Селение

– Да ну на фиг.

– Давай – подгоняю его.

Он возится и отмахивается уже без всякого энтузиазма:

– Погнали.

– Итак – улыбаюсь – вот мы и добрались до Ведьминого Села. Позади меня как раз тот самый дом, в котором семнадцать лет назад был найден единственный оставшийся человек.. ребенок.. – хмурюсь – ну ребенок ведь тоже человек?

– Больше переснимать не буду – мрачно сообщает друг.

– Ладно – отмахиваюсь – в общем, единственный обнаруженный из Салемских потомков, если он действительно имел к жителям Ведьминого Села какое-то отношение. Остальные же члены коммуны в один из таких же летних вечеров или дней – просто пропали.

Жму плечами, точно актер:

– Исчезли. И по сей день никто не может сказать, что же случилось здесь, в пятистах милях от ближайшего населенного пункта, с жителями целой деревни, которые, если верить слухам, были не такими уж и обычными людьми. Что здесь произошло, что даже колдуны, являющиеся наследниками древних Салемских ведьм, не смогли противостоять этому?

– Слишком много пафоса – перебивает меня Кенни – если вторую половину убрать, то нехило так.

– Да?

– Ага. Про колдунов уже слишком закручено.

– А по-моему наоборот – подходит к нам Мэри Джо – где-то кто-то стабильно пропадает, поэтому это не производит эффекта. А когда Джейк сказал про какое-то событие, с которым не смогли справиться даже люди высших сил – это заставляет покрыться кожу мурашками.

– Два сапога пора – возмущенно фыркает Кенни и обращается за поддержкой к Лиз – детка, скажи же концовку надо убрать.

– Я вообще не слушала, что вы говорили – протягивает она – вы не заметили, что здесь совсем нет комаров?

– А? – оглядываюсь.

– Комаров. Ни одного. Хотя сейчас середина июля, вечер, дикая местность – самое время для них. И ни одного. Ни мошки, ни комара.

– Значит, нам невероятно везет – подмигиваю – считай это бонусом.

– Нет, серьезно, конец фигня – не унимается друг, впервые проявив столько интереса к процессу съемки – когда ты говоришь про колдунов, то во-первых сразу типо признаешь, что они точно были колдунами, а во-вторых втираешь уже свою версию, что с ними точно что-то случилось. А кто мне говорил про беспристрастные репортажи, основанные только на фактах?

– Сколько умных слов – едва слышно бурчит Роб – как это он еще не бьется в припадке.

(..не обращай внимания, он придурок. просто кенни провалил базовый школьный курс и потому любые более или менее научные термины ввергают его в неконтролируемый приступ истеричного смеха…)

Кенни мрачнеет, а вот я не могу сдержаться. Смеюсь, как ненормальный, задыхаюсь, после чего чрезмерно активно пару раз хлопаю Роба по спине:

– Годно! Это было годно.

И вновь захлебываюсь в смехе вместе с Мэри Джо и Лиззи. Кажется, на мгновение слабая улыбка проклевывается даже на губах у самого Роба. А он совсем и совсем не так безнадежен, как казалось. Это же надо – ему известно о существовании сарказма. Невероятно!

В итоге сдается и Кенни. Он вообще не может долго корчить из себя мрачного-злого-бугая, только если его действительно не взбесить. А взбесить в этой жизни Кенни могут только две вещи: когда лгут ему и когда его самого ловят на лжи другим. Абсурд, но в этом весь он.

Единственная, кто остается в стороннем равнодушии от всего этого – это Вилма, продолжающая стоять близ забора и даже не обернувшись поинтересоваться, что это нас всех так развеселило.

– Ладно, Роб, помоги девчонкам вытащить палатки, окей? – подмигиваю ему – а мы быстро доснимем и пожарим всем сосисок.

– Про пиво не забудь! – напоминает Кенни.

– Ага, да – отмахиваюсь и кричу вслед Лиззи и Мэри Джо, что уже пошли к багажнику – девчонки, Роб вам поможет с палатками.

По их взглядам (лишь на пару мгновений, но я успел их словить) вижу, что в Робе те скорее видят лишний балласт, который самого придется тащить, чем ждать от него помощи. Что ж, может они и правы, но я проявил свое лидерское начало и постарался постольку-поскольку внедрить парня в коллектив. Дальше уже дело за ним.

Оборачиваюсь к Кенни и наставляю палец:

– А по поводу концовки – отвали. Там ни одного непредвзятого мнения, олух. Пересмотри. Про колдунов я сказал «по слухам», а про версию «исчезли» и «никто не знает, что произошло». В обоих случаях – факты. Салемские потомки прославились тем, что они колдуны. Что с ними случилось – до сих пор загадка. Где ты видишь здесь предвзятое мнение?

– Все, уймись – отмахивается он – давай быстрей уже и погнали.

– А в третьих – все-таки заканчиваю я – это не какой-то там репортаж для BBC. Этот ролик в лучшем случае увидит собранная с нас четырех совокупность подписоты в инсте – и то, при хороших раскладах, не больше тридцати процентов от общего количества. О каких стандартах тогда ты мне втираешь? Захочу и вообще скажу, что мы тут нечисть в лесу видели. И что ты мне сделаешь?

– Скажу, чтобы следующий раз ты не подглядывал за мной в кустах – отвечает друг и мы оба гогочем.

Наконец, видео врубается вновь.

– Я стою здесь, перед домом..

– Да давай уже дальше – ворчит Кенни – я жрать хочу.

– Ладно. Господа – обращаюсь к средней из трех камер айфона – сейчас 7 июля. Примерно в этот период ровно 17 лет назад здесь, в этом самом Ведьмином Селе, где мы сейчас находимся, по неизвестным причинам бесследно исчезло население целой деревни. Точная дата странного происшествия так и не была установлена, но 25 июня 2005 года полицией Хейдленда здесь был найден ребенок. Поэтому мы отталкиваемся от этих чисел.

– О, а ведь реально почти ровень в ровень – доходит до Кенни.

Закатываю глаза:

– Я тебе все это рассказывал еще раньше, чем ты слушал?

– А, да? – искренне удивляется тот.

Я отмахиваюсь:

– Не мешай. В общем, тут совершенно нет насекомых, но по собственной неосторожности нам не повезло привезти с собой из Хейдленда огромного городского комара, который теперь пьет мою кровь.

Кенни гогочет:

– Ну хотя бы не сосет, скажи и на том спасибо.

– Вот если бы сосал, тогда и поблагодарил бы.

– А ну иди сюда, гаденыш, я тебе сейчас..

Друг пытается вновь сделать мертвый захват, чтобы опять натереть мне макушку, но поскольку одна рука у него занята мобилой и за рулем он заметно устал – мне везет увернуться и мы возвращаемся к съемке.

Сказав еще пару слов по поводу игры чисел, я достаю свой мобильник и демонстративно тыкаю их в объектив:

– Видите? Ни одной палочки.

Вновь отхожу на пару шагов назад, чтобы теперь самому влезать в кадр:

– Здесь действительно нет сети и наши телефоны стали в этом плане бесполезны еще где-то за полчаса до появления первых силуэтов деревенских заброшенных домов. Но..

Хлопаю по своим карманам, когда вспоминаю, что во время съемок превьюшек отдал купленный телефон Кенни:

– Эй, дай сюда трубу.

Не сразу поняв, что от него требуется – друг озадаченно тянет мне айфон, которым снимает.

– Да не этот – отмахиваюсь – наш, вон тот.

– А-а-а..

Получив, наконец, что хотел – вытягиваю на камеру длинную антенну. Смотрю на сеть и, увидев целых две палочки, удовлетворенно демонстрирую их камере:

– Видите? – поворачиваю телефон обратно экраном к себе, после чего к камере, точно актеры в рекламах – все окей.

– Выглядишь, как дебил – комментирует этот рабочий трюк Кенни.

– Отвали.

Понимаю, что так в сеть залить не получится – весь эффект от «взаимодействия с публикой», который происходит когда я, образно говоря, одновременно с ними смотрю на экран телефона – пропадает после комментария друга.

– Давай заново.

– Сдурел? – фыркает он – нет.

– Только последнее – объясняю я – про телефон.

– Ладно. Начали.

Я заново пафосно вытягиваю антенну (которую спешно запихал обратно) и показываю экран в объектив:

– Видите? – проделываю прошлый трюк – все окей. Вся техника, которой положено работать – исправно работает. Никаких аномалий. Просто слишком далеко от вышек, или еще из-за чего – поэтому обычные гаджеты не могут словить тут сеть. Высокочувствительная аппарата же, как мы видим, справляется с этой задачей без каких-либо затруднений.