Молчание

— Ну, что, боец спецназа, отвоевала? — произнесла она, увидев перебинтованную голову Кругловой. — Собирайся, отвезу тебя домой.

— Не поеду я никуда. Мне тут с вами веселей и спокойней. Вот как дождусь результатов вскрытия, тогда поеду. А сейчас не дергайте меня своими заботами. Идите, лодыри, работайте! — пользуясь положением, закапризничала Елена Степановна и тут же мысленно назвала себя дурой, вспомнив предупреждение девушки в черном платье. Ей следовало соглашаться с предложением Инги и сваливать отсюда как можно быстрее, а она корчила из себя неизвестно кого (действительно, боец спецназа!) и ничего не могла с собой поделать.

— Работа не волк, в лес не убежит, — ответила на ее реплику Инга Вацлавовна. — Ехала бы ты домой, Лена. Когда ты еще так удачно разобьешь голову. Будь я на твоем месте, уже давно бы сидела дома и читала какую-нибудь бабскую книжку про любовь.

— Кто тебе мешает? Стена в подвале крепкая, — пошутила Круглова, — сама проверяла.

— Лена, если ты каждую смерть в больнице будешь принимать так близко к сердцу, твоя психика не выдержит, — заметила вслух Весюткина. — Мы врачи, не забыла? Возьми себя в руки.

Круглова легла на подушку, и на ее лице появилось серьезное выражение:

— Инга, а, если моя психика уже дала сбой? Что тогда?

— Я просто хотела сказать, что мы каждый день играем со смертью в перетягивание каната, — попыталась объяснить свои слова Весюткина. — И нет нашей вины в том, что на этот раз канат перетянула смерть. Увы, в нашей профессии такое бывает. Ты ведь не первый год работаешь, Лена. Всякое повидала.

— Это понятно. Я не о том… В последнее время, знаешь, я что-то сама не своя. Мне трудно это объяснить.

Замученный возникшими проблемами, Магамединов только теперь сообразил, почему не спешит домой Круглова, и решил ее успокоить:

— Лена, я убежден, что твоей вины в смерти Кадышева нет. Ты все сделала правильно. Я смотрел историю болезни — все назначения грамотные. Здесь в другом дело: или ему наши медсестрички вкололи что-то не то, или вкололи лекарство дважды. В общем, человеческий фактор. Разумеется, я, как завотделением, во всем разберусь, так что не волнуйся.

Магамединов смахнул рукой прядку волос со лба Кругловой:

— Хочешь, я тебе позвоню, когда будут результаты?

— Обязательно позвони, а то я тут умру у тебя на диване, так и не узнав истинную причину смерти этого несчастного Кадышева.

Ворвавшись к Аллочке в кабинет, Погодин сразу же обнял ее за плечи. Он посмотрел через окно во двор больницы, и краем глаза заметил, как от проходной к входу больницы медленно шел высокий мужчина в черном костюме и темных очках. А навстречу ему по ступенькам спускался Беленький.

Мужчины остановились напротив друг друга и о чем-то заговорили.

— Я очень люблю тебя, Аллочка, и ты это прекрасно знаешь, — зашептал Пётр Алексеевич на ухо своей возлюбленной.

— Не представляешь, Петя, как мне это приятно слышать, — улыбнулась счастливая Аллочка. — Прошу тебя, повторяй эти слова почаще.

— Ангелочек ты мой ненаглядный, — не выдержал Погодин и поцеловал Аллочку сначала в шею, затем чмокнул в щечку. — Я так рад, что ты у меня есть на этом свете.

— А я-то как рада, что ты есть у меня, — прослезилась старшая медсестра.

Все вскрытия проводились в лаборатории морга. Она представляла собой большую комнату без окон с высокими потолками. Стены этой комнаты были облицованы бордовой прямоугольной керамической плиткой, а холодный пол — квадратной мраморной. Вдоль одной из стен стояли две глубокие раковины с устройствами для стока и длинный стол, на котором можно было увидеть хирургические инструменты, электрическую роторную пилу и коробку с медицинскими перчатками. Вдоль другой стены стояли подъемно-транспортные тележки и, на небольшом расстоянии от них, — стол гистолога, оборудованный нижней вытяжной системой. С потолка на металлических цепях свешивались три пары массивных ламп. Под каждой парой располагалось по одному металлическому секционному столу. Два из них были пусты и сияли чистотой, а на третьем лежал голый мужчина, живот которого вздулся до невероятных размеров.

Врач-патологоанатом Игорь Михайлович Воронин держал в руках маленькую коробочку. Ему очень хотелось узнать, что внутри нее, но он никак не мог сообразить, как она открывается. Хлопнула входная дверь, и он молниеносным движением спрятал коробочку в карман халата.

— Привет, Максим. Ну что, приступим? Кстати, как там Круглова?

— Восемь швов наложили, — поделился бедой Магамединов. — Вот угораздило.

— О, это серьезно. Не повезло бабе. Сотрясения нету?

— Я осмотрел ее. Думаю, что без него не обошлось. Упрямая она, на рентген не хочет. Ладно, к делу!

Игорь Михайлович, чья профессия вряд ли могла бы вызвать зависть у других людей, надел медицинские перчатки и острым скальпелем разрезал кожу покойника от шеи до таза, затем раздвинул ее, обнажив внутренние органы. Из разреза сразу выперли наружу вздутые желудок и кишки. Комнату заполнил удушливый неприятный газ.

Желудок Магамединова, не всегда устойчивый к картинам вскрытия, начал неприятно сжиматься, он еле-еле поборол тошноту. Лицо Максима Викторовича побелело, но он изо всех сил старался делать вид, что с ним все в порядке и он привычен ко всему.

— Да, газы так и прут, — заметил Воронин.

— Блин, Игорь, давай без комментариев! Я пять минут назад кофейку попил, и этот прекрасный напиток уже просится обратно — на волю.

Воронин — пожилой мужчина, повидавший в своей жизни очень многое — искоса посмотрел на заведующего терапевтическим отделением и улыбнулся.

— Искренне сочувствую… Ну, что ж, посмотрим, что такое вкусное скушал наш покойник, — сказал он и начал медленно разрезать желудок.

Через разрез потоком хлынули мелкие беловато-красноватые червячки, чем-то похожие на опарышей, но длиннее их, и какие-то серые жучки размером с божью коровку. Вслед за ними неожиданно для врача выскочила голова большой твари (большой по сравнению с «опарышами»), она зашипела на патологоанатома и, посмотрев на божий свет серыми глазками, спряталась куда-то внутрь кишок.

— Боже мой, я никогда в жизни не встречался с подобной прелестью, — пробормотал Игорь Михайлович.

— И это все жило в нем? — удивился Магамединов, с ужасом глядя на мелких тварей, которые вылезали из разреза и расползались, кто куда.

— А в ком же, — Воронин взял пластиковый контейнер и стал выдавливать в него содержимое желудка и кишечника. Вместе с большой тварью в контейнер вывалилась голова ворона, глаза у головы мёртвой птицы открылись, и с них потекли кровавые слезы.

Магамединов, будучи верующим человеком, перекрестился и закричал:

— Господи! Да это бред! Я сплю что ли?! Игорь, так не бывает! Ну, червяки — ладно, но какой нормальный человек смог проглотить воронью голову?!

— Макс, ты не болтай попусту. Хватай видеокамеру мою, она, вон там, на полке лежит, — спокойно сказал Воронин Магамединову и указал рукой в сторону навесных полок. — Снимай все, что здесь творится. Пойми, потом, без видеоматериалов, нам мало кто поверит. И позвони еще кому-нибудь, нам нужно больше свидетелей.

Тело у большой твари было, как у змеи, из него высовывались по мере надобности на разную длину шесть пар коротких мускулистых лап, а по бокам торчали тонкие прозрачные веерообразные крылья. Очутившись в контейнере, тварь стала агрессивно себя вести — она бросалась на стены контейнера.

— Вот же мерзость! Игорь, тут что-то попрочнее нужно, — взвыл Магамединов. Тварь тем временем пробила стенку пластикового контейнера и попыталась выползти из него.

Воронин, схватив ее одной рукой, скальпелем разрезал пополам, и был удивлён: уже не одна, а две совершенно независящие друг от друга твари крутились в его руках. Обе были агрессивные и пытались вырваться.

— Давай живо сюда ванночку с формалином, — закричал Игорь Михайлович.