Всеволод Бобров

В один из вечеров произошло событие, которое развивалось по всем правилам театрального адюльтера. Прознав, что маршал отправился на манёвры, его супруга вытребовала любовника к себе. Это свидание на маршальской даче в Серебряном Бору могло дорого обойтись Боброву. Всему виной стал звонок бдительной домработницы.

В кульминационный момент свидания дверь распахнулась, и на пороге предстал маршал Казаков. Разгневанный военачальник выхватил пистолет и выстрелил в потолок. Всего несколько секунд потребовалось Боброву, чтобы подхватить свои пожитки и прошмыгнуть в дверь, захлопнув её за собой. Пока маршал рылся в карманах в поисках ключа, а потом возился с непростым замком, Бобров столь же стремительно преодолел другое препятствие — высокий забор и устремился к Минскому шоссе.

В очередной раз судьба хранила Всеволода. Но, по словам Боброва, его не просто холодный пот прошиб, а охватил ужас при мысли, что маршалу в состоянии аффекта ничего не стоило произвести и второй выстрел.

Странное, однако, совпадение. Вновь Серебряный Бор. В 1957-м задета была честь Боброва, а на этот раз «провинился» он сам...

Этот случай послужил основанием не только для санкций со стороны Главпура, но и стал причиной увольнения Боброва из армии. Отстранённый от работы с командой, Всеволод Михайлович поначалу был перемещён на должность главного тренера Вооружённых сил, а затем стал старшим тренером клубного коллектива ЦСКА, выступавшего в городском первенстве.

Притязания любвеобильной Светланы Павловны на этом не закончились. Она чуть ли не во всём старалась подражать Боброву. У того в начале 1960-х была двухцветная «Волга»: верх — цвета слоновой кости, а нижняя часть — бордовая. Потом такая же появилась в семье маршала Казакова. Погасить страсти удалось второй жене Боброва Елене Николаевне, которая по телефону сообщила маршалу о настойчивых звонках его супруги.

Жизнь движется по синусоиде, любил говаривать Всеволод Бобров...

САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ПЛАВАНИЕ

В 1963 году Всеволод Бобров вернулся к реальной тренерской работе. Он стал старшим тренером одесского «Черноморца». В 1970—1980-е годы такое назначение воспринималось бы как вполне достойное: «Черноморец» уже являлся заметной командой высшей лиги, способной пощекотать нервы любому фавориту, а иной раз и атаковать пьедестал. Но в 1963-м одесситы были всего лишь дебютантами второй подгруппы класса «А», которая в дальнейшем стала звучать более привычно для уха современного болельщика — первая лига. Работа с «Черноморцем» стала для Боброва своего рода экзаменом. И тренер-новичок его сдал: «Черноморец» финишировал шестым, что для дебюта было хорошим результатом. Одесситы опередили такие получившие в дальнейшем известность на высшем уровне команды, как «Карпаты» (Львов) и «Днепр» (Днепропетровск), отобрали очки и у нескольких соперников, оказавшихся выше в турнирной таблице.

Владимир Пахомов вспоминал, что как-то в одной компании заговорил о Боброве, обращаясь памятью к его работе в Одессе. «Потом осёкся — рядом слушают меня Юрий Заболотный, Владимир Дерябин, бывшие игроки “Черноморца”, — писал Пахомов. — Как-то они отнесутся к моим воспоминаниям? Смотрю, посветлели их лица, появились добрые улыбки: “Разве такое забывается?” А ведь при Боброве “Черноморец” был всё-таки заурядной командой».

В подобных ситуациях тренер обычно прибегает к помощи «варягов», но Бобров пригласил в «Черноморец» из Москвы немногих. Это были хорошо ему знакомый по ЦСКА вратарь Борис Разинский и нападающий Борис Орешников, а также известный по выступлениям за ростовский СКА полузащитник Виктор Одинцов.

Заслуживает внимания появление в «Черноморце» Бориса Разинского. Бывший вратарь сборной СССР, дублёр Льва Яшина на победной Олимпиаде 1956 года, он в предыдущем сезоне защищал ворота киевского «Динамо». Выступления за клуб, пребывавший в ранге чемпиона СССР, подтверждают его уровень. Однако 30-летний Разинский пошёл на существенное понижение в статусе, чем несказанно удивил своих почитателей. Но Борис знал, что делал. Знал, что в команде, ведомой Бобровым (они находились в дружеских отношениях), ему удастся осуществить свою мечту — играть в нападении. Блажь эту никто из тренеров всерьёз не воспринимал, но Борис не переставал надеяться.

Стремление Разинского забивать не раз приводило к осложнениям. В 1957 году старший тренер армейцев Григорий Пинаичев не взял его в турне по Англии в назидание за то, что Борис постоянно рвался играть за дубль в нападении.

В 1961 году Разинский разгневал другого наставника ЦСКА — Константина Бескова. На старте чемпионата в Ереване и Ташкенте он вызвался пробить пенальти. Сделал Борис это успешно, но своенравный Бесков воспринял этот поступок как «партизанщину», после чего вратаря-бомбардира постарался «подловить». Как рассказывал автору книги сам Борис Давидович Разинский, случилось это в Алма-Ате, куда команда перебралась из Ташкента. Все собрались пойти в кино, а он отказался, мотивируя тем, что в переполненном кинозале плохо видно. Стоило это услышать Бескову, как со ссылкой на плохое зрение вратарь был отчислен из команды. В госпитале это не подтвердилось, но пришлось Разинскому подать рапорт об увольнении с военной службы. Месяц спустя он стал игроком московского «Спартака»...

Дальше события развивались с калейдоскопической быстротой. Съездив после чемпионата с рижской «Даугавой» в Польшу, Борис Разинский отправился с киевским «Динамо» в Англию, после чего остался в этой команде, которая, напомним, носила звание чемпиона СССР. Став там основным вратарём, Борис тем не менее сразу откликнулся на приглашение Боброва.

В «Черноморце» мечта Разинского сбылась. Поскольку в команде имелся другой надёжный голкипер, Георгий Городенко, Бобров внял просьбам своего протеже. Шесть матчей провёл Борис на месте центрфорварда и забил три мяча. Его точный удар с одиннадцатиметровой отметки принёс команде победу над рижской «Даугавой». В своих мемуарных записках «Футбол и судьба» он отмечал: «Во время турне “Черноморца” по Тунису, Эфиопии и Судану ваш покорный слуга, центрфорвард Разинский, даже забил 11 мячей из 21».

Казалось, с завоёванных позиций Боброву имело прямой смысл развиваться в качестве футбольного тренера. Но он принял парадоксальное решение — уйти в хоккей. Не менее неожиданным был и выбор приглашающей стороны — московского «Спартака». Если «Черноморец» был, в конце концов, заурядной командой, лишь начавшей торить себе путь в высшее футбольное общество, то хоккейный «Спартак» являлся чемпионом СССР 1962 года и стремился встать на один уровень с ЦСКА на постоянной основе. Что в плане осуществления этих амбициозных планов могло говорить в пользу давно не занимавшегося тренерской практикой в хоккее Всеволода Боброва?

В ту пору футбольный и хоккейный сезоны уже накладывались друг на друга. Футбольный чемпионат закончился для «Черноморца» в конце октября, а из зарубежного турне команда вернулась в декабре. Как мог Бобров включиться в хоккейный сезон, стартовавший в октябре?

Но выход был найден, причём такой, который подтверждает договорённость сторон о совместной работе ещё в разгар футбольного сезона. В качестве тренера в «Спартаке» появился Борис Иванович Афанасьев — партнёр Боброва поры выступлений за ЦДКА. Бывший вратарь армейцев много лет тренировал детские команды родного клуба.

При этом Афанасьев, человек в спортивном мире авторитетный, обладал хорошими организаторскими способностями. Будучи старшим тренером клубных команд ЦСКА, он даже одно время входил в тренерский совет команды мастеров, что при амбициях Анатолия Тарасова означает многое.

Афанасьева высоко ценил и патриарх отечественного хоккея с шайбой Аркадий Иванович Чернышёв: «Нравился мне Борис Иванович своей какой-то особой “весёлой” энергией, склонностью к юмору, шутке, что располагало к нему молодёжь и вместе с тем нисколько не умаляло его авторитет. Когда было нужно, он проявлял требовательность, принципиальность и не терпел легкомысленного отношения к занятиям».