Евангельская ночь

Впрочем, прошло всего два дня, и скандал разгорелся с новой силой. Елизавета, придя с подругиных именин не очень трезвой и почему-то слишком рано, обнаружила мужа вновь сидящим за письменным столом, заваленным книгами. Ситуацию драматически накалил его позавчерашний категорический отказ идти с ней на этот самый праздник по причине безумной занятости на работе. Супруга, уличив его в этом страшном обмане, столь ужасном и безобразном, как она ярко выразилась, что и представить невозможно, тут же выдала бурную истерику с битьем посуды и швырянием в Михаила попавшихся под руку книг. Ему крупно повезло, что он успел спрятать ноутбук, иначе неизвестно, чем бы все закончилось. Наоравшись и нашвырявшись всласть, Елизавета смогла успокоиться только тогда, когда муж умудрился всеми правдами и неправдами убедить ее, что он весь этот вечер готовил для нее читабельный текст. Иными словами, сводил воедино свои каракули, и в ближайшее время ознакомит любимую жену с его, так сказать, творчеством. Ему удалось усыпить бдительность супруги, театрально демонстрируя тетрадь, исписанную его корявым почерком. Это были разрозненные черновики первого месяца работы. Разобрать их было практически невозможно из-за многочисленных исправлений. Взяв себя в руки, Елизавета потребовала, чтобы уже завтра состоялось первое знакомство с его стихами. И ему ничего не оставалось делать, как клятвенно пообещать ей выполнить это требование. Он понимал, что лжет, но успокаивал себя, что это ложь во благо, по крайней мере, на сегодняшнюю ночь, иначе бы истерика неминуемо продолжилась. Елизавета была настроена более чем серьезно.

Супруга отправилась спать, а Михаил еще некоторое время просидел за столом в тоске и растерянности. Он вдруг с неожиданным унынием вспомнил, что еще полтора месяца назад у него была совершенно другая жизнь – привычная и приятная, расслабленная и понятная. Совсем не такая, как сейчас – наполненная постоянным напряженным ожиданием. Это коварная и подлая мысль посетила его впервые. Он понимал, что ее нужно задавить в зародыше и ни в коем случае не дать развиться.

«Но та жизнь была совершенно бессмысленной! Ты же сам всегда мечтал изменить ее, грезя о маяке! Одно и то же каждый день, на протяжении 25 лет. Дешевле купить, дороже продать. А как же твой любимый лозунг: человек должен быть тем, кем может быть? Забыл? – неожиданно пришло на помощь альтер эго. – И как только ты начал, наконец, писать сонеты, как только попал на свой маяк, так сразу и принялся сомневаться! Ну, и кто ты после этого?..»

Это помогло Михаилу, он успокоился, так как все сравнения были в пользу его новой творческой жизни. Он бы с удовольствием обнял и поцеловал альтер эго за поддержку, но не знал, как это сделать. Михаил вздохнул и принялся убирать осколки разбитой посуды. Его повеселило, что жертвы истерики были избирательны – только старые чашки и блюдца. Елизавета всегда была образцовой хозяйкой!

Перед сном он достал листок с таинственно появившимися сонетами и открытку с маяком и в сотый раз стал любовно рассматривать свои реликвии. Этот нехитрый ритуал окончательно разогнал его малодушные сомнения, и он отравился спать, приговаривая про себя, как на сеансе аутотренинга:

«Какое же это счастье и удача, что двойник Дюрера выбрал меня! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. А все негаразды этого месяца вскоре забудутся, а вот сонеты останутся, и каждый день их будет все больше и больше…»

Мысли плавно вернулись к жене. Он думал, что нужно уделять ей больше внимания и времени. Да-да, цветы, внимание и время, но где же его взять, это время… Как же он верил и надеялся, что скоро все изменится! Ведь дневной гость на встрече в кафе говорил, что ему нужно потерпеть всего лишь месяц. Слава Богу, две недели уже позади, но осталось столько же…

Утром он поспешно убежал пораньше, так как не хотел встречаться с женой, чтобы избежать напоминаний о своих обещаниях, которые и не собирался выполнять. В качестве извинительного комплимента успел приготовить ей завтрак – омлет с сыром и беконом. Нужно было смягчить вчерашний скандал любым способом. В планах был и вечерний букет для Елизаветы.

Сегодня Михаил решил пройтись пешком, поскольку день был просто прекрасный: теплый и солнечный. И вполне можно было бы, дав широкий крюк, зайти в Лавру, чтобы просто постоять на старых каменных плитах лаврской мостовой. Сам факт стояния на этих истертых, чего только ни видевших камнях, пропитанных молитвенной благодатью, переключал Михаила из любой растерянности в его нормальное рабочее состояние. Этакий триггер, раз – и все уже в полном порядке! У него было любимое место на этих плитах: чуть ниже середины контрфорсной или подпорной стены, между двумя огромными верхними дугами, можно было очень комфортно постоять, прислонившись спиной к теплой древней кирпичной кладке. Постоять на еще более древнем, огромном камне. Из таких камней и была выложена крутая мостовая. И как же приятно было, щурясь на теплом солнышке, замереть здесь, и ни о чем не думать, а просто впитывать вековую благодать!

И вот уже на месте, приятно потершись спиной о кирпичи, Михаил, неожиданно для самого себя, решил вместо обычного стояния сделать небольшое представление. Дело в том, что несколько дней тому назад, когда он раздумывал, как же ему дать отдохнуть своим версификаторским органам, ему попались на глаза строки из третей главы книги Екклесиаста. Он даже их выписал, а прежде чем выписывать, выяснил этимологию этого красивого слова. Екклесиаст на древнегреческом языке – оратор в собрании.

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

…

– время обнимать, и время уклоняться от объятий;

– время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать;

– время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить;

– время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

Что пользы работающему от того, над чем он трудится?

«

Выписал потому, что его смутил и раззадорил провокационный вопрос о пользе труда. Конечно, он переадресовал его самому себе! Ведь под угрозой оказалась его работа и важность задания, полученного от таинственного друга. Ему было крайне важно правильно и достойно ответить опытному оратору.

Михаил знал, почему мысленная перепалка с ветхозаветным мудрецом и поиски ответа так важны для него. Он должен доказать, что труд есть не только польза, а также и большое счастье, и радость, и наслаждение, и мука, и оправдание, и полет, и так далее и тому подобное. Это стало бы основой его личной мотивации! А сейчас, в этот сложный месяц, дополнительные стимулы были ему просто необходимы.

И в этот момент, стоя у теплой стены, он вдруг всё понял – вот что значит лаврская благодать! Царь Соломон, а именно он автор книги Екклесиаста, этот мудрейший и справедливейший правитель, понимающий язык зверей и имеющий власть даже над джиннами, написал эти строки именно для Михаила! Не нужно никаких дискуссий и представлений! Все мгновенно встало на свои места. Сейчас наступило его время для радости творчества, время искать, время любить, время сберегать, время молчать! И раз он ищет способы ответить на вопрос оратора, то сам процесс поиска и есть ответ!! Господи, как красиво и как вовремя!

Возможно, это очередной знак от двойника Дюрера, ведь он совершенно случайно открыл Библию именно на этом месте!

Посмотрев по сторонам и удостоверившись, что никого рядом нет, он от всей души, проникновенно и громко произнес:

– Спасибо тебе, Соломон!

– Это вы мне, молодой человек? – удивленно спросил проходящий мимо священник.

Как Михаил мог его не заметить? От смущения он готов был провалиться сквозь любимую каменную плиту.

– Что вы, святой отец, нет-нет… Извините, не Вам, – собрав все силы для извинения, пробормотал Михаил. – Это я учу роль. Простите, пожалуйста, что я вас не заметил.

– Здесь не лучшее место для репетиций.

Священник кивнул ему на прощание (или в знак прощения), огладив седую бороду, и направился вверх, к Успенскому собору. Михаил сразу узнал его – это был тот самый приветливый батюшка, с которым он полтора месяца назад советовался по поводу толкователей Библии и который так помог ему своими рекомендациями.