Верхом на кочерге

– Вот так номер, – оживился Рыткин, – Никогда бы не подумал, что наши жены…

– Устарело, Рыткин. Я могу рассчитывать на твою помощь?

– Мм… Тебе опостылел мир наживы и чистогана?

– Мне опостылел Бригов. И все его номера. Войди в мое положение. Я так понимаю, ты могуч.

– Подожди, – запутался Рыткин, – ты собралась разводиться с Бриговым?

– Да! Разлюбила.

– Тогда цитата. За За Габор, именитая голливудская актриса венгерского происхождения. «Разводиться исключительно из-за того, что вы не любите мужчину, так же глупо, как выходить замуж только потому, что вы его любите».

– Не тяни кота, – разозлилась я, – Не можешь определить мой номер?

– Думаешь, Бригов за такие фокусы погладит меня по голове?

– А тебя волнуют его ласки? – разозлилась я, – Кто в этом мире ты, и кто он?

– Черт, – ругнулся Рыткин, – Юлька, пойми и ты меня. Я не могу гадить друзьям, какие бы гадости они ни делали своим женам. Извини… – Рыткин закашлялся, прервав оглашение приговора.

– И торг неуместен, благородный ты наш? – на всякий случай спросила я. Рыткин мучительно вздохнул.

– Извини. Я бы на твоем месте выбросил фантазии из головы. Я полностью на твоей стороне, Юлька, и Бригов не подарок, и ведет он себя как последняя сволочь, но зачем бросаться в крайности? Америка прекрасная страна, здесь можно реализовать все свои идеи. В том числе реваншистские. Как ты относишься к газированному кофе? Я не шучу, это реальность, данная нам во вкусовых ощущениях. Есть одно местечко в верхнем Манхэттене, мы могли бы посидеть, поговорить…

– Ладно, будь здоров, – я бросила трубку. Через полчаса из телефонной будки у торгового центра «Блумингдейл» я позвонила в корпункт и имела беседу с неким Яшой Козьманом. Этот парень, благодаря своей ушлости, вылез из низов и теперь заведовал целым сектором, имея виды на дальнейшее повышение.

– Уважаемый Яков Рудольфович, не будете ли вы так любезны отодвинуть в сторону свои дела и уделить кроху внимания моим мольбам?

– У тебя что-то серьезное? – недовольно спросил Козьман, – Или с головой?

Я зачем-то закивала.

– Да, да, Яша, очень серьезное, с головой. Почти сенсация.

Козьман задумался. Видимо, отодвигал в сторону дела. Наконец, соизволил:

– Ну, подходи.

– Э, нет, – возразила я, – Лучше ты к нам. Подъезжай через час к пончичной «Данкин Доунатс» у Бенджамин-сквер.

И пока он не придумал миллион отговорок, я повесила трубку.

Минут через сорок я сидела в упомянутом заведении и под завистливым взором румяной толстушки, пьющей бульон из диетических таблеток, истребляла пончики. Я могла себе такое позволить, мою фигуру не испортила бы даже танковая гусеница.

Когда на горизонте замаячил Яшка Козьман – очкастый, ушастый, на вид сама благочинность – я, настраиваясь на революционный лад, допивала кофе по-кубински – очень крепкий и вредный для здоровья.

Заказав пончик, Козьман сел напротив и стал вызывающе меня разглядывать. Он уже не рассчитывал ни на какую сенсацию. Я повела себя вызывающе.

– Я где-то читала, что если африканский слон растопыривает уши, это означает агрессивное намерение. Расслабься, Яков Рудольфович, мне требуется сущий пустяк.

Он не расслабился.

– Я знаю, ты могуч, – подбросила я в огонь порцию лести. Раскрыла сумочку, выложила документы, деньги и внятную просьбу.

Он долго молчал, разглядывая розовый пончик. Потом высказал непреложную истину:

– Бригов будет вонять. Ты уедешь, а мне сидеть во всем этом.

– А помнишь, ты приставал ко мне? На пикнике в Блэк Бэй. Ты был пьян, гадок, предлагал интим в циничной форме, но я ничего не сказала Бригову. А могу и пересмотреть.

Влип, очкарик. В нынешнем положении, когда карьера катит в гору, гремя фанфарами, лишние скандалы Яше ни к чему.

– Я хочу уехать сегодня, в крайнем случае, завтра. Вопрос исключительной важности. Так что действуй, Яша. Билет, виза, что там еще. И не пытайся меня убить – проще сделать билет и спровадить подальше.

– У тебя открытая виза, – буркнул Козьман, вздымая на меня задумчивые очи, – Какого черта, Юлька? Бери билет и проваливай. На таможне шлепнут отметку. Чего ты до меня докопалась?

Да, я не чужда маразма. Он был прав. Но я-то ведь не знала! Пятнадцать лет хождения на веревочке начисто отбили у меня способность понимать мир и действовать самостоятельно. Без посторонней помощи я могла лишь всуе и не всуе поминать свою горькую участь. Неприспособленная иждивенка!

Я так и объяснила Козьману. Он всплеснул руками.

– Безобразие, Юлька! Ты отвлекаешь меня от важных дел, чтобы навязать какую-то ерунду. У меня материал в печать, у меня неприятности с Госдепом, который тоже лезет со всякой ерундой. Меня достает АНБ, уверяя, что один из моих сотрудников – не вполне благонадежен, поскольку до четвертого класса проживал на территории нынешней Чеченской республики…

– АНБ? – перебила я, – Агентство с неограниченной безответственностью? Ассоциация непуганых бездельников? Или это связано с технической разведкой?

– О, боже… – воззвал к Всевышнему визави, – У меня вдобавок финансовый кризис…

– У всех финансовый кризис, мы все достойны абзаца в справочнике «Беднейшие люди планеты», – я снисходительно похлопала Яшу по руке, – А еще кризис переходного возраста, все такое. Словом, я тебе позвоню. Работай по моему запросу. Во имя нашей священной дружбы и твоего спокойствия.

Я встала, обняла пакет и под угрюмым Яшиным взором удалилась из заведения.

Я позвонила ему через три часа, из автомата вблизи гостиницы «Уайз Шеппард» на Кингз-роуд. Минутой ранее я покинула парк, где под взглядами лиц мексиканской национальности чувствовала себя, как на виселице.

– Ты определился, чего в тебе больше: Якова или Рудольфовича? – доброжелательно осведомилась я.

– Ты где? – с несвойственной ему любознательностью спросил Козьман. Порочная, между прочим, манера – отвечать вопросом на вопрос.

– На улице 25 лет Октября, – отшутилась я, – Как решаются проблемы транспортировки тела?

– Твой рейс ушел двадцать минут назад. Можно попробовать догнать, но все равно не сядешь, он забит до отказа – везет чиновников ВОЗ на симпозиум в Москву. Я должен объяснять, что такое ВОЗ?

– Не надо, я умная.

– Следующий рейс – завтра вечером. Но я бы не советовал. Это «Аэрофлот». Воздушная телега. Прыгает по ямам.

– Так.

– Есть рейс «Дельта-Трансэйр» на Брюссель – столицу Европы. Девять ноль-ноль утра. В полдень твое тело прибывает в аэропорт Завентем. В 15-00 по времени Нью-Йорка пересядешь на «Брюссель-Москва». Бронируем билет, не сходя с места. Ужинать будешь у мамы.

– Брюссель – это… Бельгия?

– Ты потрясающе образована, – обрадовался Козьман, – Да, это там.

– Я просто угадала.

– Ты смешная…

– А мне нравится, что можно быть смешной, – отрезала я, – Уговорил, Яша. Брюссель так Брюссель.

– Приезжай за билетом.

И тут я совершила умный поступок. По правде, умный, без кавычек. Дальновидный. Можно даже сказать, дальнобойный. Не понравилось мне что-то в тоне Козьмана. И, вообще – когда с хамоватого недовольства переходят на готовность услужить, скрытую за «дружеской» иронией – это не вполне естественно.

– А ты доставь мне билет и бумажки прямо к турникету, – сказала я, – В восемь сорок. Там и обнимемся.

– В восемь сорок закончится регистрация…

– Хорошо, в восемь двадцать.

– Ты спятила… – зашипел Козьман, – Мне делать больше нечего, как ублажать спятивших неврастеничек вроде тебя! Ты кем себя возомнила? А меня за кого принимаешь?! – и такое понес…

Я съела и «спятившую», и «неврастеничку».

– Итак, в восемь двадцать, Яша, – ангельским голоском сказала я, – Надеюсь, у тебя хватит ума не докладывать о случившемся Бригову. Поверь, я отработала такой вариант.

Как это приятно – бросать трубку, оставляя собеседника в ярости…

Ночь я провела в третьесортной гостинице на краю Бруклина. Непоправимых последствий удалось избежать. Постучала в стенку – посоветовала буйным соседям заткнуться. Погоняла тараканов. Уснула под утро – проснулась. Решимости убраться из этой страны не убавилось. До аэропорта Кеннеди я добиралась окольными заповедными тропами. Полтора доллара на «токен» – аналог жетончика на метро, хвост вагона. Два существа из подземки – черный и рыжий, оба мускулистые, в наколках – подпирали меня спереди и сзади. Но так и не посмели сделать предложение, очевидно, в силу природной скромности. Вагоны визжали, скрипели на крутых виражах. Бесплатный автобус до аэропорта поджидал на выходе из сабвея. Быстрая езда (водитель куда-то спешил) – мчались, обгоняя 18-колесные длинномеры. Гудел аэропорт. Непосредственно в здание аэровокзала я вошла не одна, что было бы логично, а в сопровождении двух полицейских. Не хотелось проколоться у финишной ленточки. Полночи я грызла подушку в душном номере отеля, вертелась с боку на бок и выстраивала факты по росту. Возня Бригова вокруг пяти миллионов, полночные хождения по «голубятне», леди в пролетарской косынке, которая в голом виде на кровати была «совсем не то, что я подумала». Отказ Рыткина сотрудничать со мной; сперва логичное, а потом нелогичное поведение Козьмана; четверо мужчин в черном на лестнице. Да и в целом, атмосфера не отличалась доброжелательностью: злорадная Клёцки, старик Томпсон (страшный, как одноименный автомат), злые зрачки портье в «Холидей Инн», бездельники мексиканцы…