Верхом на кочерге

– В таком случае я решительно не понимаю причины нашего спора, – нахмурилась я, – Вам не нужны скандалы, мне не нужны скандалы… Проводите меня к вашему шефу. Думаю, мы найдем общий язык…

Когда я взломала уютный номерок на шестом этаже, мои нервы гудели, как электрические провода. Я влетела в номер, одолела коридор, со вкусом убранную гостиную и замерла на пороге в спальню. Ну, так и знала… Ничего нового. Как в старом добром анекдоте – который то ли начинался, то ли заканчивался словами: «дорогая, познакомься с моей женой».

Эта шлюха нагишом лежала на кровати, как раскрытая книга: читай не хочу. А Бригов в той же форме стоял над ней и держал два бокала с соломинками. Причина для удивления, однако, имелась. Согласно неписаным правилам, коктейли пьются ПОСЛЕ «этого», а не ДО «этого». А до этого пьется шампанское. Или Бригов за три минуты, на скорую руку, чисто по-студенчески, успел исполнить свой греховный долг?

– Вы последняя? – ткнула я пальцем в «разлучницу», – За вами буду.

– Послушай, – запротестовал Бригов, выбираясь из ступора, – Это совсем не то, что ты подумала!

Я захохотала так, что шторы задрожали. Какое славное ретро…

Девица нахмурилась, натянула на себя одеяло. Белоснежные прелести спрятались под розовым хлопком. Ее лицо, и в самом деле, было невыразительно. Но красиво. Так красиво, как лицо одетой в камень русалки из акватории порта Копенгагена. Разумеется, обнаружив вблизи себя такой камушек, Бригов не смог пройти мимо. Пусть их и связывали деловые отношения, инстинкт самца возобладал. Девица вопросительно уставилась на Бригова. Я уставилась туда же. А Бригов, чтобы угодить нам обеим, одним глазом смотрел на меня, другим на девицу.

– Всего доброго, – раскланялась я, – Передавай привет чертовой матери.

Развернулась и изволила выйти вон.

– Эй, Юлька, – он не на шутку разволновался, – если ты думаешь…

Но я уже хлопнула дверью. Ни о чем не думая.

Надоело все на свете. Страна, люди, язык. Воздух, которым я дышала, бесконечное ожидание чего-то светлого и радостного. Срочно требовался решительный шаг. Ампутация – это больно.

Но чего не сделаешь ради последующего здоровья?

– Мэм, у вас печальные глаза, – посетовал гитарист Чарли, когда я понурой клюкой тащилась мимо, – Не берите в голову. Это ничтожество не стоит вашего ноготка, уж поверьте.

– Спасибо, Чарли, я тебе верю. Но ведь не легче от этого?

Через несколько минут я вошла в квартиру. Работать предстояло быстро и решительно, пока не передумала. Я сняла с полки боевик Джонни Крайтона, служащий семейным хранилищем наличности. Поделила купюры в строгом соответствии с законом справедливости: Бригову семьдесят, себе – тысячу двести. Подумав, забрала из его кучки еще двадцать. Потом обшарила все имеющиеся в доме карманы. Нашла еще триста. На первое время должно хватить. Положила деньги к уже имеющимся в кошельке двум сотенным купюрам, туда же, в сумку, бросила все документы, где упоминалось мое имя. Достала из пакета плюшевого Тяпку, потрепала за складки, обняла, расцеловала, попыталась открыть ему глаза.

– Всё, Тяпка, – сказала я, – теперь я буду любить только тебя. Теперь не Бригов, а ты – вершина моего абсурда.

Я уложила Тяпку под подушку – спать, а сама приняла душ и, как истинная покойница, надела все чистое. Подошла к зеркалу. Лет пятнадцать назад я гордилась своим отражением. Спустя пятилетку смотрела на него без прежнего восторга, но еще оставалась довольной. По окончании следующего срока я стала смутно подозревать, что в зазеркалье что-то не так, и, похоже, я перестаю молодеть. Каждый последующий год шел за пять, и теперь смотреть в зеркало без содрогания было невозможно. Особенно сегодня.

Зазвонил телефон. Я подпрыгнула. Какая уж тут выдержка? Но это оказалась моя мама, сидящая в Москве и переживающая, что не может держать руку на пульсе. Она была в курсе моих запутанных отношений с Бриговым.

– Здравствуй, Юлия, – сказала самая строгая на свете родительница, – Извини, что не звонила целый месяц, мы сидели на даче. Но могла бы и сама позвонить. На нашем автоответчике отметились все, кроме тебя.

Не могла я позвонить. Мамины нотации только приближали час суицида.

– Как здорово, что ты позвонила, – кисло сказала я, – Очень соскучилась, мама. У нас все хорошо. Погода нормальная. Ураган «Катрина» прошел стороной.

– Я в курсе, – сухо сказала мама, – Ты не собираешься к нам в гости?

Я ответила, что пока некогда (предложили хорошую должность в ООН). Лучше не говорить, что я уже почти еду. Начнешь загадывать – ничего не получится.

– А как у вас отношения с… мужем? – мама терпеть не могла этого слова.

– Оживляются, – пробормотала я.

– Хм, – сказала мама, – У нас в Москве тоже стало модно оживлять мертвецов. Скоро всех нас оживят – даже тех, кто еще не помер. Этот человек находится рядом с тобой?

– Нет, мама, он уехал в столицу блюза на Всемирный конгресс радиологов – освещать это историческое событие, – ляпнула я первое, что пришло в голову. Растяжка про конгресс этих странных людей висела поперек Мэдисон.

– Ага, – задумалась начитанная мама, – Столица блюза – это Чикаго. Светящаяся башня на улице Ла Салль, квартал увеселительных заведений Wicker Park, – последние слова она выделила (откуда мама все знает?), – Би Би Кинг, все прочее… А кто такие радиологи, дочь?

Слава богу, мама знает не всё.

– Понятия не имею.

– Смотри, – хмыкнула родительница, – Водит он тебя за нос, а ты всему веришь.

Через три минуты я повесила трубку и отдышалась. Надо действовать. Прогноз погоды я, конечно, не прослушала. Но есть народные приметы, одна из которых, в частности, гласит, что если на дворе сентябрь, то возможно ВСЁ. Поэтому я надела кофточку. Затолкала в пакет необходимые вещи на два дня, разбудила Тяпку, положила его сверху, потом присела на дорожку… и разревелась горькими слезами. Не ожидала от себя такого майского потопа. Со стороны это смотрелось, наверное, ужасно: развороченная квартира, сгустившиеся краски, и я печальная сидела посреди этого праздника жизни, наматывая сопли на кулак.

Перед уходом я написала Бригову записку. «Бригов!» – написала я, – «Это всё. Жалеть не буду, зла не помню. Прости, я устала. Хочешь сказать несколько слов – я в восточном полушарии».

Положила записку на стол и покинула скорбную обитель. Дверь захлопнулась. Интересно, надолго меня хватит? Я прогнала предательскую мысль. Теперь действительно ВСЁ.

Когда я спускалась со второго этажа, на первом хлопнула дверь. Я испугалась, хотя и зря. Сцена в «Холидей Инн» не могла ускорить возвращение Бригова. Просто так он не придет. Бригов должен выстроить убедительную линию защиты. Только женщины совершают ошибки скоропалительно. Мужчина, прежде чем совершить ошибку, должен хорошенько все обдумать.

Как и следовало ожидать, испугалась я напрасно. Это был не Бригов, а четверо представительных мужчин среднего возраста, в темных костюмах и через одного в темных очках. Они поднимались медленно, гуськом, читая номера квартир. Между ними и стеной оставалось достаточно места, чтобы я могла прошмыгнуть. Все четверо повернули головы – по сути это был один и тот же взгляд: цепкий, настороженный. Стало неуютно. Мужчины явно направлялись не на вечеринку. Я свернула к последнему пролету, приструнивая страх. Тридцать квартир в этом колодце, они имеют право позвонить в любую дверь…

Меня не окликнули, я вышла из подъезда и по кратчайшей дороге побежала на Мэдисон…

Требовался верный ход, но я не знала, как это делается. Всю жизнь платежные и оформительские процедуры за меня выполняли другие (я предпочитала покупательские). А я лишь пользовалась привилегиями, дарованными по статусу, и никогда не задаваясь вопросами, откуда что берется. Поэтому я пошла по проторенной дорожке. Из автомата на углу (по сотовому дорого, а телефонную карту я стащила у Бригова) я позвонила Рыткину.

– Рыткин, бросай свою подрывную деятельность, – сказала я, – и быстро организуй мне билет до Москвы. Я уезжаю.