Страница 8 из 15
– Вот ведь сколько сотен лет служит огонь людям, а что есть огонь, мы так и не знаем!
– И не узнаем никогда, ибо это великая тайна Божия и милость его к нам!
Все помолчали немного, послушали ночную тишину, потом разошлись «посмотреть на звёзды» и стали укладываться, подвесив короб с остатками мяса и сухарями к толстой ветке. Как и на лодке, все легли на свои дерюжки, укрылись плащами, и скоро мощный храп сотрясал тишину ночи, пугая сов и лис…
Назавтра все поднялись с рассветом, поёжились от утреннего холодка, старый гребец встал на колени перед небольшой кучкой хвороста, приготовленной с вечера, наломал совсем маленьких веточек с сухими листьями, достал огниво, подложил трут, чиркнул несколько раз кремнём по кресалу, искры упали на трут, тот затлелся, он подсунул горсть сухого мха, сверху ветки, подул, вспыхнул огонь. Вскоре закипел котёл, в который набросали трав и веточек дикой смородины и малины, над поляной поплыл нежный аромат. Поели вчерашнего мяса, запили взваром и разошлись каждый по своим делам.
Каменец и Искра шли по сухому летнему пронизанному солнцем лесу. Сначала они пытались разговаривать…
– Почему гребцы не в цепях? Разве это не опасно?
– Хозяин не верит рабам, на стражу да на слуг потратишь больше, чем сэкономишь. Это наёмные гребцы, но они надёжнее; да, им нужно платить в конце, но они и охрана, и слуги… Они не нападут ночью и никуда не сбегут…
– Что будет дальше?
– Приплывём в Смоленск, я тебя отведу в надёжное место, побудешь там, дальше разберёшься, иди по своей судьбе, а я по своей…
– У нас говорят, что Мокошь – богиня судьбы, она сидит в своих чертогах и прядёт нити нашей жизни, а дочки её Доля и Недоля те нити в клубки наматывают, и кому-то счастливая судьба выпадает, а кому-то нет.
– Не знаю я, выпадает судьба или не выпадает, думаю, нужно и самому помотать немножко…
Потом они замолчали, слушая пение птиц, шорох трав, шум ветра в кронах деревьев. Вышли на берег круглого лесного озера. Искра захотела вымыться, а то столько дней на лодке, среди воды и грязная… Как это гребцы не моются?
– Они считают, что маленькая грязь не страшна, а большая сама отвалится.
Девушка долго плескалась в тёплой воде… Пока мылся Каменец, сплела красивый пояс из высокой травы и венок из цветов. Пряди мокрых волос рассыпались по спине ниже пояса, синие глаза смотрели нежно, лукаво и немного тревожно. Они брели к берегу реки, вдыхая пьянящие ароматы цветов и нагретых солнцем сосновых веток. Вдруг она наклонилась и закричала: «Посмотри, черника поспела, черника!» Кочки между соснами и впрямь заросли нежно-зелёным черничником. Он был весь усыпан крупными, сизыми, чёрно-синими ягодами. Они упали на колени возле кочки, собирая их двумя руками и горстями кидая в рот. Сок тёк между пальцами, ладони и языки стали чёрными, а они ели и ели, и смеялись, и кормили друг друга… Насытиться было невозможно! Спелая и свежая ягода словно вливала в их тела какую-то новую силу, неведомую и очень приятную.
Наевшись до икоты, вернулись к ночёвке. Гребцы подстрелили косулю, резали мясо тонкими ломтями, румянили на огне и складывали часть в короб на завтра, часть на ужин. В котле заварили кулеш, добавив в кипящую воду все мясные обрезки, дикий чеснок и немного муки, разведённой холодной водой. В силки, сплетённые из тонких верёвочек, за день попало несколько зайцев, на ужин была зайчатина, затем вся команда долго пела свои протяжные песни. Потом запел Каменец. Начал он тихо и даже нежно, потом песня набрала силу, в ней стелилась бескрайняя степь, скакали табуны, шумели вековые леса, текли реки и росли хлеба… Были в ней Жизнь и Надежда, Судьба и Воля, Вера и такая неизбывная тоска, что даже звезды на черном бархате неба застыли и перестали мерцать, боясь спугнуть мгновение… Затем запел один из гребцов, другие подхватили, песня лилась и лилась в ночи, растекаясь над рекой и лесом, поднимаясь к небесам… И было совсем не важно, кто и на каком языке пел. Жизнь и любовь понятны без перевода.
Каменец тихо вышел из круга света, взял свою дерюгу с плащом, отошёл чуть в сторону, и лёг под большим раскидистым вязом (в Киеве его называли берест). Вскоре пришла Искра, тихо опустилась рядом, положила голову на плечо, руку на грудь, и вдруг прижалась к нему с такой неистовой силой, что его подбросило, обожгло каким-то неведомым доселе огнём, закрутило в черном водовороте… Потом они опомнились, тяжело дыша, вцепившись друг в друга, и долго молча лежали рядом, обнявшись, словно не веря, что нашлись… Затем он увидел над собой бескрайнее тёмное небо с безумной россыпью звёзд и огромной луной, выкатившейся из-за леса. Трава вокруг стала сырой от росы, они не заметили, как оказались в нескольких саженях от вяза. Он привстал тихонько, всё тело ломило, как после хорошей битвы, тряхнул головой, приходя в себя, осторожно приподнял её невесомое тело, перенёс ближе к стволу, под огромную густую крону, сквозь которую не видно даже неба… Потом осторожно лёг рядом, укрылся половиной плаща и сразу провалился в густую бездонную черноту сна.
Проснулся мгновенно от какого-то странного едва различимого звука: то ли лёгкий вздох, то ли всхлип… Звук был неестественно тихий, сдавленный, это и насторожило. Осторожно чуть раздвинул ресницы, не открывая глаз. Чернота ночи уходила, всё было серым, сумеречным, а прямо над ним нависла чья-то рука с его ножом в побелевших пальцах. Он быстро откатился в сторону и, вскакивая прыжком сразу на обе ноги, схватил и вывернул запястье этой руки… Нож упал, Искра обернулась, и он увидел бледное лицо, сжатые в нитку губы и капли пота на лбу… Она вдруг зарыдала, затряслась, упала на плащ:
– Не смогла я… не сделала… не смогла… – повторяла она, и её худенькие плечи вздрагивали от горя и отчаянья.
Когда она немного успокоилась (а он дал ей нареветься всласть), они сидели под вязом, прижавшись друг к другу, она хватала маленькими кулачками рубашку у него на груди, трясла его и причитала жалобно, по-детски:
– Только двое в моей жизни относились ко мне по-людски: ты и Сом. Он приказал убить тебя, а я не могу… Убив тебя, я убью себя… И ослушаться Сома не могу… Ничего не могу…
Потом он поднял её, поставил на ноги, укутал своим плащом, они шли по оживающему лесу, и птицы щебетали у них над головой, возвещая рассвет. Вся команда ещё спала; они долго умывались у реки, стараясь не глядеть друг на друга, затем молча вернулись к просыпающемуся лагерю… Поели, погрузились, отплыли…
Подул попутный ветер, поставили парус, пошли совсем быстро. До Смоленска осталось несколько дней, теперь уж никаких остановок. Каменец и Искра сидели на корме и глядели на убегающую за дромоном воду и удаляющиеся берега: только что рос перед тобой огромный дуб или вяз, вот он уже рядом, а вот уплывает и превращается в небольшой кустик. Вот бабы на мостках колотят праниками77 бельё, а вот они уже с овечек, потом с цыплят, и нет их совсем. Пришли в твою жизнь на несколько мигов и исчезли навсегда…
– Вот так и мы, плывём по реке нашей жизни…
– Как ты узнал, что я из слыхов князя Владимира?
– Что Владимира, я не знал, а что не просто юница78, понятно сразу… Я, когда работаю, места изучаю: никакой деревни там, где тебя подобрали, нет; мужик не селянин, ухватка воинская; он только орал, да вид делал, ему тебя догнать было, как щуке карася словить. Ну смотри дальше: никакая женщина, кроме особли́во учёной, не плавает и не лазает, все твои шрамы боевые, а не от побоев; греческую речь ты понимаешь не хуже моего – ни разу не попросила перевести… Далее, говоришь, что ты христианка, а на шее оберег идолянский, а зачем? Чтобы там что-то спрятать, ты ведь вся мокрая была, всё на виду, больше негде… А что спрятать? Я заглянул туда отай… – увидев, как она вскинулась, успокаивающе повёл рукой. – Даже не спрашивай, как открыл: нас и не этакому учили – не такой уж там запор и хитрый… Пока ты мылась в лесу на озере, я тихонечко и глянул, а там тайный знак княжеский… У меня такой же есть… Только князья у нас разные, да мой спрятан получше.
77
Сначала льняное бельё замачивали в растворе щёлока, который получали из берёзовой золы, затем стирали, а потом били на мостках вальками (праник, пральник…) и выполаскивали. Правильнее было бы сказать: бабы праниками прали бельё на пральне. От слова прать – бить
78
Юница – девушка-подросток