Страница 22 из 31
Геополитика не просто предопределяет победы и поражения в войнах, но и часто предрасполагает к их началу, определяя точки напряжения, которые кажутся одним плацдармами, а другим уязвимыми местами слабости (вроде Закарпатской области Украины, лежащей по ту сторону Карпат. Для Украины это плацдарм влияния и коммуникативный центр по ту сторону Карпат, но в то же время точка напряжения с соседями). Восточная Фракия (Европейская часть Турции), разделенный Кипр, Судеты, Эльзас, о. Тайвань, Калининградская область, Трансильвания в Румынии, Джамму и Кашмир в Индии, Северная Ирландия, Ракхайн в Мьянме за хр. Аракан-Йома. И таких мест множество. Именно геополитика, географическое положение часто предопределяют судьбу регионов, когда метрополия не может контролировать отдаленные части своих территорий. Так, Александр Второй должен был уступить и продать Аляску американцам (1867 г.) из-за растянутости сухопутных коммуникаций и слабости морских по результатам Крымской войны. Так же, как и Наполеон продал Луизиану (1803 г.), которая тогда по величине представляла чуть ли не треть США. Именно растянутость коммуникаций и невозможность контроля вынудили их к таким шагам, потому как могли и вовсе потерять эти территории.
Геополитика, исходя из географического влияния планеты, в подавляющей степени является базисом в политике государств, причем как во внутренней политике, так и во внешней. Везде можно увидеть геополитику как основу, которая определяет верность или ошибочность тех или иных решений политиков, заметить предрасположенность или сопротивление этим же решениям. Просто потому, что человек живет на географии планеты, а не наоборот (шутка). Поэтому география, формирующая геополитику, есть основополагающим фактором политики, развития государств, цивилизаций и всего человечества. Кто следует логике географии и геополитики, тот достигает успеха. Кто против, того постигают крах и неудачи. Всё остальное – пафос и стоны сожаления с попыткой оправдаться. Это поняли люди, которые обратили внимание на геополитику как науку. Они провели своего рода черту и объединили многовековые наблюдения за историческим процессом, выявили основные тенденции влияния геополитики в регионах да и в общем на планете. В будущем наука придет к тому, что множественность тех или иных политических процессов можно будет оцифровывать и они будут давать значимый прогноз для тех или иных решений политиков. Мы также проведем черту и вкратце посмотрим на геополитиков. Прежде всего, здесь надо памятовать о том, что любая точка зрения субъективна, а также о том, что любой рассматриваемый геополитик находился под влиянием своего государства и продуцируемой им идеологии. Может, я тоже не прав? Главное – задуматься о возможных выводах и их вариантах. Можно также сделать некоторые выводы для себя о временном периоде становления геополитики и того времени, которое прошло для распространения этих знаний в массы. Я приведу лишь основные идеи геополитиков, которые, с моей точки зрения, являются универсальными.
Альфред Мэхэн (1840–1914) сформировал и предрасположил к изучению доктрину о существовании морских и сухопутных держав. Именно он ярче всего обратил внимание на «морскую мощь». По моему мнению, не вся его аргументация полностью однозначна, но в целом его выводы (особенно то, что касается морских держав, морской доктрины) очень значимы. Я привожу его тезисы, а в скобках даю современный взгляд.
• Море не барьер, а дорога. Всякий, кто рассматривает море как средство изоляции, как очень широкий «крепостной ров» между собой и соседом, в конце концов обнаруживает, что сосед уже поставил море себе на службу. То есть изоляционист неизменно проигрывает, так как добровольно отдаёт все выгоды тому, кто видит в море средство обмена. (Изоляция и коммуникация).
• Владение морем решает дело. Начиная от Пунических войн, по Мэхэну, тот, кто владел морем, был способен не только одерживать победы, но и пользоваться их плодами, и как высшая цель – создавать жизнеспособные мировые империи. Согласно Мэхэну, Ганнибал, Александр, Наполеон – примеры обратного. То есть, не понимая важности владения морем, они не удержали свои империи, несмотря на военный талант. (У Мэхэна очень глубокая мысль, но исключительно в Новом времени до XV века, века начала морской парадигмы. Он не разделяет историю на временные периоды влияния геополитических парадигм под давлением технологий, забывая о веках доминирования Великого шелкового пути и влиянии технологий на коммуникации и прочее. Об этом скажем позже, когда речь будет идти о Римской империи).
• Морская мощь – путь к владению морем. По Мэхэну, она состоит в свободе пользования морем и воспрещении противнику пользования им (изоляция и коммуникация). Обе задачи обеспечиваются сильным флотом, в первую очередь военным, но также и торговым. (Сегодня это основа доминирования морских держав, триумвирата США, Великобритании и Японии).
• Основа морской мощи – на суше. Как поддерживающая флоты экономика, так и базы, колонии и стратегически важные территории – её необходимые составляющие. При этом Мэхэн, в частности, постоянно выступал за необходимость обретения морской мощи Соединёнными Штатами (что позже значительно развил Рузвельт), в том числе сообщения между двумя океанами через Панамский канал (тогда при жизни Мэхэна ещё не был построен). (Тезис очень важный, и в нем также лежит основа мощи США, особенно если взглянуть на размещение военных баз США по миру).
• Оборона своих берегов начинается у берегов противника – решающий характер наступления и глобальный характер войны. (В морской доктрине сохраняется и сегодня).
• Важность «большой битвы»: война решается генеральным сражением. (Устаревший со времен Мэхэна принцип, потому как историк забывает о развитии и влиянии технологий, а также политических технологий, пропаганды. В его время всё это только зарождалось).
• Второстепенный, нерешительный характер крейсерской войны против торговли. (Сегодня это сохраняется, даже при том, что технологии отмели «крейсерскую войну» в воздушное пространство, но смысл о доминировании торговых и грузовых коммуникаций является архиважным).
Влияние основных геополитических принципов, выведенных Мэхэном, доказано временем и является актуальным и сегодня, особенно для морских держав.
Хэлфорд Джон Маккиндер (1861–1947) – это своего рода Мэхэн, только для сухопутных держав. Если Мэхэн вывел основные тезисы существования и развития морских держав в морской парадигме, то Маккиндер указал на тезисы доминирования сухопутных. Он дополнил основополагающие знания в геополитике Мэхэна с точки зрения сухопутных держав. Из его работ мы выводим принципы суши, того, что большее притягивает меньшее, а также влияние Евразии как самой большой суши на планете и значение геополитических платформ.
• Концепция «Хартленда» – «оси истории», окруженной «внешним полумесяцем» морских держав. Сердцем «Хартленда» является гигантская равнина, древняя Дикая степь, раскинувшаяся от Монголии до Карпат. Геополитическую значимость «Хартленду» придает огромное количество природных ресурсов. И главное, по Маккиндеру, невозможность контроля над этой степью силами флотов морских держав. Эта невозможность являлась основополагающей при формировании «Хартленда». (По моему мнению, он не до конца в Хартленде учел значение географических опор в проведении очертания, акцентируя внимание на нем исходя из недоступности контроля со стороны моря. Мне кажется, что это было сделано им исключительно из-за давления и «удобства» политики Великобритании. Почему? Потому как Евразийская платформа простирается через Украину, Польшу, Германию и Францию, опираясь на Карпаты и Альпы, доходя до Пиренеев по южной границе и на береговую линию морей бассейна Атлантики. И это очень весомый как экономический, так и военный фактор коммуникации. Но, по всей видимости, Маккиндер считал, что его можно скрасить морской мощью проникновения и влияния, отдавая эти территории под сферу влияния морских держав, создавая из них фронт-буфер. Это скорее политическая «хотелка» элит Великобритании, чем констатация географического фактора. «Взамен» он очертил Иран в сферу интересов Хартленда, хотя Иран, если рассматривать географические опоры, лежит на другой геополитической платформе. Своего рода хитрость британского геополитика, направляющая «интерес» Хартленда на другую платформу. Его же труды читают не только политики морских держав. Но на самом деле Франция, Германия и Польша – классические сухопутные державы и расположены в западной части Евразийской геополитической платформы. Хотя в какой-то мере (из-за своего географического места, относительной узости равнины и близости Балтики) и подвержены влиянию морских держав.