Каракурт

"Она сразу берёт быка за рога. В роли быка выступаю я. Умная, понимает, что у меня есть дела поинтереснее, чем общение с незнакомыми мне мозгоправами".

– Ну во-первых, я не чиновник. Кабинетный работник – да, чиновник – нет. Мне частенько в поля выезжать приходится. Работа с серийниками – это не бумажки подписывать. Ну, а вообще, я согласился с вами встретиться из-за личности маньяка. Этот Каримов должен гнить в земле, а не принимать процедуры в государственной богадельне. Он хитрый отморозок. От такой тяги к крови, как у него, таблетками не вылечишь. Даже пожизненное заключение слишком мягкий приговор для таких типов.

– Я вас поняла, Костя. Как человек я могу разделить ваше мнение, а как врачу мне нужно лечить таких типов. Он мой новый пациент и мне хотелось бы узнать о нём как можно больше и лучше от людей, которые имели с ним несчастье общаться. Это жизненно необходимо для выработки программы правильного лечения.

– Лучше бы вам его усыпить.

– Вы знаете, возможно Каримов, который содержится у нас в клинике, уже не тот хитрый маньяк, которого вы знали.

– В смысле? – не понял Жиров.

– Мои коллеги, работающие с ним до меня, поставили ему диагноз – слабоумие, развывшееся на фоне черепно-мозговой травмы. Проще говоря, он со скоростью курьерского поезда приближается к состоянию овоща. Про шизофрению я молчу. Психическое заболевание лишь ухудшает клиническую картину его состояния.

– Интересно, и где же ему отбили голову? У вас в больнице постарались восстановить справедливость?

– К нам его в таком состоянии привезли от вас.

– Да бросьте. В изоляторе он содержался в одиночке. На допросах его не били, хотя лично у меня руки чесались. При захвате ребята ему от души наваляли, но ведь он оказал активное сопротивление. Одному нашему парню сломал руку, другого ударил так, что у него внутреннее кровотечение началось. Учтите, что я говорю о ребятах из группы захвата, натренированных до автоматизма. У них хлюпиков не держат. Каримова пять здоровых мужиков удержать не могли. Колошматили, конечно, чем под руку подвернётся. Только у него даже каких-то заметных синяков не проступило. Так, поверхностные повреждения. В камере он не жаловался, выл и на стены бросался. На третьи сутки затих. На допросах вёл себя тихо, на вопросы не отвечал.

– Когда его привезли в больницу на экспертизу, у него, помимо маниакально-депрессивного психоза, диагностировали сотрясение мозга, – прокомментировала возмущение Жирова Оля.

– Слушайте, он хитрый. Вполне возможно сотрясение ему устроили во время задержания. Только я с ним после этого полгода пытался следственные действия проводить, всё без толку. Он похож на кого угодно – на фальшивого отказника авторитета, патологического лжеца, – но только не на дебила.

– Как вы его поймали? – перевела тему разговора Ольга, услышав всё, что хотела услышать. Её догадка о Каракурте подтверждалась.

– Случайно. На востоке Москвы в течение трёх лет пропадали дети. Тел их мы не находили, и они официально считались безвременно отсутствующими. Пропавших становилось всё больше, и полиция уже не могла на это просто закрывать глаза. Завели дело, создали группу. Мы проделали огромную работу. Попутно поймали с десяток извращенцев, педофилов, но так и не вышли на след ни одного пропавшего ребёнка. И тут известная строительная компания начала строительство элитного жилищного комплекса на берегу реки в ближайшем Подмосковье. Пригнали технику, стали рыть котлованы. Наткнулись на настоящее маленькое детское кладбище. Экскаваторщик, снявший первый слой земли, за несколько минут поседел от такого зрелища.

Примечательно то, что тела детей удивительно хорошо сохранились. Даже трупы, которые пролежали там больше года, не тронуло тленом. Все они подвергались пыткам, тотальным ампутациям. На такое и патологоанатомам смотреть-то трудно, а тут простые рабочие. Вызвали нас. Эксперты определили, что последнее захоронение совершили не менее чем три месяца назад. Значит, убийца мог и не знать, что здесь началась стройка. На руководство строительной компании надавили, все действия по подготовительным работам прекратили, то, что успели сделать, ликвидировали, как могли, замаскировав следы своей деятельности. Маньяк обязательно должен был здесь появиться в ближайшее время. Он убивал примерно раз в четыре месяца. Ценой жизни очередной жертвы мы спасали многих других детей. Примириться с этим трудно. Я до сих пор не примирился.

Через две недели сидения в засаде к месту частного кладбища жертв маньяка подъехал фургон маньяка. Автомобиль задержали. В кузове нашли замученного до смерти мальчика. На этом история душегуба закончилась… Так я тогда думал.

Жиров замолчал, нахмурился, и уставился в окно на зажегшиеся на потемневшей улицы оранжевые огни фонарей.

– Вы там были? Ну, когда он туда приехал. Непосредственно участвовали в задержании?

– Нет. Я же следователь. Группой командовал Фёдор Котов. Отличный мужик, настоящий профи.

– Могу я и с ним пообщаться тоже?

– Почему бы и нет. Вдруг это поможет вам разоблачить, наказать ублюдка.

Он достал телефон – здоровенный лапоть фирмы Самсунг, – набрал номер. Разговор с Фёдором получился по деловому лаконичным. Он попросил Котова встретиться с Ольгой, в двух словах объяснил зачем, поблагодарил и закончил беседу.

– Котов будет вас ждать сегодня в Сокольниках. Знаете, там есть старая пожарная башня?

– Да.

– Напротив неё. У него белый тонированный «Рендж Ровер», не ошибётесь.

22–00. Ольга приехала на место встречи. Москва блестела мокрым камнем, отражающим цветные огоньки, кричащие – купи, обязательно купи, попробуй, возьми, приобрети, надоедливых навязчивых уличных реклам. Багровое небо давило растущей влажностью, предвещающей скорое продолжение противного осеннего дождя.

Оля сразу увидела машину Котова. Припарковалась, перешла через дорогу и трамвайные пути на другую сторону, подошла к автомобилю со стороны пассажирской двери, постучала костяшками двух пальцев в окно. Стекло плавно съехало вниз, и мужчина, сидевший в тени, на секунду вынырнув из неё, отрыл перед Олей дверцу. Она села в салон.

– Что вы хотите знать? – без предисловий начал Котов.

Насколько могла видеть Ольга в игре теней и падающего света фар проезжающих мимо автомобилей, лицо Котова хранило спокойствие и отличалось типичными славянскими чертами простого русского человека. От него не исходила угроза, от него веяло силой. Он с ней не поздоровался, но сразу понравился. Надёжность нравится женщинам, и она важнее пустой вежливости ничего не значащих приветствий. Ольга об этом знала и хорошо понимала.

– Как проходило задержание Каракурта?

– Он подъехал к самому берегу реки. В том месте берег нависал над водой на высоте пяти метров. Затормозил, вылез из фургона, закрыл дверь, наклонил голову набок и застыл. Он втягивал ноздрями воздух, стоял не шевелился. Следы, оставленные строителями, он увидел сразу и теперь должно быть пытался определить, насколько для него это было опасным.

Мы сидели в засаде, хорошо замаскировавшись. В кустах трое сливались полностью с их ветками и мелкими листочками, двое лежали под песком в нескольких метрах от подозреваемого, прикрываясь бревном. Ещё четыре человека, включая, меня расположились в небольшой рощице, в пятидесяти метрах от него. Он простоял неподвижно не меньше пяти минут. Вообще не двигался. Но вот, приняв решение, он пошёл к задней двери фургона.

Как только он взялся за ручку на двери, я отдал приказ о захвате. Пока мы добежали от нашего укрытия до фургона, он успел покалечить двух моих бойцов. С виду мелкий, а на деле юркий, опасный, как король крыс. Брыкался он бесстрашно, нам никак не удавалось его вырубить и обездвижить. Пришлось навалиться на него всем гуртом. Описания такого примитивного способа задержания опасного преступника ни в одном руководстве не найдёте. Нам удалось его прижать, нацепить пару наручников, связать, но не вырубить. Он получил не один десяток ударов, но не получил ни синяков, ни рассечений. Мы пострадали намного сильнее, чем он.