Страница 11 из 22
– Ну, вот и пришли, – вздохнула Хейта. – Пора прощаться.
Ройх заметно приуныл.
– Ну, не хмурься ты так, – ласково улыбнулась девушка. – Скоро снова увидимся. И с лесом тоже, – она беззаботно скользнула глазами по деревьям, но внезапно взгляд запнулся и посерьезнел.
Смутное подозрение, зародившись еще на поляне, ныне переросло в холодную уверенность. Они с Ройхом тут были не одни. Хейта шагнула вперед, опасно прищурившись, как дикая кошка на охоте, в любой момент готовая прыгнуть. Она медлила, силясь сообразить, где затаился неведомый преследователь. Как вдруг… ошеломляющая догадка заставила ее на мгновение онеметь. И в глазах девушки неожиданно заплясали лукавые огоньки.
– Я, может, и не знаю наперечет, что где растет в Заповедном лесу, – улыбнулась она. – Но этого здесь точно быть не должно!
Хейта вскинула руку. Яркая вспышка озарила лесную чащу, всколыхнув колючий терновый куст, усеянный синими ягодами. Терновник часто задрожал, точно по нему стучал топор лесоруба, – а в следующий миг бесследно исчез! На землю, отчаянно вскрикнув, упал растрепанный человечек. Он тут же подскочил, спешно отряхиваясь.
Густо-синие волосы обрамляли его свежее вечнозеленое лицо. У висков темнели причудливые отметины. Из серых штанов выглядывали неестественно длинные, узловатые пальцы. Ростом он был не выше трехлетнего ребенка. Он и был ребенком, хотя и прожил уже половину столетия. Но пастыри взрослеют и стареют иначе.
– Тэш, – улыбнулась Хейта. – Я должна была раньше догадаться! Когда обращаться выучился?
– Два дня назад, – гордо ответил тот.
– А отчего крался за нами как враг? – пытливо прищурилась девушка
– Я просто… Да так просто… Поупражняться хотел, – нашелся он.
– Ага…, – кивнула Хейта. – В деревню ты пробраться хотел, за мной следом, – на праздник. Ведь так?
Тэш смущенно потупился.
– Сколько раз тебе повторять, что это опасно? – строго спросила она.
– А че опасно-то? – насупился тот.
– Там люди.
– Ты тоже человек! – он упрямо топнул ногой.
– Поверь, эти люди не такие, как я, – ласково ответила Хейта. – Они не жалуют волшебного. Попадешься им – добра не жди. Думаешь, я смеха ради в капюшоне хожу, да способности свои от всех прячу?
Маленький пастырь помялся-помялся и нехотя выдавил:
– Не зря.
– То-то и оно.
– Но ведь даже потешники будут! – не унимался Тэш. – Я бы хотел на них поглядеть. Да и себя при случае показать.
– А вот этого точно не нужно, – нахмурилась Хейта. – Пастырей люди на дух не переносят. Да и тебе в волшебстве еще учиться и учиться. Последний раз, когда видения насылать пытался, пожар в лесу до рассвета тушили.
Тэш виновато примолк.
– Ступай домой, – мягко, но непреклонно сказала Хейта.
– Ла-адно, – кисло протянул он.
– А Ройх тебя проводит.
– Вот уж нет! – возмущению пастыря не было предела.
– Ты чего подумал, одного отпущу? – улыбнулась девушка.
– Под честное слово, – взмолился он.
– Знаем мы твои честные слова, – рассмеялась Хейта. – Ройх, проследи чтоб прямехонько до дома дошел. Глаз не спускай, коли придется, в зубах отнесешь. А ты чтоб без проделок! Иначе все твоим родителям расскажу. И деду с бабкой.
Тэш взглянул на нее исподлобья и обиженно шмыгнул носом. Хейта присела рядом.
– Я делаю это не из вредности. Ведь ты мой названый брат. Я не переживу если с тобой что-нибудь случится. Беги домой.
Тот кивнул и печально побрел по тропе. Бдительный Ройх двинулся следом. Хейта же накинула капюшон и, тяжко вздохнув, шагнула в лесной проем.
Старые, выгоревшие на солнце ворота печально поскрипывали на ветру. Хейта заколотила по ним кулаком. В ответ донеслась глухая, сонная брань.
– Проклятье! Кого там в такую рань принесло?
Бугристый нос привратника показался в решетчатом оконце. Путники в деревню Кихт захаживали редко, а потому он давно отучился вставать спозаранку.
– А-а, вернулась, – разом оттаял он. – Проходи.
Привратник Бэрх был одним из немногих, кто относился к Хейте на удивление хорошо. Отчего так повелось – она точно не знала. Быть может, оттого что он не любил деревенские толки, и никогда не принимал в них участия. А быть может, оттого что ему тоже порой доставалось от Варха и его шайки.
Мать говорила, он и к отцу Хейты относился лучше других, хотя и не одобрял его странной привязанности к Заповедному лесу. Он и ее привязанности не одобрял. Вот и сейчас, едва ворота захлопнулись, принялся нравоучать.
– Дался тебе этот лес. Жуткое место. Отец твой там сгинул. И тебе не терпится?
Хейта не ответила, улыбнулась только – она давно привыкла к его заботливому ворчанию. Запустила руку в карман и протянула Бэрху пригоршню темно-коричневых лесных орехов. Она всегда ему что-нибудь приносила из леса, а он, хоть и хмурил брови, никогда не отказывался.
– Вот тебе и на, – озадаченно молвил он. – А я от них не помру?
– Ну я же не померла, – усмехнулась Хейта.
– Ну да – ну да. Возьму, стало быть. Спасибо, что не забываешь про старика Бэрха, – в уголках его блеклых глаз собрались ласковые морщинки. – Ну, будет стоять. Домой поспешай. Тебя уже спрашивали.
Приземистый деревянный домишко, с покосившейся соломенной крышей, казался мирным и дружелюбным, но при этом очень усталым. В нем чувствовалась какая-то застарелая, неизжитая печаль. Хейта отворила скрипучую дверь и, как в прорубь, нырнула в прохладный дымный полумрак.
Дом состоял всего из одной комнаты, поэтому был он маленьким и тесным. Трескучее пламя очага порождало сонму беспокойных теней. Все вокруг было заставлено мисками, полными ягод и орехов. Хейта из леса давеча нанесла, – на год, наверное, хватило бы.
У стола над блюдом с шиповником склонилась Лахта. На ней было простое травянисто-зеленое платье, подхваченное матерчатым пояском. Посеребренные волосы искусно уложены на затылке. На шее темнела связка крупных деревянных бус.
Мать подняла на Хейту добрые темные глаза, но бледные губы не сложились в улыбку. Она кивнула, понуждая девушку обернуться. Там, за узким, истертым столом, уронив голову на грудь, дремал Борхольд.
Последнее время он спал все чаще. И Хейта ничем не могла ему помочь, – ее целебные руки, к сожалению, были бессильны против этой напасти – глубокой беспощадной старости.
На столе были разложены всевозможные инструменты: тесак, рубанок, долото. Всю жизнь дед был плотником. И не было, наверное, такой деревянной вещицы, какой он не смог бы смастерить.
Хейта бережно дотронулась до его плеча.
– Деда…
Борхольд разлепил тяжелые веки.
– А-а, это ты внученька. Набегалась в лесу? А я тебя уже целый час дожидаюсь.
Он взял с колен увесистый сверток и протянул его Хейте.
– Снеси Фальхте. Она взамен съестного передаст. Такой был уговор.
Хейта отогнула край холстины. Шкатулка, над которой целую неделю денно и нощно работал дед, получилась на диво изящной. Круглую крышку украшала резная гирлянда из полевых трав и цветов.
Шкатулки заказывали редко. Что было деревенским в них хранить? Только если нитки с иголкой, да самодельные бусы. «Любопытно, для чего эта понадобилась?» – подумалось Хейте. Прижав сверток к груди, она поцеловала деда в морщинистый лоб и поспешила на улицу исполнять поручение.
Хейта шла по деревне, как всегда, – уверенно и в то же время с опаской. Навстречу попадались люди, но она на них не глядела. А на нее глядели по-разному. Одни с насмешкой, другие с любопытством, третьи со страхом и даже ненавистью. Она кожей ощущала эти взгляды и, хотя была к ним привыкшей, всякий раз мечтала провалиться сквозь землю.
Вскоре по левую руку вырос нужный дом. Такой же бедный и ветхий, как у Хейты, но не такой гостеприимный. Холодом от него веяло и тоской, а еще – глухим одиночеством.