Страница 11 из 16
Димыч чуть стонал, потом, открыв глаза, он глянул на Антона и прошептал:
– Меня опрокинуло привидение… у нас в подвале есть привидение…
– Ну, ну, успокойся, разберемся… − с тревогой ответил Антон. – Я проверю.
Он понял, что у брата начался бред. Глаза Димыча лихорадочно блестя, уставились в потолок машины и он, продолжая стонать, едва слышно сказал:
− Тошь, этот мужик погрозил мне пальцем и ушел в стену… а ноги мне путами завязал…
– Ладно, ладно, я разберусь с этим мужиком. Ты береги силы. Уже приехали…
Пока шли необходимые процедуры по оформлению брата, он Антон со страхом думал, что падение Димыча может обернуться серьёзными последствиями. Когда его увезли, Антон дождался в приемном отделении врача:
– Доктор, что с братом? Серьезная травма?
– Успокойтесь, ничего особенного. Неделю-другую полежит, проведем обследование. Там видно будет.
– Скажите, какие-то последствия могут быть?
– Слушайте, мужчина, ваш брат получил травму головы. Это всегда серьезно. Но, судя по первоначальному осмотру и характеру ссадины, все говорит о том, что удар сначала пришелся по касательной, видимо, он задел при падении стену, а уж потом ударился об пол. Если бы не это, все было бы гораздо серьезнее, так что вашему брату крупно повезло, учитывая его комплекцию. Есть еще вопросы?
– Когда можно будет прийти к нему?
– С завтрашнего дня в часы приема…
Выйдя из института, Антон позвонил жене Дмитрия и все рассказал. Объяснив, что и как, он пообещал вечером зайти. Он вышел на Садовое кольцо, огляделся и тронулся к ближайшей остановке. Пока Антон ехал назад в мастерскую, понял, что на ближайшие десять, а может и больше, дней он остался один. Димыч выполнял значительный кусок работы, а потому при мысли, что столько заказов повиснут в воздухе, у него защемило сердце.
Деньги были нужны. Сезон заказов с наступлением дождей и осенних холодов закончиться до следующего года. А потому единственной оставшейся возможностью была самая интенсивная работа, чуть ли не на износ, чтобы сделать хороший финансовый задел на зиму.
«Димыч… стручок морковный! Допился до чертиков… мужик, видите ли, пальцем погрозил! Черт, глюков нахватался!..».
Он был одновременно и страшно зол на брата, и, вспоминая его рану, сочувствовал, но больше всего жалел себя… Впереди маячили бессонные ночки. Он уже явственно слышал нудный, беспрерывный стук киянки, долбящей по скарпели, которой с утроенным вниманием нужно вгрызаться в коварную массу хрупкого известняка.
Глава 4
Как и предполагал Антон, дело без Димыча затормозилось почти до нуля. Теперь ему приходилось работать в своей мастерской урывками. В довершении ко всему, дирекция кинотеатров Киевского района, в раже социалистических соревнований, устроило неделю какого-то невразумительного показа фильмов о строительстве социализма в такой отдельно взятой стране, как Монголия.
Любая другая страна устроила бы Антона почти полностью: нужно было бы всего-то переворошить старые эскизы к афишам, черкнуть аннотацию и чуть подправить название. Но тут!..
Злобно матеря и придурковатую дирекцию, и самобытную страну Монголию, Антон потратил уйма времени, чтобы извлечь из разных печатных источников что-нибудь по изображениям юрт, самих физиономий монгольских актеров, верблюдов на фоне бескрайней степи и еще что-нибудь из местечкового колорита.
Убив массу времени на первую пару афиш, Антон все это время пытался как-то избавиться от мучительной мысли, свербевшей в голове: «Через пару дней нужно ставить еще три доски на Митинском и Хованском… Вот хрень, хрень!..» в бессильной злобе долбанул он флейцем в стену.
Где было взять время, он не знал, а в следующие два-три дня он из-за дебильной выходки начальства вряд ли сможет урвать. Оставалось только одно – просить кого-то из знакомых ребят выручить с работой.
Антон бросился к телефону. Его настойчивые звонки по куче адресов не давали никаких результатов. Ни у кого из обзвоненных приятелей не оказалось свободного времени; либо та же история, как и у него, либо отпуск помешал Антону переговорить с другим, отбывшим в благодатный Крымский край, либо отговаривались чрезвычайной занятостью разными делами.
Оставалось одно, последнее средство – куркуль Миронец! Этот мужик, весьма представительный из себя, в профессиональном отношении был совершенным ничтожеством. Все, знавшие его, удивлялись, как этот криворукий бездарь умудряется сидеть на месте главного художника в одном из значимых кинотеатров города.
Это уже потом стало известно, каких финансовых средств это ему стоило. Но до тех пор многие, общающиеся с ним коллеги, ехидно намекали на нечто более серьезное, чем рабочие отношения с главой директората этого куста кинотеатров.
Миронец в ответ только снисходительно хмыкал. Его устраивали эти разговоры. Они, по крайней мере, хоть щадили его профессиональный гонор. А что намекают на отношения с перезрелой, шестидесятилетней матроной – то это не трогало его вовсе. Он даже поддерживал такие скабрезные намеки, лишь бы все оставалось на своих местах. Что же касалось самой работы, то бишь, малеваньем афиш, то в распоряжении Миронца были два расторопных студентика-строгановца, которым он чуть приплачивал за их рабский труд.
Вот этому, значимому в дизайнерско-оформительском деле мастеру, после долгих колебаний, Антон набрал телефонный номер:
– Аллё, Юра? Это Антон. Ты как сам?
Задав этот дежурный вопрос, Антон не стал выслушивать самодовольные откровения Миронца, а сразу приступил к делу:
– Слушай, Юр, у меня к тебе дело, не то, чтобы срочное, но нужное.
– Излагай, – милостиво позволил сытый голос в трубке.
– Нужно изготовить пару афиш к послезавтрашнему вечеру. Ты знаешь, Димыч попал в больницу, а я зашиваюсь теперь с этой неделей киномаразма. Ну как, сможешь дело организовать?
– А чё! Можно, сколько кинешь?
Больной вопрос неприятно резанул слух. Антон поморщился и ответил:
– Да не обижу, как всегда.
– Ну… понимаешь, есть некоторые обстоятельства… – замялся Миронец. – Тариф чуть поднялся, так что, извини, – уже четвертной.
– Да ты чего? – задохнулся Антон. – Да за такие деньги другие неделю отрабатывают!
– Как знаешь, – поскучнел голос Миронца. – У меня есть и другие предложения. Отпуска, лето, ребята и не такие бабки отдают. Тебе только по дружбе чуть набросил…
– Ладно! – взвился Антон. – Бери бумагу, записывай, что надо.
– Вот это другой разговор. Но заберешь афиши сам, на своей тачке. Договорились?
В ответ Антон только буркнул что-то похожее на «Мгм» и принялся торопливо диктовать текст афиши. Перепроверив еще раз продиктованное, он бросил: «Не опоздай, пока», и положил трубку.
Как бы там ни было, он получил желанную свободу. Оказавшись через полчаса в мастерской, Антон, немедленно облачившись в робу, приступил к работе. Пока шла нудная выколотка орнамента, надписей и прочих атрибутов, он размышлял о каком-то неизвестном феномене, образовавшемся вдруг в его жизни.
Это непонятное явление, проявляющееся в снах, остатки которых он едва мог припомнить, Антон явственно ощущал на своих делах, не давало ему покоя. Он понимал, что наваждения, будто бы случайно возникавшие в его голове, были всего лишь последствиями беспокойств за выполнение заказов. Все-таки они составляли основной финансовый доход, по сравнению с мизером заработной платы.
Но такая реальная последовательность… Он чувствовал, что какая-то необъяснимая сила определяет его действия и поступки. Антон был убежденным атеистом, для которого все мистическое было плодом воображения невежественных умов. С самого детства Антон пытался обнаружить что-то таинственное, загадочное, которыми были наполнены сказки, истории про привидения и прочих потусторонних существ.
Он припомнил, как в отрочестве с дружком пытались увидеть хоть какое-нибудь из привидений, обитавших на старом немецком кладбище. Просидев с ним несколько ночей в ночном дозоре, они так и не увидели ничего, чтобы напоминало бы им страшные явления мертвецов. Всё, что угодно им за время бдения пришлось увидеть, но призраков, встающих мертвецов и прочих вурдалаков – нет. На этом кончилось таинственная сторона бытия для Антона.