Страница 68 из 75
Глава 19
Аккурат к моему возвращению в Питер, с вод внезапно приехал Великий князь Владимир Александрович. Тот самый бывший глава гвардии, “регент” при молодом Николае, угодивший в опалу из-за неудачной женитьбы своего сына. Еще до моего появления в этом милом времени.
Грузный громогласный мужик с густыми бакенбардами а-ля Александр II сразу завладел вниманием семьи. И впервые мое положение при дворе по-настоящему пошатнулось. Никса смотрел в рот дяде, сразу отменил “кругосветное путешествие” его кузена — Николая Николаевича. Сколько я боролся с ним, сколько нервов и сил потратил — и вот снова здорова. Бывшему командиру гвардии сразу была послана телеграмма, аристократы зашевилились, группируясь вокруг “Большого Владимира”. Ожили почти мертвые Госсоветы и Сенаты. Посыпались какие-то бессмысленные указы, распоряжения.
Мою семью отселили из домашнего крыла, в Царское село зачастил Герарди. Должность начальника дворцовой полиции все еще пустовала и пошли слухи, что моего ненавистника вернут обратно.
Петр Николаевич пытался сгладить, устроить “ознакомительную встречу”. Но Владимир Александрович проигнорировал попытки “инженера”. Более того, положение Петра Николаевича как главы гвардии оказалось под вопросом. Поступила информация, что гвардейцы готовят письмо-петицию на имя Великого князя с просьбой обратно принять их под свою руку. Опять по Царском селу начал вороном нарезать Феофан в компании Антония. Митрополит агитировал против иоаннитов — предлагал разгромить общины по всей стране. Я так понимаю, заодно целили и в “Небесную Россию”.
Единственной моей удачей стало назначение Янжула министром финансов. Столыпин решил показать свою независимость от Владимира Александровича, назначил министра в пику. Но с самим Иван Ивановичем состоялся непростой разговор.
— Своего назначения я не добивался, милостивый государь — грозно начал Янжул после того, как мы столкнулись с ним перед аудиенцией у Столыпина — Плясать под вашу дудку не собираюсь!
— Помилуй, Господи — перекрестился я — Иван Иванович, и в мыслях не было указывать вам. Но пожалуйста, прислушайтесь к умным людям, что писали эту записку.
Я подал Янжулу документ, в котором мы с Щекиным пытались “заткнуть” самые очевидные дыры в финансовом законодательстве страны. Обязательные резервы кредитных организаций в Центральном банке — аналог системы страхования вкладов, ежегодный публичный аудит всех финансовых организаций с капиталом от ста тысяч рублей, фьючерсы на зерно на Питерской бирже. Последнее позволит крупным фермерским хозяйствам страховать риски неурожая. В этот же пункт я вписал систему госрезервов — склады с пшеницей и ячменем в основных сельскохозяйственных регионах страны.
— Продавать, когда зерно сильно дорожает и покупать, когда дешевеет? — Янжул быстро просмотрел документ — Дельно, дельно. Не ожидал…
— По рабочему вопросу — вы и так все знаете — развел руками я — Карты как говорится, в руки.
— Работу фабричной инспекции и права профсоюзов расширим — кивнул министр, дочитал документ — Про немецкие кредиты не понял.
— Сейчас самое время брать — я почесал бороду.
Нет, сбрею! Устал от нее — сил нет.
— И брать много. Будет сближение с Германией, а значит хорошие условия.
Про то, что после начала войны кредиты можно будет не отдавать — я умолчал.
— На что же брать?? Под какие проекты?
— Два дела. Людишки мои говорят, что канал очень нужен. Соединить Белое море с Онежским озером. А також новый порт. Романов на Муроме. Незамерзающий.
— Для вывоза зерна? — мигом сообразил Янжул — В идею Проливов значит не верите?
— Не верю, и более того, считаю вредной! И на сей счет даже сошелся в грудки с нашим послом в Париже.
— Читал в газетах. Нелидов конечно, зря настраивает царя… — министр тяжело вздохнул — Идею портового города и железной дороги к ней целиком и полностью поддерживаю. Займусь сразу после назначения. Про кредиты и госрезервы поручу узнать и составить справки.
— Работаем? — я протянул Янжулу руку
Тот пожал ее:
— Работаем!
Встреча с Владимиром Александровичем все-таки состоялась. На… стрельбище в Царском селе! Во время соревнований на кубок “Лучший стрелок”.
Как оказалось, Великий князь так и оставался августейшим председателем «Императорского Общества размножения промысловых и охотничьих животных и правильной охоты». А самому “августейшему” никто почему-то не сообщил, что соревнования проводятся под эгидой “небесников”, да еще на приз, который оплатил лично Распутин.
Вот он и приперся со всей своей свитой, официальной из адъютантов-секретарей и неофициальной из прихлебателей, гвардейских офицеров и прочей массовки. И всем кагалом ввалились в павильон при стрельбище, где как раз мы подводили итоги первого этапа.
А павильончик маленький, толпой неспособно — тесно. Кругом столы да таблицы, повернуться особо негде, а с князем человек пятнадцать вперлось. Давка как в трамвае, только я от стола повернулся на шум входящих, как нас с великим князем нос к носу и притиснуло.
Ну, не то, чтобы прямо пузами столкнулись, но близко-близко. Итальянцам, может, на такой дистанции разговаривать в самый раз, а вот русским явно неудобно. И разорвать ее никак — у меня сзади стол, у князя свита, да и пятиться перед мужиком ему нельзя, свои же не поймут. Потому он и начал с наезда:
— Что здесь происходит???
— Стрельбы на кубок “Лучший стрелок”, Ваше императорское высочество, — дипломатично поклонился я, пряча в бороде кривую усмешку.
— Это гвардейское стрельбище! Почему здесь посторонние???
Дык мы тут с разрешения командующего гвардией Петра Николаевича, но говорить это напрямую, пожалуй, не стоит — зачем подставлять хорошего человека? Тем более, что есть и другой ответ:
— Стрельбище законным образом арендовано, вот бумаги.
Я подал лежавший на столе договор аренды, составленный по моему настоянию Варженевским. Как чуял, что пригодится.
— Почему стрельбы проводятся без уведомления Общества правильной охоты? — нашел к чему докопаться великий князь.
Я с изумлением развел руками:
— Так мы же не охотники, а глиняные тарелочки — не промысловые животные, так, балуемся…
— Безобразие! Выйдем, господа!