Злые игры

— Вот-вот, — покивал водяной. — Потому я и решил ее к себе забрать. Опять же, девка красивая, неглупая, душой чистая, не то что ее друзья-приятели. Да и беда ее только для смертных беда, а мне эдакая напасть даже кое-какую пользу может принести. К тому же я в ней еще кое-что почуял, но про то тебе знать ни к чему.

— С чего бы? — подобрался я. — Может, и к чему?

— Ты со мной поспорить решил? — усмехнулся Карпыч. — Ну-ну.

— А снять проклятие никак нельзя? — поинтересовался я у него. — Что одна ведьма наложила, другая завсегда изничтожить может. Разве не так?

— Ты нонешних ведьм видал? — насмешливо осведомился у меня водяной. — Стыд да позор. Порчу навести должно не в состоянии, куда им с наследием первых управиться?

— А Дара? — потыкал я пальцем себе за спину. — Эта много на что способна.

— Так-то да, — подумав, кивнул Карпыч. — Не поручусь, что совладает, но сила в ней есть. Только ты за такую услугу с ее стороны лет на сто в услужение к ней попадешь. Уж поверь. А теперь рассуди — оно тебе надо? Девок на свете ой как много, а что до любви… Я в нее не верю, потому как живу давно, разного навидался. Знаешь, сколько парней да девок за столетия на берегах моей реки сидело, особливо у омутов, под ветлами или ивами? У-у-у! И все как один о любви говорили, друг дружке клятвы вечные давали. А потом что?

— Что?

— Иные девки после тех ночей, что потемнее да потеплее, ко мне топиться прибегали, — пояснил Карпыч. — Парни нет, им оно ни к чему. А девки — да, каждая десятая точно. Какие от расстройства, какие по отчаянию, а иные, чтобы грех да позор скрыть, по слабости нутра допущенный, пока пузо до носа не выперло и ворота дегтем не вымазали. Так-то. Потому не дури, ведьмак, не ищи на свою головушку бедовую новых напастей. Иногда надо не мчать вперед, по сторонам не глядя, а остановиться и поразмыслить — куда бежишь-то? Зачем? Надо ли оно тебе вообще? Знаю, что ты парень не совсем глупой, слова мои услышишь и осмыслишь. Потому и пожалел вас обоих, девку ту тебе отдал, себе забирать не стал. Что ты глазами так зыркаешь? Если бы веры в твой разум не имел, то непременно утопил бы ее. Ну да, повздорили бы мы с тобой, что ж теперь. Только позлобился бы ты на меня год, другой, третий, а там, глядишь, пришел бы на берег, костерок разложил, картошечков в уголья напихал — и все, обид как не бывало. Время, ведьмак, все рано или поздно стирает, всех под один пробор чешет.

— Может, и так, — согласился с ним я. — И все-таки неужто сильных ведьм не осталось, что смогут эти старые чары снять? В Москве, например, Марфа обитает, так она, по ходу, много чего может.

— Ты пойми, ведьмак, не все сила и прожитые на Земле годы решают, — мягко, как ребенку, объяснил мне Карпыч. — Знания — вот истинное мерило мастерства настоящей природной ведьмы. А их утрачено знаешь сколько? И-и-и! Что ты! Тогдашняя самая никчемушная чернавка запросто нынешнюю верховную за пояс заткнула бы, случись им схватиться. Рассеялись знания за тысячелетия, в пыль превратились. Это сейчас времена такие, что творить можно чего угодно, а тогда все по-иному обстояло. Сколько ведьм из первых селяне пожгли в домах, сколько по-другому изничтожили? Не сосчитаешь. И их секреты вместе с ними уходили, навсегда, навеки. Какие-то в черных книгах оставались, да где они теперь? Сгнили небось давно в тайниках. А если и нет, то не достанешь их оттуда никак, это верная смерть. На тех книгах такие запретные чары от чужих рук да чужих глаз лежат, которые не обойдешь.

Если бы не железная уверенность в том, что Карпыч ну никак не мог сговориться с Марфой, то подумал бы, что меня сейчас тихонько, исподволь подводят к тому, чтобы я ввязался в расклад с книгой Рогнеды. Но такое точно невозможно. Просто в силу того, что не стал бы водяник заключать союз со столичной ведьмой, слишком уж они разные. Да и больно сложная комбинация получается, с запредельным количеством случайных факторов. Никто так не делает.

— Ладно. — Я поднялся с песка. — Спасибо тебе, Речной Хозяин, за то, что пожалел мою гостью, за советы твои и за то, что моей судьбой озаботился. Мало от кого добро последнее время вижу, потому ценю его безмерно.

— В том и мой интерес был, так что не за что.

— И еще один вопрос. — Я отряхнул джинсы. — Вика сама надумала пойти искупаться?

— Девки сильно любят по ночам в реке нагишом плескаться, — чуть по-лягушачьи растянул губы Карпыч. — Должно, нравятся сами себе в лунном свете. Даже мои, даром что давно уже неживые, и то это дело уважают.

— Конкретно эта и конкретно сегодня — сама?

— Вот что тебе за печаль? — Поднялся с бревнышка и водяник. — Сама, не сама… Кончилось все хорошо? Ума тебе да ей прибавилось? Ну и славно.

Значит, все-таки его рук дело. Интересно как? Хотя… Он тут всем ручьям да ключам, надземным и подземным, хозяин, и тому, из которого мой колодец запитывается, наверняка тоже. А остальное — дело техники.

Надо будет в доме запас воды сделать, что ли? Пятилитровых жбанов штук десять привезти на случай приезда гостей.

Хотя по факту все получилось не так и плохо, много интересного я сегодня узнал. Понять бы только теперь, как этими знаниями правильно распорядиться.

— Карпыч! — окликнул я водяного, который уже зашел в реку. — Это что же получается? Ей, выходит, вовсе лучше по ночам в реках не купаться? Ты ведь не только из-за меня ее хотел утопить? Есть и другой повод, тот, на который твои сородичи могут соблазниться?

— По весне да не сказав нужных вежественных слов — нет, — ответил мне он. — После русальих недель — можно, а до того не стоит.

Что же он такое учуял, а? И ведь не добьешься от него правды, нет. Коли сразу не сказал, то все, забудь. Со временем, может, и вызнаю чего, но не сейчас.

Если только дядю Ермолая попробовать расспросить, он тоже может быть в курсе происходящего.

— Нашел смартфон? — поинтересовался у меня Пал Палыч, все так же сидящий за столом и пьющий уже невесть какую по счету чашку чаю.

— Нашел, — подтвердил я. — Николай вернулся?