллочке.

Она несмело взяла коробочку в руки и спросила:

— Что это?

— Открой. Это от чистого сердца, — пролепетал взволнованным голосом влюбленный мужчина.

Аллочка открыла коробочку, и увидела золотые сережки с блестящими камушками.

— Ах! Какое же это чудо, — воскликнула она, не веря своим глазам.

— Надень их, а я пока схожу за своими романами, — гордо выпятив тощую грудь, сказал Погодин и вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.

По коридору второго этажа быстрым шагом пронесся высокий мужчина в черном костюме и темных очках. Он прошел мимо поста дежурной медсестры, на котором никого не было, и подошел к дверям, ведущим в кабинет заведующего терапевтическим отделением.

Высокий мужчина без стука открыл дверь, вошел в кабинет и стал осматриваться.

— Вы кого-то ищете? — выглянула из-за спинки дивана Круглова.

Мужчина в черном костюме вздрогнул от неожиданности, посмотрел на перебинтованную голову Кругловой и смущенно улыбнулся:

— Здравствуйте! Извините, что я без стука. Я Магамединова ищу.

— Он в морге, — сказала, не подумав, Круглова.

— Как в морге? — вскрикнул высокий мужчина.

— Вы не пугайтесь, он там по рабочим вопросам находится, — успокоила его Елена Степановна.

Мужчина в черном костюме кивнул, подошел к рабочему столу Магамединова, и спросил:

— Я его здесь подожду, хорошо?

Круглова внимательно посмотрела на высокого мужчину, и, когда тот садился на стул, она заметила под его пиджаком висящую под рукой кобуру с пистолетом.

— А вы, собственно, по какому вопросу?

— Я брат его двоюродный. И по очень важному вопросу здесь нахожусь.

— Брат? — удивилась Круглова. — Странно, что мы раньше не встречались. Я ведь прихожусь ему свояченицей, сестрой жены. Меня, кстати, зовут Еленой, а вас?

— А? А меня Константином, — представился мужчина.

Круглова встала с дивана и включила электрочайник.

— Давайте, Костя, с вами кофе попьем, и вы мне расскажете, какие такие важные дела привели вас в нашу больницу.

— Ну что ж. Давайте. Мне две ложки на большую кружку и без сахара.

В проем дверей шестнадцатой палаты терапевтического отделения еле протиснулась грузная пожилая женщина ростом в два метра. Каждый ее кулак можно было сравнить с боксерской перчаткой, хотя та, наверное, оказалась бы меньше. Глядя на нее, в глаза сразу бросались: лицо, изрытое морщинами, здоровенные черные брови, нос картошкой, толстая выпяченная нижняя губа, прямой длинный подбородок, складки кожи на шее и на теле.

Мария Ивановна Сарнацкая чуть не подавилась яблочным соком, встретившись взглядом с этим монстром. Пожилая женщина прошла вперед, и, став посередине палаты, прохрипела нечеловеческим голосом:

— Здрасте! Какая кровать тут свободная?

Как только она это спросила, в палату влетела молоденькая медсестричка, и, дыша ей в пупок, запищала:

— Вон видите? Пустая. Ее и занимайте.

Женщина-монстр посмотрела на свободную кровать, затем пробежалась взглядом по стене возле кровати, на которой разрослась ледяная корочка. И все больные сразу же подумали, что она сейчас возмутится по поводу этого мерзкого ледяного образования.

— Да, разве я здесь помещусь, деточка? — повернулась с возмущенным лицом к молоденькой медсестричке новая больная. — Мне бы кроватку побольше.

— А-а? — в глазах Анфисы появился неописуемый ужас. — Садитесь пока на эту, а я сообщу заведующему отделением о данной проблеме, он что-нибудь придумает.

Женщина-монстр ковырнула толстым пальчиком в носу и кивнула:

— Сделай милость, деточка, сообщи.

Медсестра вышла, хлопнув дверью.

— Что вы все на меня так уставились? — не выдержала новенькая больная. — Никогда, что ли, не видели женщину ростом два метра и весом сто семьдесят килограмм?

— Вы, правы, не знаю, как вас зовут, — смело ответила ей Вика. — Я всю жизнь живу в этом городе, но такую… высокую женщину вижу впервые.

— Зовут меня Купцевич Валентина Петровна. Сама я не здешняя, приехала в ваш город из Самары — дочку навестить. Да вот сердечко прихватило.

— А меня зовут Мария Ивановна, — решила вставить в разговор свои три копейки Сарнацкая. — Я здесь уже около месяца лежу, а меня доктор все не хочет выписывать.

— Нет, я-то сюда ненадолго, — громко засмеялась Валентина Петровна. — Дня через три я отсюда утеку. Если не раньше. Наслышана я про вашу больницу столько, что по собственной воле никогда бы не легла.

— И чего же вы такого наслышаны? — заинтересовалась Василиса.

— Вот, послушайте, — тяжело вздохнув, начала рассказывать Валентина Петровна. — Мне это поведала одна очень хорошая знакомая — соседка моей дочки по лестничной площадке. Тут один врач, правда, давно это было, эксперимент решил провести. Укол сделать. С какой-то африканской хренью, то ли чумой, то ли оспой. Лекарство он, вишь, искал. Убивать таких искателей надо.

— Хм, а чего он себе в сраку эту чуму не вмазал? — резко встала с кровати Макаровна. — Умный был слишком?

Она подошла к окну и стала тереть рукой правый глаз.

— Макаровна, не перебивайте, пожалуйста! — рыкнула на неё Вика. — И не ругайтесь! Давайте дослушаем.

Валентина Петровна в это время засунула в нос палец и стала колупаться в нем, затем достала палец из носа и вытерла его о подушку. Вика все это увидела и скривилась от отвращения.

— Ну, короче, заразил одного хмыря, — зевнула Валентина Петровна, широко раскрыв рот. — Тот заболел, язвы, все такое. А этот врач ему хотел свое лекарство вколоть, ну, чтоб вылечить. Эксперимент, значит. Но ни черта лекарство не подействовало. Так мало того, этот дурак сам заразился. Потом вся палата. Через пару часов — все отделение корчилось. Врач тот сам к обеду загнулся. Карантин, конечно, объявили… Доктора. Вот оно как — в больнице-то лежать. Мало ли, что тебе вколют.