Грешник (ЛП)

— Это место как-то связано с твоим хобби?

Джо прошлась взглядом по гнутым воротам из кованого железа, изломанным ограждениям, что простирались в обоих направлениях, отделяя мохнатую землю от тротуара, дороги и остальной ухоженной части.

— Моя мама училась здесь. В прошлом, когда школа еще работала.

— Ты хочешь пообщаться с ее призраком? Она умерла?

— Ее в принципе никогда не было рядом. — Джо взяла себя в руки. — Извини, я хотела сказать, что она жива. Они с отцом все еще живут в доме, в котором я выросла.

— Часто видишься с ними?

— Нет. У нас нет ничего общего, кроме первых восемнадцати лет моей жизни. Они из поколения пятидесятых, если ты понимаешь, о чем я: традиционные гендерные роли, замашки аристократов, чопорность и высокомерие. Это было похоже на взросление в фильме со Спенсером Трэйси и Кэтрин Хепберн, с одной лишь разницей — мои родители не любили, я сомневаюсь, что они просто нравятся друг другу.

Джо нажала на газ, будто она могла на автомобиле выбраться из того места, куда завели ее мысли. Это не сработало.

Когда они проехали через арку, она поняла, что представляла кампус и здания совсем не такими, какими они были сейчас — плохо сохранившимися и сгнившими — а прежними, с раскинувшимися газонами, кирпичными зданиями с ярко-белой отделкой и ухоженными, не заросшими деревьями. Нетрудно представить золотую молодежь в жемчугах, но в грязных сапогах после прогулки на своих чистопородных лошадях.

— Моя мама — ярая сторонница вязаных костюмов. Когда обувь сочетается с сумкой, а еще любит прическу как у Салли Филд в «Стальных Магнолиях».

— Как это?

— Лака столько, что отскакивают пули. — Пока они ехали по проселочной дороге, Джо вспоминала своего соседа по комнате, Дуги, потому что лучше так, чем зацикливаться на застегнутом на все пуговицы представлении женственности ее матери. — В любом случае, мы здесь не из-за нее.

На вершине холма Джо снова остановила машину, и на этот раз заглушила двигатель. Повернувшись к Сину, она сказала:

— Послушай, я буду честна. Меня беспокоит мое состояние последние несколько месяцев. У меня были странные симптомы, худшие из которых — это головные боли, которые я продолжаю испытывать, особенно когда кажется, что они сопровождаются проблемами с памятью. Ни с того, ни с сего, я словно… не могу вспомнить, где я была или что делала.

Она посмотрена через лобовое стекло.

— И со мной происходили другие странные вещи. Например, у меня есть мой блог, но и его пытаются заблокировать. Я не знаю, почему и кто это делает. Я сохранила черновики всех постов и мои исследования по темам. Сегодня вечером я не могла найти себе места и начала просматривать свои файлы и нашла электронное письмо, которое Дуги, мой бывший сосед по комнате, прислал мне на мой старый рабочий адрес. Он писал о себе и о том видео, что он снял в этом кампусе… вон там, на поляне. Дракон в фиолетовой чешуе. У меня остались смутные воспоминания о том, как я обсудила это с Биллом, моим коллегой по газете. Поэтому я подумала, что если я вернусь сюда, что-то пробудит мою память. Дуги, конечно, наркоша… хм, а это звучит… поэтому он думает, что видит много странных вещей. Например, в ноябре прошлого года он свято верил, что мы живем в одной квартире с Авраамом Линкольном. Но он недостаточно хорош в фотошопе, чтобы запихать в видео целого драконов, понимаешь? Конечно, он умудрился потерять оригиналы файла и все его копии. Но, куда они могли деться? Куда пропали все мои материалы?

Пожав плечами, Джо открыла дверь и, выйдя из машины, почувствовала себя глупо.

— Или я не знаю. — Она оглядела густой кустарник и темные окна здания, у которого остановилась. — Может, это всего лишь плод беспокойного воображения.

Син обошел машину.

— Ну, что бы там ни было, мы пойдем вместе.

Когда он протянул ей руку, Джо помедлила. А потом обхватила его ладонь.

— Давай, — тихо сказал он, — посмотрим, что здесь происходит.

Джо слегка улыбнулась. И затем кивнула, и они вместе пошли через заросли ежевики, исследуя пейзаж, который казался совершенно чуждым и смутно враждебным.

Джо не удивилась, когда к ней вернулась головная боль.

Но ее удивило, насколько важно было иметь этого человека рядом с собой.

Глава 36

Остановившись перед, очевидно, входом в ее дом, Мэл открыла замок, и в большом внутреннем пространстве прозвучало глухое эхо. Бутч на этом даже не фокусировался. Он был слишком занят, размышляя о чертовой двери. Казалось, эта штука сделана из тех же чугунных панелей, которые использовались на корпусах кораблей ВМФ, головки болтов толстые, с кулак человека, а горизонтальные и вертикальные усиления заставили его гадать, что, черт возьми, скрывалось на другой стороне.

И он нахмурился, когда Мэл толкнула ее плечом, открывая путь.

— Тебе помочь? — спросил он ее.

— Я справлюсь.

Когда она продолжила с усилием толкать ее, он положил ладонь на холодный металл и надавил. Петли — большие, с его накачанное предплечье — пискнули и застонали, и по ту сторону панели он обнаружил кромешную темноту. Словно Мэл жила в космосе.

Бутч посмотрел через плечо, какой-то инстинкт заставил его обратить внимание на детали подвального помещения… не то, чтобы было что запомнить, только пустые стены, низкий потолок и черно-белый линолеум на полу. Светильники, установленные через равные промежутки, были снабжены лампами нового типа, которые излучали тусклый, мягкий свет.

Они приехали в весьма странное здание. Преимущественно коммерческое, под которым находился подземный уровень, где располагались складские помещения с названиями фирм на пластиковых табличках. И П.С., ни одна местная дверь не напоминала реквизит из сериала «Игра престолов» как эта.

— По крайней мере, я знаю, что здесь ты в безопасности, — сухо произнес он.

— Это мое святилище.

С этими словами Мэл вошла внутрь, и ее тело словно поглотила тьма. В тот момент, когда он начал о ней беспокоиться, раздался щелчок, а затем свет затопил интерьер с открытой планировкой.

Мэл махнула рукой.

— Входи, пожалуйста.

Бутч переступил через порог.

— Срань… Господня.

Дверь по собственной воле закрылась со стуком, и он бы подпрыгнул, но это было бы совсем по-бабски. А потом он отвлекся на жилище. Стены и пол примерно трех тысяч квадратных футов были выкрашены в черный цвет, а четыре бетонных столба поддерживали потолок, отчего казалось, словно ты стоишь под журнальным столиком. Зона отдыха была разграничена большим ковром с диваном, тремя стульями и журнальным столиком — все в белой коже — им самое место на вечеринке где-нибудь в Голливуде. У одной стены стояла кровать размера «king-size» с черными атласными простынями и одеялом, похожим на мех, сползающим с одного угла матраса. Ванная комната также была как на ладони, рядом с раковиной и туалетом стояла викторианская ванна на ножках, все белого цвета. О, и кухня-столовая прямо напротив, холодильник, плита и раковина стояли вдоль стены до барьера в виде белой столешницы.

Но не это все ошеломило его.

Одежда занимала как минимум половину всей площади. Там были высокие напольные вешалки с вечерними платьями. Средние — с брюками. Короткие — с блузками и юбками. На полках с наклоном вперед выставлены шпильки, танкетки, ботинки и балетки. Сумки «Биркин», кошельки «Шанель» и минодьеры Джудит Лейбер стояли на столиках «Lucite», под ними сложены мешки для хранения одежды, коробки — словно троны. Современное, достойное магазина зеркало вырастало из белого ковра, от пола до потолка и с крыльями по бокам, которые можно было двигать и наклонять так, чтобы получить вид сбоку и сзади.

— У меня шопоголизм, — грустно вздохнула Мэл. — Все началось, когда я работала моделью.

— Эпичная коллекция. — Он подошел и вытащил из вороха платьев кроваво-красное вечернее. — «Диор»?

— Начало восьмидесятых. Люблю винтаж.

— Я тоже. Хотя, конечно, разбираюсь больше в мужских дизайнерах.