Страница 7 из 28
И вот теперь и она держит в руках сверкающую жар-птицу журналистской удачи!
А давний её друг, до тошноты умненький-благоразумненький Романыч, предлагает повыдергать из этой звёздной залёточки самые огнедышащие перья!
Изрядно поколебавшись, Лариса приняла соломоново решение. Она, как и велел Сокольский, максимально, до требуемых стандартов, ужала проклятый объем. Но, имея реальную возможность вывести человеческую дрянь на чистую воду, не смогла этим не воспользоваться. И как работник газеты, как простой честный журналяга, но и как мать, совесть которой после визита Елены Николаевны упорно противилась профессиональному прагматизму. Поэтому всё же сделала не безликий сюжетец, а животрепещущее, почти криминальное чтиво, с именами и местами действия.
С этим и отправилась к руководству.
Но на этот раз пошла уже не к Андрею Романовичу – его точку зрения она уже знала, как и то, что менять своего мнения Сокольский не станет. Направилась прямо к главному редактору «Обоза» Борису Ильичу Тришу.
Тот встретил хмуро: Лизетта, несмотря на сданные хвосты, всё же накапала на неё за разгильдяйство. Лариса без лишних слов положила перед главным распечатанный текст.
– Что это?– недовольно-брезгливо, как часто разговаривал с подчинёнными, спросил Триш.
– Думаю, бомба. Прочтите, пожалуйста.
– Что, Сокольский не мог прочитать?
– Читал. Хочу, чтобы и вы посмотрели.
– Господи, Лебедева, всё у тебя какие-то выверты – пробурчал Триш, двумя пальцами ухватывая стопку листов. Лариса, всё ещё стоя, наблюдала за ним. Постепенно лицо главного менялось. Надутое недовольство сменила сосредоточенность, потом – заинтересованное напряжение; щёки залил румянец возбуждения. Он уже сверлил взглядом бумагу, иногда возвращался к началу или к середине, сравнивая факты, потом опять продолжал, внимательно следя за нитью повествования. Красная ручка, которую он взял было для редакторских пометок, вертелась без дела между пальцами.
Закончив читать Борис Ильич перевернул листы и углубился в текст снова, проглядывая его вторично. Наконец, отложил и поднял глаза на Ларису:
– Откуда это у тебя?
– Елена Кротова сама принесла.
– Как это сама?
– Напросилась на встречу и обо всём этом рассказала.
Триш недоверчиво хмыкнул. Поинтересовался:
– А что Соколский говорит?
– Говорит, что в таком виде судов не оберёмся. Надо подачу менять, делать анонимную публикацию. Выхолостить, одним словом, вместо бомбы пукалку изобразить.
– А от меня чего хочешь?
– Чтобы разрешили публиковаться с именами. Кротова божилась, что материал подпишет. Она мне уже два раза звонила, интересовалась, печатаемся, или нет. У нас будет прикрытие. Будет!
Триш, продолжая крутить в пальцах красную ручку – символ редакторской власти, подошёл к окну, долго высматривал что-то за февральским туманом. Потом сказал:
– Я подумаю, что с этим сделать. Оставь текст у меня. Ясненько?
Лариса вышла от главного с искрой хотя и малой, но всё же надежды. Интересно, сколько он будет эту гайку жевать?
Но, вопреки растущему скепсису, после обеда секретарша Триша Ниночка позвала Лебедеву на ковёр. В кабинете уже расположились Сокольский и Лизетта. Ещё маячил Владимир Натанович Ниткин, при коммунистах спец по партийной жизни, а ныне – политический обозреватель. Впрочем, всем было известно, что главная «должность» Ниткина – соглядатай и доносчик Виталия Курилова, начальника по городским СМИ мэрии. Чтобы не нарываться на вопросы Курилова, главный редактор «Обоза» проводил почти все совещания в присутствии этого фискала.
На руках у пристутсвующих были копии Ларисиного сочинения.
– Все читали, что Лебедева наваяла? – взял быка за рога Борис Ильич. – Что скажете по перспективам публикации?
Сокольский, как Лариса и ожидала, высказал уже известную точку зрения. Во время его выступления Ниткин то и дело с ехидцей покачивал головой то «за», то «против». Не успел Андрей Романович закончить, Ниткин подскочил, как ужаленный.
– Да вы все здесь в своём ли уме? Известно ли вам, с какими фигурами общается Валера Кротов, в каких политических раскладах участвует? Ему сам Мурин, депутат Госдумы и едва ли не третий человек в государстве, доверяет, как себе! Крот с городским главой на охоту ездит! В управе в любом кабинете гость дорогой! А вы хотите вытащить на свет божий измышления его полоумной отставной бабы! Как вообще можно всуе поминать фамилию Кротова …
– …на божничку лучше его поставить! – язвительно ввернула Лариса.
– Лебедева, не ёрничай, тебе слова не давали! – зашипела злая на неё Лизетта.
Ниткин ещё некоторое время рассуждал о политическом чутье газетчиков, которое, по его мнению, окончательно притупилось в редакции «Обоза», и о возможных адских последствиях для их общего дела конкретно данной публикации.
– Итого, Натаныч, что в сухом остатке?– прервал затянувшийся монолог Триш. – Публикуемся или нет? И в каком виде?
– Однозначно нет, никогда, ни в каком виде!– подытожил партийный последыш.
– Теперь давай ты, Лебедева, свои соображения!
Лариса была готова: она долго обдумывала доводы. И сказала она не про то, что материал стопроцентно будет прикрыт подписью Кротовой, и не о том, что нужно давать ход столь редким в их еженедельнике сенсациям. Она нашла другой болевой узел, на который вернее всего стоило давить:
– Чего не хватает нашему изданию? Правильно, остроты. Из-за этого его плоховато раскупают, обходят стороной влиятельные рекламодатели. Репутация у нас беззубой собаки, которая только и может, что брехать по пустякам. Выйдем мы в кастрированном варианте – ничего не изменится. Не выйдем – тем более будем всё на том же болтаться. А вот если выйдем в моём варианте, то покажем серьёзные замашки. Ещё не факт, что Кротов станет с нами в судах бодаться. А станет, так это будет повод для продолжения темы, тоже острого и привлекательного для обывателя. Ведь любому маркетологу известно, что лучший способ достижения известности – скандал, по возможности громкий. А этот скандал нас очень приподнимет в городе. Надо публиковаться без купюр!
– Ой, Зин, гляди, какой маркетинг тут – дурашливо перефразировал Высоцкого Ниткин. – Заварит Лорка кашу, а расхлёбывать другим…
– Уж не тебе ли, господин политолог? – тихий Ларисин голос, казалось, гремел на весь кабинет. – Тут ведь речь идёт не о партийных шашнях – о реальном спасении семьи. Хотя твоей печали в том сроду не было. Так и молчал бы уж, трусливый ты наш!
– Кто? Я? Трус? Борис Ильич, будьте свидетелем, она меня оскорбляет! – взвился Ниткин, беспардонно тыча пальцем в сторону Ларисы.
– Эй, деятель, с женщиной будь поаккуратнее! – встрял в разгорающуюся ссору Сокольский. – А то не посмотрю, что ты партийный, научу свободу любить!
– Пре-кра-тить! – проревел тоже взбеленивший Триш.– Или я быстренько вас всех по-своему обтешу!
Спорщики затихли. Наконец, спокойным уже голосом главный спросил последнего участника совещания:
– Елизавета Григорьевна, вы, конечно, как Ниткин?
– Что сказать, Боря (Лизетта по праву старейшего работника, в своё время выпестовавшего Триша, имела привилегию обращаться к нему без отчества)… Нет, я – как… – Лизетта помедлила, обвела собрание взглядом – … как Лебедева! Пора бы и нам рискнуть, получив на руки такие карты!
В кабинете повисло недоумённое молчание. Такое решение ответсека явилось полной неожиданностью: всем было хорошо известно, что Лизетта вовсе не празднует Ларису.
– Значит, так… – выдержав паузу, заговорил главный редактор. – Я тоже подумал, кое с кем посоветовался, юристов послушал… Будем готовить полноценную публикацию. Елизавета Григорьевна, резервируйте разворот под Крота! За тобой, Лебедева, подпись твоей респондентки. И не тянуть! Ясненко?
Коллеги покинули кабинет в некоторой прострации.
Глава 3
Трудолюбивый чистоплотный житель немецкой деревеньки, какие во множестве разбросаны по Зауралью, не спеша ехал по вычищенному ранней оттепелью большаку. Как и другие соседи, его семейство, кроме работы в зажиточном пока совхозе, держало большое подворье, полное коров, свиней, домашней птицы. По выходным, а иногда и в будни муттер с женой и старшей дочкой, сызмальства приучавшейся к хозяйству, отправлялись в город на рынок – торговать домашним молоком, душистым маслом, кипенным творогом. Женщины готовили продукты и вели дела с рыночным начальством. Обязанностью главы семейства было доставить торговок с товаром до прилавка и обратно, принять выручку.