Лобановский

Так или иначе, чемпионов-триумфаторов пронесли на руках по кругу стадиона и унесли в раздевалку. Для публики это была своя, родная команда: в некоторых матчах в стартовом составе играли восемь уроженцев Киева.

В раздевалку принесли огромный шоколадный торт, появилось шампанское.

Со стадиона динамовцы отправились на базу на Нивках. Там — отметили, но без фанатизма. Соловьёв нашёл какую-то вместительную ёмкость, налил шампанское, нарезал туда фрукты. Выпили, по воспоминаниям Андрея Бибы, «по фужеру, не больше, ведь сезон тогда ещё не закончился». Золотые медали вручили после возвращения команды из Англии, где она провела за неделю три товарищеских матча (1:2 и 0:2 от «Астон Виллы» и «Эвертона» и 1:1 в Лондоне с «Арсеналом»): вручили тринадцати футболистам, сыгравшим не менее чем в пятнадцати встречах: таковы были тогдашние правила. Ещё до поездки в Англию, 25 октября 1961 года, в Киеве «Динамо» получило чемпионский приз. «В среду тысячи киевлян, — писал «Киевский комсомолец», — пришли на стадион им. Хрущева, чтобы приветствовать своих любимцев по поводу вручения им высшей награды — командного Кубка чемпионов страны. Под бурные аплодисменты Председатель Федерации футбола СССР тов. Гранаткин тепло приветствовал динамовцев и вручил капитану команды Виктору Каневскому почётный приз. После торжественной части состоялся матч между “Динамо” и шведским “Хаммарбю”. Игра прошла при полном преимуществе киевлян, но кроме В. Лобановского никто не сумел забить гол».

Во время короткого турне по Англии, к слову, динамовцы едва не устроили Валерию «тёмную». Перед игрой с «Астон Виллой» в Бирмингеме он не явился на установку. Соловьёв чуть не поседел. Чтобы никто не услышал о том, что один игрок «пропал», Вячеслав Дмитриевич накрыл подушкой и одеялом телефонный аппарат, открыл в туалетной комнате все краны, душ. Лобановский появился в последнюю минуту, объяснил: заплутал в магазинах. Ему не успели даже «напихать», но после проигрыша все были на нервах, решили его проучить. «Но потом, — рассказывал Каневский, — передумали. Во-первых, он оказался не робкого десятка, а во-вторых, магазины мы в итоге признали смягчающим обстоятельством...»

После победы в чемпионате СССР многие динамовцы, в том числе и Лобановский, купили первые в своей жизни автомобили — марки «Москвич-407».

«Спустя 25 лет, 17 октября 1986 года, — рассказывал Лобановский, — мы сидели в номере московской гостиницы “Пекин” с Вячеславом Дмитриевичем Соловьёвым. Я был в Москве в командировке, он заехал повидаться. Мы и не вспомнили бы об этой дате, если бы не заговорил о ней заскочивший на минутку наш друг народный артист СССР Олег Иванович Борисов, работавший в своё время в Киеве в Театре Леси Украинки. И началось: “А помнишь... Болельщики... Пономарёв...”

“А помнишь, Валерка, — сказал мне Соловьёв, — как ты тогда после игры заявил: сейчас такое состояние, что, кажется, могу до сорока лет играть!” Что ж, мне тогда было двадцать два, я и представить себе не мог, конечно, будучи в чемпионском настроении, что играть мне судьбой определено ещё шесть с половиной лет, а потом...»

«Болельщики, — вспомнил Борисов, — в каком-то едином порыве свернули принесённые с собой газеты в жгуты и подожгли их. Весь стадион — в факелах. Незабываемое зрелище!» Факелы запылали во время игры, после объявления результата «Торпедо». На поле стало жутковато. Кто-то из наших подбежал к арбитру и сказал: «Товарищ судья, может быть, закончим, а? А то ведь сейчас стадион вспыхнет».

«Пономарёв покойный, Александр Семёнович, тогда “Авангард” тренировал, — рассказал Соловьёв. — Скамейки почти рядом были. Так, когда диктор информацию из Ташкента выдал, он подбежал, обнял — когда вы ещё видели, чтобы тренер соперников во время игры с поздравлениями подбегал! — и сказал: “Наконец-то и киевское ‘Динамо’ в чемпионы пробилось”».

Для завсегдатаев «брехаловки» — Мекки болельщиков возле филармонии (в каждом городе, где были команды высшей, да и не только высшей, лиги, стихийно возникали такие) — Лобановский всегда был кумиром. Они заприметили его ещё в дубле, ходили на динамовские тренировки на кортах, высматривая копну рыжих волос на высокорослом худом парне.

Давид Боровский, известный во всём мире театральный художник, начинавший в Театре Леси Украинки подмастерьем в четырнадцатилетием возрасте, рассказывал мне, как выяснял расписание первых в сезоне — январских — тренировок «Динамо» — «надо было успеть взглянуть на Лобана: как он после отпуска? — ещё до отъезда команды на южные сборы». Давид отпрашивался из театра на часок-другой, мчался на «Динамо» и вместе с такими же, как он, ценителями динамовской игры, заполнявшими пространство вокруг сеточного ограждения кортов, восторженно наблюдал за динамовцами — Базилевичем, Каневским, Трояновским... И особенно — за Лобановским, на публику чеканившим мяч огромными ногами, обутыми в полукеды 47-го размера, массивными бёдрами, вовремя подставленными плечами и головой, — до тех пор, пока на площадке не появлялся тренер и не давал команду на построение.

2 июля 1984 года Давиду, многие годы уже работавшему в Москве в Театре на Таганке, исполнилось 50 лет. Находился он в тот момент в Киеве. Я позвонил Лобановскому, обрисовал ситуацию, и через полтора часа в дверь квартиры, в которой остановился Давид с женой Мариной, позвонили и вручили подарок — футбольный мяч с автографами футболистов киевского «Динамо». В фамилии юбиляра, правда, в «запаре» перепутали одну букву, и мяч, на котором написано «Давиду Буровскому», нашёл своё место в московском мемориальном музее «Мастерская Давида Боровского» в Большом Афанасьевском переулке.

На тренировки «Динамо» — посмотреть на Лобановского — ходили и дети. Известный журналист и фотохудожник Ефим Шаинский вспоминает, как в январе 1961-го смотрел морозным днём, стоя в снегу по колено, за игрой в «дыр-дыр» с участием Войнова, Бибы, Каневского и Лобановского, мчался за улетевшим в сугроб мячом с другими мальчишками, радовался удаче, гордо передавал мяч в руки Лобановского, раскрасневшегося, в синей вязаной динамовской шапочке, в перчатках, слышал в ответ «Спасибо» и млел от похлопывания по плечу.

«Помню, — рассказывает Шаинский, — мой товарищ Жора появился во дворе с рукой в гипсе, которую гордо всем демонстрировал. “Пробрался на тренировку динамовцев, — с достоинством, смакуя каждое слово, вещал он. — Стоял у самой штанги. Когда пробил Лобановский, хотел остановить мяч. Рука не выдержала”. Тогда многие завидовали Жоре, пострадавшему не от кого-нибудь, а от Лобановского».

Глава 3

ПРОДУМАННОЕ РЕШЕНИЕ МАСЛОВА

Маслов — тренер от Бога. В «Торпедо» его постигла судьба, вполне характерная для представителей тренерской профессии, одной из самых бесправных профессий в стране. О том, что он больше не руководит клубом, который приводил к «дублю» — победе в чемпионате и Кубке, Маслов узнал то ли от секретарши, то ли от уборщицы. С ним даже не захотели разговаривать те, кто ещё вчера превозносил его тренерские качества до небес. Ему не простили второго (!) места в первенстве и поражения в финале Кубка. Таким было отношение к специалисту со стороны дилетантов. Маслов не переносил дилетантов. Но их больше, и за ними — сила.

Его чутьё на футбольные новшества было поразительным. Он предвосхищал многие тактические находки, а также новинки в тренировочном процессе, которые потом с восторгом перенимали за рубежом, забывая, что появились-то они у нас, но не были поняты и должным образом оценены. Так случилось, к примеру, с тактическим построением в четыре хавбека. Маслов в киевском «Динамо» апробировал эту схему ещё до того, как она «прозвучала» на чемпионате мира 1966 года в исполнении англичан.

Виктор Александрович, как опытный камнетёс, отсекал всё лишнее, чтобы вырубить модель команды, способной воспроизвести придуманный им образ игры. «Нельзя требовать от футболиста того, что он не в состоянии выполнить, — говорил он. — Надо либо приспосабливать новшество так, чтобы дарование игрока было наилучшим образом использовано, либо искать другого исполнителя, что мы и делаем в киевском “Динамо”. Это не рецепт, а принцип».