Салават-батыр

Ломая голову над тем, каким путем усмирить взбунтовавшихся яицких казаков, императрица забылась, перенесясь мыслями в далекое прошлое.

…Екатерине было пятнадцать, когда она приехала со своей матушкой в Россию, где ей предстояло сочетаться брачными узами с наследником царского престола Петром.

Уже в ту пору она вынашивала честолюбивые замыслы, сознавая, что для их осуществления необходимо завоевать в чужой стране авторитет. Продумав план действий, будущая императрица первым делом взялась за освоение русского языка.

Ее старания не остались не замеченными. «Молодая принцесса показывает великую охоту к знанию русского языка и на изучение его ежедневно по несколько часов употреблять изволит» — было напечатано в «Санкт-Петербургских ведомостях».

Произвело впечатление на публику и принятие невестой престолонаследника православия. Это произошло в июле 1744 года, после чего саксонская принцесса София-Фредерика-Августа Ангальт-Цербстская стала Екатериной Алексеевной.

Взойдя на трон, она повела решительную борьбу за рост российского влияния. «Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня Господь. Слава ее сделает меня славною…» — с такой мыслью взялась она за управление Россией.

Успехи Екатерины, сумевшей расширить границы империи, совершенно очевидны. Так почему же народ не желает видеть и признавать то, что ей удалось сделать во благо государства российского?

Впрочем, какой с мужичья спрос?! Разве грубая чернь в состоянии оценить по достоинству выдающиеся заслуги просвещенной монархини… — пыталась успокоить себя императрица, настраиваясь на приятные ее сердцу воспоминания о тех счастливых днях, когда все только начиналось — о днях ее триумфа, вступления во власть, о которой она мечтала долгих восемнадцать лет.

…В Москву Екатерина приехала за несколько дней до коронации, назначенной на двадцать второе сентября. В тот день улицы, по которым двигался ее кортеж, было трудно узнать. Фасады старинных зданий и арки были украшены красивыми турецкими и персидскими коврами, а местами драпированы разноцветными тканями. Вдоль мостовой выстроились солдаты. Над их головами колыхались на легком ветру полотнища знамен, придавая происходящему пущей торжественности.

Кроме конной гвардии и многочисленного войска, Екатерину сопровождала свита из двадцати восьми ее сподвижников, для которых были выделены шестьдесят три кареты с запряжкой из трехсот девяноста пяти лошадей. Поезд отдельно следовавшего наследника состоял из двадцати семи экипажей, для которых потребовалось свыше двухсот пятидесяти лошадей.

О появлении царского экипажа возвестили церковные колокола. И в ту же самую минуту загрохотали пушки, начиная праздничный салют. Он сопровождался дружной ружейной пальбой и громогласным солдатским «виват!».

Толпы народа, заполонившие все ближайшие улицы, были ошеломлены всей этой невообразимой шумихой и невиданным великолепием. Затаив дыхание, люди разглядывали обитые бархатом и украшенные золотом и серебром многочисленные кареты, медленно продвигавшиеся в сторону Кремля.

Кремль встретил процессию блеском золотых соборных куполов, крестов и торжественным перезвоном медных колоколов. Когда экипаж Екатерины подъезжал к группе застывших в ожидании церковнослужителей, раздался еще один мощный залп из восьмидесяти пяти пушек, к которому присоединились восторженные крики толпы.

Сверкающая золотом и драгоценными каменьями, в пышном, роскошном наряде с длинным шлейфом, поддерживаемом пажами, императрица вступила на ярко-красный ковер и величественной походкой двинулась к Успенскому собору. Войдя внутрь, она прошествовала к алтарю, где ей предстояло пройти обряд принятия Святых Таинств. Руководил священнодействием архиепископ в присутствии других представителей высшего духовенства.

Присяга над Евангелием происходила на глазах огромного количества приглашенных на торжество знатных особ.

В конце церемонии Екатерина в царском венце, на изготовление которого было затрачено десять фунтов серебра с фунтом золота, и в горностаевой мантии восседала на высоком обитом парчой с золотой вышивкой и тесьмой троне, держа в правой руке скипетр, а в левой — золотую державу. По завершении обряда в Грановитой палате Кремля был устроен парадный обед.

Екатерина Вторая не могла опомниться от счастья. Ее голубые глаза, светлые волосы, обрамлявшие высокий, открытый лоб, и белозубая улыбка излучали безмерную радость.

Новоявленная императрица старалась держаться просто. Она участвовала в разных играх, смеялась и даже танцевала. Забавляясь, Екатерина ни на мгновенье не забывала о своей роли и не позволяла себе полностью расслабиться. Танцуя в паре с рослым и дородным кабинет-секретарем Храповским, она спросила у него, понизив голос:

— Что скажешь, голубчик, много ли народу на улице?

— Тьма-тьмущая, Ваше величество, — ответил ей тот.

— А как насчет порядка?

— Все хорошо, Ваше величество. Угощения вдоволь, так что народ тоже празднует. И монет золотых да серебряных роздано от вашего имени немало.

— Вот и славно, пускай люди вместе со мной порадуются, — сказала Екатерина и, отослав Храповского с каким-то поручением, тут же нацелилась на обер-полицмейстера Рылеева.

Пока они танцевали, не спускавшие глаз с Екатерины царедворцы перешептывались между собой:

— Танцует отменно!

— Где же она этому училась?

— Верно, у себя в Германии…

Торжества растянулись недели на две. И все это время Екатерина упивалась своим триумфом. «Невозможно вам описать радость, какую здесь бесчисленный народ оказывает при виде моем: стоит мне выйти или только показаться в окне, и клики возобновляются», — с восторгом писала она из Москвы графу Кейзерлингу.

Однако вскоре императрицу постигло разочарование. Уже весной она ощутила опасность, исходившую со стороны недовольных ею военных. Да и среди духовенства обнаружились ярые ее противники. Больше других порицал Екатерину архиепископ Ростовский Арсений Мацеевич. «Государыня наша не природная и не тверда в законе нашем», — говорил он.

А летом 1764 года был раскрыт заговор, имевший целью посадить вместо нее на царство и объявить российским императором давнего узника секретной камеры Шлиссельбургской крепости — наследника престола Иоанна Антоновича[65].

Екатерина Алексеевна никого не пощадила. Царевич Иоанн, с младенчества томившийся в заточении в темном каземате, был заколот. Организатора заговора офицера Мировича казнили, а его сообщников подвергли разным телесным наказаниям и сослали в Сибирь на каторгу.

Расправившись с заговорщиками и устранив претендента на занятый ею престол, императрица немного успокоилась. Но у Екатерины оставался еще один соперник — ее собственный сын Павел Петрович, на которого делали ставку те, кто был настроен против нее. Поэтому ей приходилось соблюдать все меры предосторожности, чтобы удержать власть в своих руках.

Однако от крупных неприятностей императрицу это не спасло. Ей постоянно напоминали о покойном муже. Очередной самозванец объявился спустя одиннадцать лет после убийства Петра Федоровича Третьего. Воспользовавшись его именем, донской казак Емельян Пугачев стал собирать вокруг себя народ, заявляя о своих правах на престол.

«Покамест мы не подавим казацкий бунт да не казним бездельника, предав его суду, Россия не угомонится», — с этой мыслью Екатерина вызвала к себе графа Чернышева.

Военный министр Чернышев входил в ее кабинет с опаской, едва ли не на цыпочках. Ожидавшая его императрица сидела, облокотясь обеими руками на стол. Одна бровь у нее была приподнята, а голубые глаза так и сверлили насквозь. Подобное выражение не предвещало ничего хорошего.

Граф подскочил к Екатерине, подобострастно облобызал небрежно протянутую белую ручку, источавшую аромат изысканных духов, после чего попятился назад и, склонив голову набок, кротко произнес:

— Что будет угодно Вашему величеству?

— Извольте доложить, граф, какие у нас нынче новости из Оренбурга, — потребовала та.

65

Иоанн — сын русской царицы Анны Иоанновны. Еще в пору младенчества, по распоряжению Елизаветы Петровны, был заточен в Шлиссельбургскую крепость. (Ошибка: Иван VI, Иоанн Антонович — наследник Анны Иоанновны, но не ее сын. Его матерью была племянница Анны Иоанновны, Анна Леопольдовна. — Прим. книгодела.)