Десять

— Она в командировке.

— Да… — как приговор себе произнесла Юля, едва проговаривая звуки.

Через пару кварталов машина остановилась в районе новостроек, у огромного многоквартирного дома в пока не благоустроенном дворе, с забитыми парковочными местами.

Юля выскользнула из машины под дождь, ухватившись за любезно предоставленную руку, вошла в лифт с посторонним мужчиной. Мужчиной, которого знала, как хорошего специалиста, мужчиной, который всегда видел больше, чем говорил. С женатым мужчиной. С мужчиной, с которым собиралась заняться сексом. Будучи сама замужем.

И это была кто угодно, но не Юля. Не та девушка, что познакомилась на пыльной дороге с мальчиком и вышла за него замуж. Не та женщина, которая плакала, сидя на холодном полу в раздевалке бассейна, глядя на синие губы своего мужа. Не та запутавшаяся, глупая девчонка, сбежавшая от собственных проблем с мужем на дачу к родителям. И точно не та девочка, которую выпестовала бабушка, безустанно повторяя о моральных принципах, скрепах, нерушимых устоях общества и грехопадении.

В дом к чужому мужу зашла другая, малознакомая Юле женщина. Намного более смелая, покрывшаяся налетом циничности, даже сволочизма, но только столкнувшись тут же, в прихожей, с парой фотографий — эта другая женщина растворилась, как и не было. Мгновенно.

Юля почти не знала жену Юрия Борисовича. Видела несколько раз, как та приходит в больницу — низенькая, хрупкого телосложения, с каплей восточной крови, что придавала ей особое обаяние. Его жена не выделялась из толпы, как Юля, на ней не задерживался взгляд, при этом казалось, она излучает тепло, гармонию, нечто свойственное редким, очень редким людям.

Несколько раз Юля видела их вместе, Юрий неизменно обнимал жену оберегающим жестом. Наклонялся, чтобы шутливо поцеловать в нос, в плохую погоду заботливо поправлял шарф. Он заботился о жене, гордился ею, скорей всего, любил…

Так что же они делают сейчас? Зачем? Стоит ли минутная слабость потери человеческих лиц?! Резко развернувшись, не осмотревшись в небольшой прихожей, Юля попыталась открыть дверь.

— Юля, ты сказала «да». — Мужские руки, невозможно сильные, решительные держали, вжимали. Подтеки от дождя скатывались на пол прихожей. — «Да» — это да, — прошептал Юрий в губы Юли, языком поглаживая это самое, порочное «да».

— Ты женат. — Юля принимала эти поглаживания, позволяла оставлять лёгкие следы от скользящих поцелуев на щеках, скулах, шее, позволяя себя уговорить.

— Знаю, что я женат. Твоё «да»… уже есть. Остальное детали. Мы уже упали, пупс, осталось подняться.

— Очень много аллегорий, Юра, — по слогам проговорила Юля. Лишние, лишние слова. Как много ненужных, неправильных слов и действия.

— Мы сейчас переспим один раз, всего лишь один. Разочаруемся, и больше нас это мучить не будет… Не вижу больше никакого пути, я не могу не думать о тебе. Ты, — он повернул её голову к себе, — не можешь не думать обо мне. Один раз. Ты уже сказала «да», ты можешь уйти сейчас, продлить агонию, в итоге мы окажемся в этой же точке. Мы всё равно переспим. Не сейчас, после. По пьянке, от усталости, разочарования, радости, воспользуемся любым предлогом и переспим. Мы тут. Сейчас. И мы это сделаем сейчас.

Всё, что Юрий говорил, не имело ровным счётом никакого значения, потому что Юлин плащ аккуратно висел на вешалке, обувь стояла у порога, рядом с парой мужских ботинок.

А сама Юля была в руках Юры, податливо путалась в настырных поцелуях, горячем шепоте, умелых ласках, пока не упала на кровать, очутившись под ним, ощутив, наконец, то, что хотела — своё тело, вдавленное в его. Лучше было только ощущать своё голое тело рядом с ним, таким же обнаженным.

На секунду Юлю охватила паника, она начала закрываться или попыталась оттолкнуть чужого мужчину рядом с ней. Близость ей была знакома только с мужем, но никогда не поглощала настолько жадно, жарко, неистово. Потом вдруг на миг ею овладела неуверенность, когда она поняла, что весь ее опыт очень скромный и, судя по тому, что проделывал с её телом Юра — его опыт явно превосходит. На мгновение ей захотелось вырваться из одуряющих объятий и поцелуев, встать, скрыться в салоне такси, а потом родного дома… Это случалось, когда она упиралась взглядом в фотографию жены Юры.

И все эти секунды, мгновения, благие помыслы разбивались о слова Юры:

— Не бойся, хрустальная девочка. Успокойся.

— Ты уже тут, уже со мной, нет никакого смысла уходить.

— Я всё понимаю, пупс, ты справишься.

Юля успокаивалась, соглашалась, что нет никакого смысла уходить, противоречить себе, ждать следующего раза, мучиться от неизвестности, стыда, невыносимого, тягучего желания, которое не унять, не успокоить, не уговорить.

Обнаженный член, толкнувшийся в ее ладонь смел последние преграды, затопив похотью жалкие остатки разума, здравого смысла, совести. Юля обхватила ствол рукой, обвела большим пальцем головку, провела несколько раз ладонью вверх-вниз, будто примерялась и результат её полностью устроил.

Если бы Юлю попросили вспомнить последующие события, она бы не смогла. Помнила, что ей было мало — мало давления, пота, криков, укусов. Она ощущала себя тряпичной куклой, а живой женщиной, настолько оказалась истощена изматывающим опытом. Но отказывалась вырываться из захвата рук.

«Только один раз» — рефреном звучало в голове.

«Только один раз»

Один. Единственный. Раз.

Несколько раз Юля давилась при минете. Член толкался в заднюю стенку горла, меняя угол наклона до тех пор, пока не вошёл полностью. Казалось, ее вырвет прямо в кровати, на простынях. Невероятно хотелось это сделать, но тошнота поднималась из глубин не только из-за неизбежного рвотного рефлекса, а от происходящего здесь и сейчас — настолько противоречивые чувства рождались под взглядом карих глаз жены Юрия, что смотрели с фотографий.

Юра крутил Юлю, как гуттаперчевую куклу. Ставил в немыслимые позиции. Она ощущала вкус горячего пота, дыхания — всё чужое, отталкивающее на животном, первобытном уровне, но она цеплялась за все, что происходило с ней. Позволяла брать себя так, как видела лишь в порно-фильмах, так, как никогда бы не стал настаивать ее муж, помня о консервативности Юли. Она ужасалась про себя, отводила взгляд, закрывалась от колющей, неприглядной правды за завесой светлых локонов.

Ноги и руки у Юли, в конце концов, онемели, голова кружилась и болела, горло осипло, дыхание нещадно перехватывало. Мелькнула, как ослепительная вспышка мысль, что она больше не выдержит, умрет здесь от гормональной передозировки и нервного напряжения, почувствовала, как Юра кончает. Неожиданно для неё самой она тоже испытала оргазм. Который по счёту? И её и его.

— Какой у нас счёт? — вывел из транса голос Юры.

— Я не считала… — растерянно пробормотала Юля.

— Ладно…

Он встал, вернулся с соком, приподнял Юлю, усадил на простыни, медленно пробежался взглядом по её обнаженному, вспотевшему телу, сказал глухо:

— Выпей.

По инерции она выпила, как делала всё, что ни говорил он в последнюю пару часов… Тряпичная, безвольная кукла.

— Думаю тебе нужно в душ, пупс.

— Что? — растерялась Юля.

— Пупс, ты в слюнях, поте чужого мужика, на тебе сперма, тебе нужно в душ.

Послушно встав, она направилась в ванную комнату. Там в задумчивости смотрела на себя в зеркало. Безумно хотелось стереть кошачий блеск в глазах, раздражение от щетины, горячих, жадных поцелуев. Понюхала запах на сгибе локтя, поняла, что не хочет ничего смывать. Хочет уснуть с этим запахом, купаться в нём, облизывать, есть, затолкать глубоко по задней стенке в горло, и её не вырвет…

— Голову не мой, я такси вызвал, будет через десять минут.

Слова Юры мгновенно вернули в жестокую реальность. Не далее, чем семь минут назад её оттрахали как шлюху, спасибо, что вызвали такси.

Юля ушла молча, не поднимая глаз. Пыталась не зареветь. Вспоминала правдивые слова Юры: «Мы разочаруемся». Она разочаровалась, но легче ли ей? Легче? Разочаровался ли он? Да, практически наверняка — да.