Страница 5 из 15
Содержанием второго урока – «Картину, мысль и жизнь явила / Гармония моих стихов…» – станет анакреонтическая лирика Державина.
В 1791 году Екатерина II назначила Державина своим кабинет-секретарём. Вслед за «Фелицей» она ожидала от поэта новых славословий и пожелала, чтобы Державин «продолжал писать в честь её». В своих «Записках…» поэт свидетельствует: «Хоть дал он в том своё слово, но не мог оного сдержать… не мог он воспламенить так своего духа, чтоб поддерживать свой высокий прежний идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями. Сколько раз ни принимался он, сидя по неделе для того запершись в своём кабинете, но ничего не в состоянии был такого сделать, чем он был доволен: всё выходило холодное, натянутое и обыкновенное, как у прочих цеховых стихотворцев, у коих только слышны слова, а не мысли и чувства» (2, с.176). Державин утверждает, что поэт, зависимый от власти, неизбежно напишет «средственны стишки». В 1803 году неуступчивый поэт, надоевший Екатерине требованиями справедливых решений, был переведён в Сенат, не имевший тогда никаких полномочий, и тем самым лишён возможности государственной деятельности.
Качественно новый этап в поэтическом развитии Державина начинается в 90-е годы. Поэт обращается к Анакреонту (Анакреону). Интерес к творчеству древнегреческого стихотворца ещё более окреп, когда Державин познакомился с переводами од Анакреонта, сделанными Н. А. Львовым. В статье к сборнику «Стихотворения Анакреона Тийского» переводчик писал, что поэт заслужил славу не только сочинением «любовных и пьянственных песен», но и тем, что в них содержится «приятная философия, каждого человека состояние утверждающая» (7, с.64). Обновлённая державинская анакреонтика, сменившая торжественную оду, стала поэзией гражданской. В предисловии к своему сборнику «Анакреонтические песни» (1804) Державин писал: «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, лёгкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся» (6, с.413).
«Гибкостью, лёгкостью» языка отмечено стихотворение «Соловей» (1794), в котором природа выступает во всём богатстве звуков и красок, в неповторимой чувственности и живописности. Стихотворение, состоящее из девяти строф, отличается стройностью композиции. В первых четырёх строфах, которые начинаются и завершаются державинским «я» («Вдали я слышу соловья…» – «Восторга мысль моя полна!»), воссоздаётся пение соловья в его воздействии на природу, которая томится его «вздыханьем сладостным». В центральной, пятой строфе говорится о влиянии «созвучного пения» соловья на души и сердца людей. Наконец, в заключительных четырёх строфах, которые вновь начинаются державинским «я», поэт, сопоставляя свои песни с песнями «дивного» соловья, размышляет о своей поэзии и мечтает о её «гармонии». Державин первым из русских поэтов задумался о выразительных средствах и звуковой изобразительности стиха.
В статье «Рассуждение о лирической поэзии или об оде» он писал: «Согласна ли поэзия с музыкою в своих понятиях, в своих чувствах, в своих картинах и, наконец, в подражании природе» (2, с.323). Рисуя пение соловья, Державин искусно использует богатство звукосочетаний («…глас отрывный, перекаты / От грома к нежности, от нег / Ко плескам, трескам и перунам…»; «Ты щёлкаешь, крутишь, поводишь, / Журчишь и стонешь в голосах» и пр.), в многочисленных синонимах демонстрирует «изобилие» русского языка (свист, звон, вздыханье, глас, перекаты, плеск, треск, песнь, трель, колена и пр.). Стихотворец обогащает поэтическую речь свежими, неожиданными олицетворениями как «главнейшими свойствами поэзии» («Тобой цветущий дол смеётся…», «Стоящий холм чело нагнул…» и пр.), прибегает к составным эпитетам («ветры благовонны», «густокудрява мрачна ель»), усиливает впечатление индивидуальной и вместе с тем народной речи свободными, зачастую неточными рифмами (перунами – лазурями, твоем – перемен и пр.). Сопоставляя в заключительных строфах свою поэзию с пением соловья, Державин говорит и о её задачах, и о её тематическом многообразии.
К чему же стремится Державин-поэт? Какой представляется ему поэзия? Чему она должна служить и что должна воспевать? Стихи должны отличаться «гармонией» (слова «Картину, мысль и жизнь явила / Гармония моих стихов» – стали крылатыми; их используют в общей характеристике поэзии Державина). В песнях вместо слов должны быть «жар и сила и чувствы»; лира должна быть то «сладкой», то возбуждать «грозой»; поэзия должна «греметь» «отважно, быстро, плавно, кратко», подобно соловью. Сравнение песен поэтических и пения соловья проходит через всё стихотворение, поэтому можно говорить, что в основе державинского «Соловья» лежит параллелизм. Но этот параллелизм не синтаксический, и не строфический, и не ритмический, но параллелизм композиционный. И, наконец, школьники решают вопрос о том, что, по Державину, должна воспевать поэзия. Она должна воспевать «богов, любовь, свободу», «двигать» «царёво сердце», она должна петь «приятность сельской жизни», пленяться «храбрых россиян делами». И, по сути дела, державинская поэзия полнокровно откликнулась на все эти темы.
Если в стихотворении «Соловей» Державин говорит о том, что должна воспевать поэзия, то уже спустя год, за два десятилетия до смерти, в стихотворении «Памятник» он оценивает своё творчество. После выразительного чтения, подготовленного учащимися дома, аналитическая беседа пройдёт по следующим вопросам: почему Державин назвал стихотворение «Памятник»? В чём Державин видит общественное значение своей поэзии и свои заслуги перед Отечеством? Как поэт определяет сущность своего художественного новаторства? Ответы на эти вопросы, предполагающие постоянное обращение к художественному тексту, позволят школьникам оценить «Памятник» как поэтическое завещание Державина.
Стихотворение представляет собою подражание оде Горация «К Мельпомене», которая была впервые переведена на русский язык М. В. Ломоносовым. Коренное отличие характеристики Державиным своего творчества от образца метко подчеркнул Н. Г. Чернышевский: «В своей поэзии что ценил он? Служение на пользу общую… Гораций говорит: «Я считаю себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи»; Державин заменяет это другим: «Я считаю себя достойным славы за то, что говорил правду и народу, и царям» (1, с.460). Школьники поймут, что в четвёртой строфе стихотворения Державин имеет в виду свои оды «Фелица» и «Бог». Но комментария всё же потребует словосочетание «…первым я дерзнул в забавном русском слоге…». В чём же следует видеть «дерзость» Державина? Поэт, отступивший от правил классицизма, говорит о таком «забавном слоге», в котором между поэтическим словом и разговорным по существу был поставлен знак равенства и который позволил ему в одах и песнях полнокровно раскрыть свою личность, свой взгляд на мир.
Выражая уверенность в бессмертии своей поэзии, Державин использует временны́е категории – вечный, не умру, по смерти станет жить, всяк будет помнить. К этим словам примыкают и ёмкие, выразительные метафоры первой (времени полёт) и последней строфы (зарёй бессмертия). Возвышенный стиль стихотворения поддерживается сквозными выразительными глаголами с приставкой воз-, которая призвана подчеркнуть исчерпанность действия, доведение его до конечного результата: воздвиг, возрастёт, возгласить, возгордись. Заслуживает внимания роль в стихотворении личных местоимений: державинское «я» настойчиво повторяется в первых четырёх строфах, а в пятой строфе его уже нет. Финал оды – это уже не констатация «заслуг и славы» поэта, а его обращение к музе, в котором преобладают глаголы в повелительном наклонении. Державин страстно утверждает мысль, что муза как покровительница его поэзии сохранит созданное им на века. Высокую торжественность державинской оде сообщает плавный по своему стилю шестистопный ямб с чередующимися женскими и мужскими окончаниями, который был особенно популярен в XVIII веке.