Страница 5 из 104
Глава 2
Событие четвёртое
— Так вот ты какой, Северный олень?
Блюхер из-за стола не встал, и обниматься с Брехтом, и целоваться не полез. Сидел и лыбу давил. Про оленя не сказал. Сказал так:
— Так вот ты какой, «товарищ Брехт».
— Так точно. Я такой. — Без тени улыбки, а то не смешно будет.
— Ха-ха! — Это через минуту дошло до будущего маршала.
Теперь встал из-за огромного стола с зелёным сукном и бронзовым чернильным прибором, и полез обниматься. А потом, сволочь эдакая, и целоваться полез. В уста троекратно. Уста у Блюхера не сахарные. Уста со щетиной и попахивают перегаром и табаком. Нет, табачищем. Так ведь и стошнить может на белый генеральский мундир.
— Семён! — гаркнул командарм, когда облобызались они с Брехтом.
Дверь открылась, и на пороге нарисовался молодой старлей. Три кубаря в петлицах красных общевойсковых.
— По сто грамм водочки нам и рыбки с хлебушком.
Дверь заскрипела на несмазанных петлях. Брехт и не хотел, но поморщился. Командарм заметил. Губы поджал, и когда через минуту появился Семён с подносом, где был графинчик водки и две небольшие тарелочки, то поманил его пальцем и свистящим шёпотом, явно рисуясь, сказал:
— Дверь смажь. Петли. Сейчас!
Сам разлил в стаканы водку, больше половины набулькал. Хорошо утро начинается. Сопьётся скоро всё же.
— За тебя! — чокнулся Блюхер и, резко выдохнув, опрокинул в себя эти сто двадцать грамм.
Ивану Яковлевичу ничего не оставалось, как последовать примеру. Для серьёзного разговора не самое лучшее начало. А вот рыбка была замечательная. В нужном количестве солёная и холоднокопчёная. Жирная и вкусная, из Амура, наверное.
Проглотили влёт по куску и вкусным ржаным хлебом зажевали. Ох, именно о таком хлебе и мечтал шестьдесят лет последних. Из детства, когда идёшь из булочной домой и корочку с одной стороны обкусываешь. Тёплый, только привезли в шесть часов вечера в магазин, и люди специально выстаиваются в очередь, чтобы горяченького купить. Лучше чуть пораньше прийти, а то, стоя в этой очереди и вдыхая аромат только испечённого хлеба, можно и слюной захлебнуться. Продавщица — толстая тётка в белом халате ещё рукавицей берёт, чтобы не обжечься.
Вот такой хлеб и был. Настоящий, ароматный, тёплый. Только видимо привезли. Нет ведь ещё микроволновок. А что это мысль. Можно попробовать изобрести.
— Юмор улавливаешь? В фамилиях? — командарм с сожалением глянул на пустой графинчик, но волшебного Семёна не позвал. Ещё есть тормоза.
— Блюхер и Брехт? На букву «Б»? — специально затупил Иван Яковлевич. Так-то понял юмор. Точнее, некоторую необычность.
— Сам ты, товарищ Брехт, на букву «Б»! Ха-ха-ха! — Посмеялся шутке собственной бывший военный министр. — Фамилии известных немцев. Васька говорит, что ты родственник? — стал серьёзным.
— Двоюродный племянник…
— Ясно. Ерунда. Седьмая вода на киселе. Ты, это, племянник, скажи мне, где воевать учился? — Нда. Вот и приплыли. Не скажешь ведь, что окончил УПИ, и там военная кафедра была, а ещё сотни и даже тысячи прочитанных книг, и просмотренных фильмов. И вишенкой на торте 201 мотострелковая дивизия в Таджикистане. Подготовил небольшую отмазку, но это не для Блюхера с его возможностью проверить. Только другую, один чёрт, не придумать.
— В фатерлянде.
— Ну, ни хрена себе! Шпион немецкий что ли? — даже привстал будущий маршал.
— Интернационалист. Коминтерновец.
— А документов нет? — хмыкнул Блюхер.
— В поезде ведь украли всё. Кузнецов…
— Знаю, звонил, — перебил Василий Константинович.
Интересно, а может фамилия отражаться на внешности? Или это правда, та утка, что Блюхер умер там, на операции, в 1916 году, а это австрийский офицер перед ним. Ни грамма не ярославская морда у командарма, типичный австрияк, с холёной аристократической физиономией. Как там звали того австрийца. Сразу и не вспомнишь, хоть синий порошок и качественно мозги отформатировал. Там ещё была какая-то с именем жены закавыка.
Точно, в Китае Блюхер воевал под фамилией Галин. И это якобы он взял эту фамилию от имени жены — Галина. Любил? А потом бросил и в Китае на другой женился. Сейчас эту бросил и помоложе нашёл. Этой хуже всего придётся. Её арестуют и в лагерь отправят. Первых двух просто расстреляют. Так вот австриец тот с похожей больно фамилией. Гален. Фредерик фон Гален. Граф целый. А ещё ротмистр, попавший в русский плен и бесследно исчезнувший австрийский аристократ.
— Васька за тебя просил, — вывел из биографических воспоминаний Брехта «австриец».
— Чего просил? — сделал вид, что не понял, Брехт. Как там, не просите ничего у сильных, сами предложат и сами дадут. Воланд Маргарите скажет. Ещё не написал Булгаков. Точнее написал и сжёг первоначальный вариант, который назывался: «Копыто инженера».
— Помочь, просил. Тебе ведь нельзя назад. Что эти шестигранники у тебя в петлицах значат? — Блюхер сощурился.
Конечно, ничего просить не будем. Сам должен предложить.
— Класс С-4. Начальник станции. Что-то типа капитана или даже майора, — почему не добавить. Не бросится же проверять.
— Капитана. Майора. Молод больно. Ну, капитана так…
Блин блинский не получается.
— Товарищ командарм. Я давно хотел в армии служить, — это крючок.
— А что, воевал знатно, вдвоём полтора десятка покрошили и пленных освободили, потом втроём против пяти десятков, и без потерь. Кореец, я так понимаю, сам виноват, — Блюхер оценивающе осмотрел Брехта.
— Сам.
— Дать тебе роту или батальон? Потянешь?
— Отдельный батальон…
— А это что за хреновина?