Красавец и чудовище

Ронина лишь слабо захрипела в ответ на это. Где-то далеко-далеко, словно бы в другом мире, послышался гул, земля слабо дрогнула. Граница заколебалась, но выдержала. Что происходило там, снаружи, Истираль мог только догадываться, но знал, что ничего хорошего.

Земля под ногами мелко дрожала, будто бы он стоял не на ровном грунте, а на дощатой палубе корабля, плывущего в неспокойном море. Истираль донес Ронину до входа и уселся на пороге. Он обнял магичку, понимая, что все равно не сможет ничего ей сделать и ничем помочь. Он выполнил все, чего она пожелала. И даже надел ей этот проклятый ошейник, будь он неладен. Теперь оставалось только ждать и позволить ей спокойно умереть.

Дрожь под ногами постепенно стихла. Лесные обитатели где-то попрятались, поэтому возле башни царила тишина, до того страшная и невероятная, что эльфу показалось, будто он совершенно ничего не слышит. И чтобы проверить слух, он тихонько затянул старинный мотив.

Руны на ошейнике Ронины засветились. Сначала они были бледными и едва заметными, но свечение все разгоралось и в конце концов стало таким ярким, что эльф невольно прикрыл глаза. Его собственный ошейник тоже сиял каким-то странным золотистым светом, будто бы желая утихомирить ошейник магички. Скорее всего, два артефакта стали как-то взаимодействовать между собой, но что стало тому причиной — близкий контакт или же случайные слова из песни о свободе и воле, он не знал. Мог лишь прислушиваться к новым, каким-то странным ощущениям. Истираль чувствовал боль Ронины, но как-будто издалека, не как свою, а как что-то дальнее, но важное. И он хотел, чтобы этой боли не было. Чтобы она встала, выругалась всеми способами сношения огров и приказала вырезать нормальный артефакт, а не какую-то дрянь. Чтобы снова читала мелкому Раю способы варки лечебных зелий. Чтобы ходила с ним по лесу и собирала свои ядовитые грибы на отраву. Чтобы… все было по-прежнему, как всегда. Как он привык…

Сияние стало невыносимым даже с закрытыми глазами, а после полыхнуло так ярко, будто бы желало осветить весь лес. Яркий слепящий белый свет впитался в источник, прошелся по башне, рассеялся по лесу и достиг самой границы, идущей прямо над верхушками деревьев. А после стих, словно бы ничего и не было.

Истираль с трудом открыл глаза, но ничего не увидел. Он попытался зажечь светляка и только тогда смог разглядеть лежащую на его коленях магичку. Бледную, с окровавленным ртом и кровавыми дорожками из глаз. Эльф приложил пальцы к ее шее и удовлетворенно вздохнул — слабый пульс все еще ощущался. Он открыл ворота башни и внес магичку внутрь, справедливо полагая, что сидеть в кромешной темноте на улице для них не лучший выход. А после проверил перепуганного хнычущего Рая и наказал тому следить за Рониной, надеясь, что ребенок его поймет. Это должно было хоть как-то отвлечь от ужаса парнишку и заставить чувствовать ответственность за чужую жизнь. И одновременно давало время приготовить пару порций лечебного зелья и попытаться воспользоваться исцелением. Вдруг да поможет.

========== Глава 55 ==========

— Так что, грабитель, вернешь Длань Бога добровольно, или мне применить силу? — усмехнулся лич, глядя на своего врага даже не с ненавистью, а с жалостью. Подумать только, в этом мире магия так слаба, что сильнейший из магов вполовину слабее его. И если бы не артефакт, то никаких разговоров они бы не вели.

— А ты попробуй, — по лицу Эридуса прошла волна, словно бы он пытался измениться точно так же, как та женщина, которой Мит помогал. Вот только женщина была в своем праве, а этот человек — нет. Вернее, уже давно не человек.

Лич, а ранее бывший водный маг Митан, возвел щит из тьмы, щедро плескающейся в этом мире, и взглянул на своего врага. Пожалуй, природа мира и магии все равно брала свое. И малое количество темных магов объяснялось тем, что они были скрыты. А отсутствие магов стихий компенсировалось тем, что местные маги пользовались стихиями, но как-то через одно место. Словно бы прося и одновременно отрекаясь от родной стихии и заменяя ее на свет или тьму. Вот только такой способ занимал порядком больше времени, чем его обращение к тьме и стихиям напрямую. И это означало, что у него шансов было порядком больше, чем у всей этой братии магов.

Первым начал Эридус, бросив банальным огненным шаром в лича и тем самым дав отмашку своим соратникам на бой. Вот только остальные маги тут же увязли в битве со скелетами и тварями, и рассчитывать на их поддержку магистр уже не мог. Мит не зря гонял свою армию и вливал в нее море силы, чтобы теперь быть спокойным за собственный тыл. Он играючи увернулся от повторной атаки и вернул магистру огненный шар, правда, раза в два больше и мощнее. Увы, Эридус увернулся и отбил щитом шар, который влетел в колышущуюся плотную завесу, закрывшую лес, и погас. Битва началась.

Два мага кружились вокруг друг друга, стараясь найти уязвимое место противника и нанести «тот самый единственный удар», который решит исход боя. Вот только лич сразу понял, что с магистром что-то не то. Он взывал к свету, но заклинания получались в разы слабее и не такими мощными, как должны были бы быть. Это смущало Мита, поскольку он решил, что его противник намеренно показывает собственную слабость, выматывая его и приберегая силы для более эффектного заклинания. И даже выражение непонимания на лице Эридуса нисколько его не смущало. За долгие столетия жизни маги мастерски владели искусством актерской игры и могли изобразить на собственных лицах те выражения, которые считали нужными для деморализации противника. А тактика притвориться слабым и нанести подлый удар или же сбежать под шумок была распространена во всех мирах.

Мит бил напрямую стихиями воды, земли и воздуха, заставляя магистра уворачиваться от падающих валунов, вздымающейся по ногами земли и от водных плетей, но никак не мог пробить щит, поставленный с должным искусством. Признаваясь самому себе, он немного восхищался местными магами, способными творить даже при таком упадке сил и уходе магии из мира. Вот только это восхищение никак не влияло на его желание вернуть артефакт и отомстить своим убийцам. Длань Бога — не та вещь, которую можно отдать полоумным фанатикам, даже не понимающим, что они держат в руках.

Когда же наконец дрогнул и лопнул первый щит магистра, что-то ощутимо изменилось. Тьмы прибыло. Лич ощутил это так ясно, словно бы тьма стала материальной, обволокла его по рукам и ногам, заполнила резерв, хлынула по венам и заставила тело содрогнуться. Вот только тьма мягко обошла его, пнула магистра так, что тот споткнулся и обронил себе под ноги почти готовое заклинание, расколовшее землю под ногами, и устремилась вперед, туда, к закрытому границей лесу. И расплескалась по границе, просачиваясь внутрь, заполняя собой все и укрывая лес от чужих взглядов. Мит воспользовался заминкой магистра и швырнул ему под ноги стихийную землеройку. Заклинание достаточно простое и часто использовалось строителями на его родине, чтобы вырыть котлован для здания или ров вокруг замка. Вот только теперь, когда два заклинания столкнулись, произошло непредвиденное — земля задрожала и стала расходиться огромной трещиной, отделяя сражающихся магов от границы с лесом, будто бы магия желала сохранить странный заповедник от их вмешательства.

Эридус взлетел в воздух, растрачивая остатки сил на левитацию, но не желая попасть в ловушку. То, что происходило сейчас, он не мог назвать иначе, чем фарсом. Магия не слушалась его, свет почти не отзывался, и он выдавал самые слабые заклинания из своего арсенала. Но магистр знал, что может больше, он способен на большее. В этот момент лич решил воспользоваться слабостью своего врага и выдал заклинание «рука смерти» — темная плеть стегнула магистра, разом пробив все щиты, и образовала большую рану на груди в аккурат напротив сердца. Вот только не убила, как ожидал лич, а лишь серьезно ранила. Впрочем, рана стала пытаться затянуться, но ей будто бы что-то мешало.