Страница 2 из 8
– Я слышал, общага забита до отказа, так что вряд ли тебя куда-то переселят. – Он вытаскивал книжечки, раскладывал аккуратно сложенные вещи в шкаф, вешал постеры рядом со своей кроватью, а я все сидел пригвожденный к подоконнику и тоскливо взирал на улицу. Мне как никогда хотелось обратно к отцу, к моему гетеросексуальному, пуритански воспитанному отцу.
В постель я ложился как йог на гвозди. Осторожно, миллиметр за миллиметром, задержав дыхание. Паша в это время уже часа три как спал. Но я не мог позволить себе уснуть раньше него. Я должен был быть уверен, что он крепко спит, и что моей костлявой заднице ничего не угрожает.
В таком отчуждении мы прожили вместе почти неделю. Я за это время уже успел надоесть нашей комендантше, уверяя ее, что мы с моим соседом не переносим друг друга, что он крадет мою еду из холодильника и постоянно курит в комнате. Потом я возвращался в комнату, а там Паша уже шел с кухни с кастрюлей в руках и говорил, что сварил лапшу и сейчас мы ее посыплем сыром – будет офигенски вкусно. Что этому его тяночки научили.
Эти спагетти едва проскальзывали вниз в моем зажатом горле. Я все пытался понять тактику его действий, но Паша был гениальным стратегом – он бездействовал. Будь я параноиком, как мой отец, я бы, конечно, и в бездействии нашел что-нибудь, но мои нервы пока были относительно целы, и моя бдительность вскоре уснула, погребенная под Пашиной едой и его постерами со смешными девочками.
Время шло, и мы научились вполне неплохо ладить. А после того, как его не пустили в общагу из-за того, что он пришел позднее комендантского часа, и я уговорил вахтершу впустить его, мы вообще стали друзьями.
И вот поэтому сейчас мы уютненько устроились у кровати с банками пива в руках.
– Че, когда вернешься с клуба? – Изображая безразличие, вяло спросил я. Паша посмотрел на часы.
– Да фиг знает, может зависну у кого-то.
– Блин, ты реши прям сейчас, я не хочу в три часа ночи спускаться вниз, потому что тебя опять не пустят.
– Хахах, а помнишь, как меня в первый раз не пустили? Она такая мне – нельзя! Иди ночуй, где хочешь! Я думаю, ксооо, попал я. Там холодно, еще панки какие-то прицепились от остановки. И ты вдруг такой: Да пустите вы его! Он заблудился, хахахах.
Да, я знаю, Паша не очень хорошо передает суть ситуации. Ну и понятно, он так-то на программиста учится, ему слова как ослу вторые уши. Зато видели бы вы, какие сайты он создает. Я даже не верил поначалу, что это он сделал, думал, вообще какой-то иностранный сайт, с графикой обалденной, со звуками, музыкой – все в тему, короче.
– Да, если б не я тогда, ты бы точно заночевал на скамейке.
– Да, анэ-чан. – Он хитро прищурился и чокнулся со мной банками. – Мой большой семпай.
Вообще-то, мне поначалу было не по себе от этих странных слов. Тем более, что я смутно представлял, кто такой этот «анээээээ-тян», как он любил пищать, или «Тем-семпай» – мое прозвище в его устах собственной персоной. А в словосочетании «мой большой Тем-семпай» мне все еще виделись грозные призраки гомосексуализма. Но потом я узнал, что семпай это кто-то вроде старшего брата или коллеги, а «анээээээ-тян» так и вообще старший брат. Это меня порадовало – как-никак, я показался себе авторитетом.
– А ты чем заниматься будешь? – Спросил он после некоторого молчания.
– Не знаю. – Я пожал плечами. – С Юлькой наверно встречусь.
– Оу, шпилли-вилли? – Он толкнул меня под ребра
– Да пошел ты. – Я ткнул его в ответ. Насчет Юльки я еще не был уверен, просто сказал так, чтобы не выглядеть forever alone. Я-то ведь по клубам не шатался и с «тяночками» не зависал каждую пятницу. Если бы не существование девушки Юли, у меня были бы все причины чувствовать себя типичным отстоем.
Впрочем, я все чаще себя так и чувствовал.
2
После того, как я спровадил Пашу-чана в клуб, позвонил Юльке. Она сказала, что хочет в кино и роллов. Я понял, что цены на шпилли-вилли как-то незаметно подскочили. Я всегда держу деньги для девушки отдельно от денег на выпивку.
У меня есть девушка, потому что она дает. Я бы не сказал, что она красавица. Я бы не сказал, что вижу ее матерью своих детей. Я бы вообще ничего о ней не сказал, потому что я вспоминаю о ней только тогда, когда возникает угроза ощутить собственную никчемность в этой жизни и тщетность этого бытия. Она же, в свою очередь, держится за меня руками и ногами и ведет себя в присутствии других девушек, как самая настоящая самка. Как будто бы считая меня лучшим представителем среди самцов и возлагая на меня надежды на здоровое, сильное потомство. Упаси Боже, да я сам о себе никогда не был такого мнения.
Так, что там должен делать парень, идя с девушкой на свидание? Ах да, купить цветы. Ладно, купил цветы.
А, кеды порвались, блин… Я поискал еще какую-то обувь. Нашел туфли на случай торжеств. Повертел их в руках. Ладно, лучше сухие ноги в туфлях, чем мокрые в кедах. Носки, промокая, имеют ужасное свойство вонять на три этажа, а мне этого ну никак не нужно сегодня вечером.
Я шел по блестящей от дождя улице, держа в руке несколько роз. Со стороны я выглядел, наверное, как какой-то идиот, потому что на мне была черная куртка, синие потертые джинсы и огромные черные лыжи-туфли. Время от времени я смотрел на свой букет. Мне не очень-то нравилось, какое внимание она уделяла всему тому, что я ей дарил. Например, когда я подарил ей букет из воздушных шариков на 8 марта, она сделала, наверное, миллион снимков и все эти одинаковые фотки выложила к себе на страницу ВКонтакте. Думаю, это какой-то специальный обряд. Потому что одна самка выложила триста фоток букета, а остальные пятнадцать самок, называющихся ее подругами, должны были поставить под всеми одинаковыми фотографиями лайки и написать, как они счастливы за нас.
Наверно, она бы понимала мое недоумение, если бы я фоткал все использованные в ней презервативы и выкладывал это к себе на стену в том же Контакте. Я бы еще подписывал фотографии типа «Клубничный гандончик на 8 марта ^^» или там «Экстра-стимулирующий гандончик на 23 февраля, уиииии! ^^». А потом все парни оценивали бы эти фотки и писали «Вау, мужик! Я так рад за вас. Вы такие милые :-*».
Она стояла у входа в кинотеатр. Она была в берете и коротком пальто, при всей боевой готовности: в юбке, в капроновых колготках, в сапогах на каблуке, с распущенными волосами и подкрашенными глазами и еще издалека искрящимися губами. Она увидела меня еще раньше, чем я ее, но это я должен был подойти к ней и обнять ее, подарить цветы и поцеловать при всех, чтобы все люди вокруг увидели силу наших с ней чувств и разрыдались от радости за нас и сожаления по своим никчемным жизням. Потом я должен был взять ее за руку, чтобы все самцы видели что «Арррррр! Это моя баба!».
Мы смотрели какой-то фильм про страшную девушку и манекена. Манекен оказался вампиром и страдал. Аудитория страдала в унисон, в сумерках зрительного зала. Юлька тоже страдала, обхватив мою руку и складывая в рот попкорн.
Потом мы сидели в суши-баре, где она поглощала роллы и говорила о своих подружках. Я курил, глядя на нее и гадая, обломится ли мне сегодня. В принципе, она была недурна собой. Мне нравилась ее грудь. Ей, кажется, ее грудь нравилась еще больше, потому что она всегда выкладывала ее в вырезы своих футболок. Еще она горделиво прохаживалась с этой грудью по залу от нашего столика до туалета, собирая на себе как можно больше заинтересованных взглядов.
А, понял, это еще один их обряд. Называется «калькулятор вожделений». Они специально одеваются откровенно, блистая тем, чем одарила природа, и подсчитывают каждый взгляд в свою сторону. Учитываются не только восхищенные взгляды, но также завистливые взгляды других самок, укоризненные взгляды тех, у кого дары природы уже высохли и съежились, ну и просто случайные взгляды, зацепившиеся за что-то из ряда вон. Например, за почти оголенные груди.
– Тема? – Она ловит мой засосавшийся в ее сиськи взгляд и явно польщена, хоть и строит из себя, что ей неприятно.