Пятиножка

Оно прыгает! Тиннерман сел в постели, слишком взволнованный, чтобы уснуть. Как гигантский кролик – подпрыгивает очень высоко, на сотню футов, щиплет зелень и приземляется со страшной силой. Оно может быть совсем небольшим, может быть, меньше тонны, и с одной толчковой ногой с огромной плоской ступней. По ночам оно может укрываться в какой-нибудь норе или... на...

Он поднял глаза на навес. Там, на горизонтальных верхних ветвях баньяна... гнездо?

Тиннерман встал и молча отошел от своих спящих товарищей. Он еще раз нащупал в темноте свой рюкзак, достал оттуда зажимы и крюки, на ощупь приладил их к рукам и ногам. Потом подошел к стволу, обнял его руками и полез наверх.

Он поднимался в полной темноте, втыкая крюки в толстую, твердую кору. Постепенно ее поверхность становилась более гладкой и ровной, оставаясь все такой же прочной. Если бы она вдруг оторвалась от дерева, Тиннерман разбился бы насмерть. Он чувствовал, что ствол сужается, но светлее не становилось.

Вдруг ему показалось, что его тело стало тяжелее. Что-то как будто отрывало его от ствола, лишая опоры, но он еще не мог обхватить ствол руками. Что-то не так, ему придется спуститься, пока он не сорвался.

Но тут он понял, в чем дело, и вздохнул с облегчением. Он был уже высоко, и ствол здесь шел под наклоном, а Тиннерман оказался снизу. Он переполз наверх, и напряжение ослабло. Теперь сила тяжести прижимала его к стволу, помогая, а не мешая. Он быстро закончил подъем и оказался перед массивным узлом, где стволы срастались.

Здесь было не так темно, сверху сочился тусклый свет. Он взобрался на огромную шишковатую сферу диаметром футов тридцать. Трудно было понять, что это такое, здесь, в ста футах над землей. Кроме этой влажной поверхности, ничего нельзя было разглядеть. Никаких следов листвы не было. Гнезда тоже.

Посередине этой неровной сферы рос еще один ствол или стебель-колонна диаметром футов десять, уходящая прямо вверх, насколько хватало глаз. Оказывается, он еще не добрался до верха. Кора здесь была гладкая и не такая толстая, лезть по стволу было бы трудно, даже с помощью зажимов.

Тиннерман лег и прижался ухом к дереву. Он опять услышал внутреннюю мелодию, слабую, но глубокую. Он представил себе пульсирующую ткань, переплетенные сосуды и движение живительной влаги в волокнах. Под корой была жизнь – либо самого дерева, либо чего-то внутри него.

Минут через десять он встал и вскарабкался на центральный ствол. Он поднимался быстро. С помощью крюков, прикрепленных к пальцам рук, ног и коленей, он полз по отвесной колонне, как муравей. Свет наверху стал поярче, точнее, немного рассеялся мрак беззвездной ночи на безлунной планете. Ствол поднимался все выше и выше, сужаясь, но нигде не разветвляясь. Соседние деревья протягивали к нему свои толстые ветви, голые и жуткие, на них тускло блестели остатки влаги. Но Тиннерман не обращал на них внимания. Пятьдесят футов, семьдесят пять, и вот наконец он поднялся над узлом на столько же, на сколько тот возвышался над землей. Ствол теперь стал диаметром всего футов пять, но продолжал подниматься в зеленой листве.

Мышцы Тиннермана снова напряглись. Поднялся ветер – а может быть, это он поднялся до того места, где ветер. На такой высоте даже самые легкие толчки и раскачивания были опасны. Он обхватил ствол руками и повис на них. Внизу ветви других деревьев образовали свой лес – сказочное сплетение прутьев и темноты, скрывающее под собой все, кроме тонкого стебля, к которому прижимался человек. Наверху появились первые листья. В темноте они казались плоскими и тяжелыми. Он продолжил подъем.

Вдруг ствол закончился. Сузившись чуть ли не до трех футов, он переходил в еще один узел в форме груши, перевернутой вверх ногами, толщиной около пяти футов. Тиннерман взобрался наверх и встал на ноги, давая отдохнуть своим измученным рукам и балансируя. Больше ничего не было – только какая-то растительная шишка в двухстах футах над землей. Вокруг шумела на ветру зелень, внизу же все было темно и тихо.

Ни одна ветка не подходила к шишке ближе, чем на двадцать футов, хотя наверху листва сходилась и закрывала небо, рассеивая слабый свет. Тиннерман осмотрел это пустое пространство, недоумевая, что помешало растениям его заполнить. Может быть, кто-то преследовал здесь добычу?

И вдруг он понял. Его охватил ужас. Весь дрожа, он начал спускаться.

Наступило хмурое утро, но разведчиков разбудил не тусклый свет, просачивающийся сквозь фильтр листвы, словно осадок, и не тепло, впитываемое верхушками деревьев и сбегающее по их стволам, как ночной дождь.

Они проснулись от странного звука – отдаленного шума, как будто большое животное срывает ветки и жует листья. С тех пор, как они вошли в лес, это был первый звук, говоривший о каком-то осмысленном действии. Он был неожиданным и заставил всех троих в тревоге вскочить на ноги.

Вечерний потоп стер все следы, ведшие к гигантскому укрытию, под которым они ночевали. Под баньяном отпечаток сохранился, такой же свежий и глубокий, как и раньше, но один край следа был наполовину размыт.

Слейкер мгновенно оценил ситуацию.

– Значит, следы были свежие, – сказал он, – мы не знаем, куда они вели, сюда или отсюда, но прошел он здесь между дождями. Пойдемте посмотрим, что это за шум.

И он двинулся в путь, держа в одной руке свой рюкзак, в другой – недоеденный космический паек.

Абель колебался.

– Да, свежие – но мы все равно не знаем, куда он шел. Тинни, ты, похоже, не выспался?

Тиннерман ничего не ответил. Они взяли свои рюкзаки и пошли за Слейкером, который уже почти скрылся из виду.

Они догнали его, когда он остановился на краю прогалины. Здесь упало несколько могучих деревьев, и вокруг их мертвых стволов тянулось вверх множество новых побегов. Свет здесь ничто не загораживало, и после лесных сумерек глазам было больно. Шум прекратился.

Впереди в кустах послышался шорох. Через чащу к ним двигалось что-то большое. Из зарослей высунулась змеевидная шея с похожей на кактус головой размером около фута. Голова повернулась к людям, выдвинув кольцо глаз на шестидюймовых ножках.

Трое людей застыли, наблюдая за животным. Голова отвернулась, очевидно, потеряв ориентацию из-за тишины. Шея была гибкая и гладкая, длиной футов десять, туловища видно не было.

– Посмотрите на зубы! – горячо зашептал Слейкер. – Это наш зверь.

Голова мгновенно отреагировала на звук, у нее оказался острый слух. Она быстро продвинулась вперед, в двадцати футах над землей, и через секунду появилось все животное. Его шаровидное туловище диаметром около четырех футов покоилось на нескольких длинных и тонких ногах. Животное двигалось толчками, одна десятифутовая нога поворачивалась по часовой стрелке вокруг туловища, остальные оставались в покое. Тиннерману это напоминало раненую долгоножку. Туловище поворачивалось вместе с ногами, но ему как-то удавалось продвигаться вперед. Вращение, похоже, не мешало животному удерживать равновесие и ориентироваться, кольцо глаз на ножках видело все вокруг.

Слейкер выхватил пистолет.

– Нет! – закричал Тиннерман, но было уже поздно. Слейкер попал в туловище, пробив небольшую, но видимую дырку.

Животное остановилось как бы в замешательстве и опустилось на ноги. Оно не упало. Прежде чем Тиннерман успел вырвать у него оружие, Слейкер выпустил вторую пулю, потом третью.

– Он не нападал, – сказал Тиннерман, не зная, как объяснить то, что ему было известно.

Они смотрели, как чудовище постепенно останавливалось, как из его ран потекла кровь. Оно содрогнулось, потом заколотило ногами по земле – быстро и отчаянно. Координация нарушилась, животное потеряло равновесие и упало. Оно открыло огромную пасть как яркий цветок, как труба граммофона – и издало оглушающий рев, мучительный стон боли и ужаса. Потом чудовище тяжело повалилось на бок.