Страница 6 из 7
И вот, непостижимое дело, есть путь, чтобы по нему идти, и его надо пройти, но нет путника. Деяния свершились, но нет содеявшего.
Саттипатхана-Сутта, XLII, 16
– Чем ты займёшься, когда останешься сам с собой? – раздался знакомый мне голос из темноты. Я не понял даже, это был сон или нет.
– Наверное, поиграю! – ответил мой внутренний голос.
– Чем ты поиграешь?
– Игрушками. Я поиграю игрушками с другими детьми.
– Нет. Здесь нет игрушек и нет других детей.
– Тогда я мог бы порисовать и поиграть в футбол! – радостно затрепетало что-то во мне.
– Здесь нечем рисовать и не на чем, футбола здесь тоже нет.
– Хм, странно! – удивился мой внутренний голос, – на речку хоть можно сходить, искупаться и позагорать?
– Как ты собираешься загорать в такой тьме кромешной? «И речки здесь тоже нет!» —с издёвкой сказал кто-то.
– Ну что тогда? «Можно хоть книгу почитать или музыку послушать?» —с надежной произнесло мое я.
– Ты что дурак? Нет здесь ни книг, ни музыки!
– Интересно! Ничего нет.
– Интересно было там, а здесь то, что после «интересно»!
– Там, это где? – осторожно и испуганно спросил мой внутренний голос.
– Там – это там, а здесь – это здесь, не понял ещё что ли?
– Нет, не понял. А что здесь?
– Ничего. Ничего здесь нет. Совсем ничего.
– А в туалет можно?
– Нет!
– А пива?
– Нет!
– А поговорить?
– Говори!
– С кем?
– Со мной.
– А ты кто?
– Ты.
– А я тогда кто?
– Ты.
– Я что сошёл с ума?
– Не совсем так! Впрочем, твоё дело.
–Я умер?
– Здесь нет такого слова.
– А что здесь есть?
– Ничего. Только ты, да ты!
– И долго это продлится?
– Всегда!
– А когда это закончится?
– Никогда!
– И что мне тогда делать?
– Разговаривать!
– С кем разговаривать?
– С самим собой.
– И о чём мне разговаривать?
– А там ты о чём разговаривал?
– О разном.
– Вот и здесь можешь о разном.
– А что ещё можно?
– Ничего!
– И всё-таки где я?
– Здесь.
– Ну, где это здесь?
– А где хочешь, там и здесь! Твоё дело.
– Ну что это всё-таки за место?
–Здесь.
– Это ад, что ли?
– Нет такого слова.
– Ясно, не рай точно. А свет можно включить?
– Нет!
– А что можно?
– Ничего.
– А вопрос можно?
– Валяй!
– Всё-таки ад есть?
– Нет.
– Про рай не спрашиваю. А бог есть?
– Нет.
– А что тогда есть?
– Ничего.
– Но я ведь с кем-то общаюсь!
– С кем-то.
– Чепуха какая-то! Кто тогда всё это придумал?
– Никто.
– Ну это же происходит, значит кто-то всё это делает!
– Кто-то делает.
– И кто этот кто-то?
– Никто.
– Имя что ли такое «Никто»?
– Думай, как знаешь.
– А можно отсюда куда-то уйти?
– А куда ты хочешь уйти?
– Куда-нибудь.
– Если куда-нибудь, то не имеет смысла!
– Почему?
– Потому что куда-нибудь это всегда здесь.
– А почему это всегда здесь?
– Потому что это уже не там.
– А когда я был там, то, где было это здесь?
– Там.
– А можно снова туда?
– Нет.
– Как-то всё это сложно и непонятно и, если честно, то я устал от этой бессмыслицы и общения с тобой, можно поспать?
– Валяй, только не долго, а то я буду скучать без тебя.
– А что будет потом, когда я проснусь?
– Ничего.
– Снова ничего?
– Снова ничего.
– И так будет всегда?
– Всегда-а-а!
– Ну и чем ты займёшься, когда снова останешься сам с собой? – спросил знакомый мне голос из темноты.
Я так и не понял, был ли это сон или нет…
ТТ@ 31.07.2019
Инфузория Дон Кихота
«Глядя на лошадиные морды и лица людей, на безбрежный живой поток, поднятый моей волей и мчащийся в никуда по багровой закатной степи, я часто думаю: где Я в этом потоке?»
Виктор Пелевин, «Чапаев и Пустота»
Старик с вожделением смотрел на мартовское солнце, как будто этот свет становился частью его самого.
Пришла весна и сомнения, не покидавшие его все зимние дни, куда-то исчезли, как будто их и не было вовсе.
Под потолком его хижины кружился лёгкий сизый туман воспоминаний о тех сновидениях, которые посетили его в эту ночь, влажную и покрытую медной патиной, словно старый кувшин, который сейчас стоял на столе в ожидании своего хозяина.
Самопровозглашенный идальго потянулся всем телом и что-то, неуловимо быстрое, словно разряд тока, пробежало внутри него, наполняя все его внутренности энергией и какой-то тёмной силой.
За окном было слышно, как старый Росинант нетерпеливо переступал с одной ноги на другую, цокая копытами о землю.
Хотя, может быть, это были просто остатки сновидений, ещё не до конца растворённые в ничто.
Что-то неощутимое и неизвестное подсказывало старику о том, что именно сегодня ему предстоит совершить подвиг, равных которому он ещё никогда не совершал.
Его рука сама собой потянулась за мечом, который стоял рядом с кроватью, но неожиданно наткнулась на небольшой конверт серого цвета, о котором старик совсем не помнил.
Из конверта выпал желтоватый листок, испещрённый то ли мелкими латинскими буквами, то ли стенографическим письмом, то ли и тем, и другим вместе взятым. Вслед за листком оттуда же выпал какой-то рентгеновский снимок, изображение на котором напоминало собой географическую карту, показывающую непонятную местность в ночное время. В центре снимка густым мраком чернело пятно, которое можно было принять за чёрную дыру, затерявшуюся в глубинах космоса.
«Чудеса, да и только!», – подумал старик и, налив из медного кувшина в стакан густого, цвета венозной крови, темпранийо, сделал большой глоток.
Сразу что-то внутри него заурчало и задвигалось, как будто бы пришёл в движение плохо смазанный мельничный механизм.
– Одним подвигом больше, одним подвигом меньше! – произнёс он вслух и его сухие тонкие пальцы ловким движением щёлкнули костяшками пожелтевших черепов на ветхих дедовских счётах.
Новостей от Дульсинеи всё не было, хотя прошёл уже не один год со времени их последней встречи в Толедо.
Если бы он не был идальго, то, возможно бы, даже ощутил след солёной слезы на своей давно небритой щеке.
Розы и соловьи давно растаяли в ночных садах Ла Манчи, оставив ему напоследок лишь терпкий глоток густого темпранийо и пикантный вкус воспоминаний.
Он вновь закрыл глаза. Всё ему казалось сном, который вот-вот развеется и перед его взором предстанет другая реальность.
За закрытыми шторами век бултыхалось какое-то чёрное бездонное море.
«Странно», – подумал старик, – «почему я никогда не задумывался о том, что за границами сознания ничего нет?».
Он вспомнил о счастливых днях своих прошлых скитаний: пыльные дороги Ла Манчи, неудачливые разбойники на пути в Тобосс, чудовищные великаны ростом до небес, старая мельница, однажды принятая им за дракона, и его слуга, ленивый обжора и плут, Боже, как его звали?
Нарушив тишину, скрипнула половица, и старик мысленно представил себе, как медленно на цыпочках к его постели приближается Санчо, облачённый в старую ночную рубаху.
Он захотел открыть глаза, но не смог. Подать голос у него тоже не получилось. Тело застыло, как иссушенная зноем равнина в Риохе, на которой кроме ярко-желтого дрока уже ничего не росло.
Словно удар молнии, тело сотряслось от чудовищной боли, которая тут же утихла и пришло оцепенение.
Старик вглядывался в темноту, которая клубилась внутри него словно густой дым.
Сначала он ничего не видел кроме этой темноты, но затем витки дыма стали приобретать неясные очертания, похожие на фантастические рисунки, которые можно видеть в детстве на неровной поверхности потолка и штукатуренных стен.