Черновик

– Да я так… – Карина деловито улыбнулась. – А Танька… – пожала плечами. – Она считает себя выше нас всех. Может быть, в прошлой жизни, то есть школе, она и была принцессой, с которой все носились, но в нашей ее никто не знает. Поэтому она изо всех сил строит из себя bad guy, заодно досаждая мамаше, на которую обижена, – Карина театрально закатила глаза, – до глубины души за то, что не удержала их папашу, какого-то крутейного врача, из дома которого им пришлось съехать в старую квартирку мамашиных родаков и прозябать теперь в ней. Разумеется, все это составлено на основе подслушано-подсмотрено-недосказано и так далее.

– Твои суперспособности рулят, – кивнула старшая. – Но мне нужно больше.

– Даш, но сейчас время! – мило захлопала ресницами Карина. – Мне сейчас просто бежать уже пора. Не хватает еще опоздать из-за дуры Гариной.

– Ок, тогда жду сегодня от тебя полный письменный отчет по ней и по ее матери, – полусонно согласилась старшая. – И насчет дуры – как я с тобой согласна… Такую идиотку еще поискать…

Из вихря эмоций только лишь закусив губу, чтобы ни одно неосмотрительное возражение не сорвалось с языка, Карина подтвердила кивком принятие отчетной судьбы и живо смылась в заснеженное утро.

***

– А кто тебе Егор? – спросил Гриша, после того как Даша села к нему в машину поздним вечером, когда весь город засыпало пушистым снегом, гасившим звуки, свет и даже мысли.

Где-то позади две женщины смотрели вслед почти беззвучно отъехавшей машине и вскоре скрылись за стеной снегопада.

– А ты чего один? – спросила в ответ Даша. – Из меня боец так себе.

Парень за рулем хохотнул, помолчал, кивнул с усмешкой и настолько негромкой фразой, будто ее тоже заглушил снегопад.

– Ребзя сами подкатят, – повторил он громче и глянул на профиль сидящей рядом девушки. Даша смотрела вперед и была так же спокойна, как эта зимняя ночь.

– Сестра я ему, – негромко ответила она, добавила то, что отняло у Гриши дальнейшее желание задавать вопросы: – Незаконнорожденная.

– Ясно, – коротко закрыл тему и перешел к насущному вопросу: – Там Татарчонок присматривает, никто малолетку твою не обидит, но она уже в долг успела залезть. Смекаешь? – Последние слово и интонация призваны были создать сходство с Джонни Деппом. Даша даже честно подавила смешок по этому поводу, но не удержалась от презрительной усмешки.

– И когда только успевают, – хмыкнула, глядя все так же вперед, в почти детально известную неизвестность. – Ничего нового, даже скучно.

Зачумленная квартира в старой двухэтажке на окраине города. Пропахшая дымом травы и спайсов, полутемная, полуполная – это значит, что есть еще посадочные места, и даже ночлежные еще найдутся, но условно лучшие уже заняты.

– Сколько? – спросила Даша у местного распорядителя с навечно мутным взглядом. В ответ парень сначала почесал в затылке, затем поскреб татуировку на шее, потом под локтем и, наконец, скороговоркой назвал сумму. – Если устроишь качественный цирк, то можешь потребовать чуть больше, – предложила Даша.

Парню идея понравилась, и он подошел к ее реализации не только творчески, но и крайне ответственно. Сначала доступно и весьма красноречиво объяснил за долг уже частично потерявшей связь с реальностью Татьяне. Что вход и «пробник» действительно были по-дружески бесплатны, а вот все остальное, употребленное ею, плюс занимаемое «козырное» место стоят весьма символически, если взять за символ такие вечные понятия, как красота и доброта. Таня девушка красивая и, сразу видно, добрая, поэтому она не станет спорить с тем, что долги нужно отдавать, а поскольку жизнь непредсказуема в каждом мгновении, то не затягивать с этим вопросом, а если она недобро станет спорить, то и Парень станет недобрым к ней. Несколькими оплеухами подняв стоимость претензий на самый высокий уровень понимания, он объявил стоимость «продленного билета» – публичный стриптиз, а «выходного» – коллективный секс вон с той группой постоянных пользователей.

Когда Даша с Гришей и еще парочкой своих друзей «вышли из сумрака», то есть появились в главной комнате развлечений, полуголая Танюша, трясясь от страха и заливаясь слезами, очень плохо изображала из себя приватную танцовщицу, а «группа пользователей» готовилась в любом случае одарить артистку любовью благодарных зрителей.

Дальше последовал торг с хозяином заведения, демонстрация товара без подарочной упаковки, сломившая Таню окончательно, покупка, раскуривание утешительной трубки мира с завсегдатаями, проводы, погрузка уже почти невменяемой от всего происходящего «куклы Тани» в машину и полный вперед.

Происходящее Таня воспринимала урывками, мечась между паническими всполохами сознания, верещащего от нечеловеческого страха, и тупняком, накатывающим рваными остатками употребленной химии. Даша испытывала скуку смертную, а Гриша вел машину в легком возбуждении, потому что в свои чуть больше тринадцати Таня выглядела уже вполне съедобно, а кое-где даже аппетитно.

– Вас домой? – спросил Гриша на всякий случай у Даши и получил отрицательный ответ.

– Не совсем, давай на стоянку, – уточнила она. – Мы еще прокатимся с Танюшей.

Гриша понятливо кивнул, походя прищурился на бледную девчонку с заднего сиденья и на всякий случай предостерег, что «катун из нее не особо сейчас будет – заблюет тебе всю тачку».

При выходе из машины с Таней предсказуемо случилась истерика с криками, попытками побега, ударами, блевотиной, снежным умыванием и полным отсутствием романтики, которую рисуют себе крутые тинейджеры в своих липко-розовых мечтах. В жизни все оказалось совсем не так красиво и даже не так некрасиво, как на картинках ВКонтакте. Все оказалось по-настоящему больно физически, страшно и унизительно до тошноты, очень грязно и пронизывающе холодно от безысходности и накатившей вслед за ней выворачивающей внутренности пустоты.

«Только бы добраться до дома, а там…» Единственная мысль о самовыписке парадоксально поддерживала жизнь в Танином сознании, когда очередная чужая воля повезла ее куда-то в кромешной тьме.

Нет, освещение в городе сохранилось: фонари, витрины и тепло окон домов – все на месте, но вместе с тем погасло и стало потусторонним. Оно осталось в прежней Таниной жизни, которая еще мотылялась где-то совсем рядом, но уже отрезана, оторвана и никогда не срастется, не оживет, потому что не с чем срастаться, да и незачем оживать.

– Твою мать… – доносилось до Таниной внутренней пустоты досадливое Дашино. – Да какого хера вы у меня прямо косяком пошли?! Сцуко!..

Она не говорила – кричала куда-то в мелькающую темень дороги, может быть, обращалась к кому-то невидимому, наподобие того, как люди разговаривают с воображаемым богом, только вслух.

– Грохнуть тебя сразу, чтобы ни ты и никто не мучился?! – А затем вспышки, пустота, чувство падения…