Клуб одиноких вдов

– Шутить изволите, Марина Львовна, – недоверчиво произнесла та. – Вы никогда не ошибаетесь.

Невольно Марина почувствовала себя польщенной. Она не сомневалась, что ее собеседница сказала то, что думала. В ее тоне не было и намека на иронию.

– Значит, и на старуху бывает проруха, – хмыкнула Марина.

– Это, видимо, я уже из ума выжила, – сказала Ольга. – Так что не так с этой Виолеттой?

– Инструкций не читает, – пояснила Марина. – И одевается, как портовая шлюха.

– Уволить? – деловито спросила Ольга.

Это было именно то, за что хозяйка платила ей зарплату, и они обе это знали. Сотрудников принимала на работа сама Марина, но увольнять их, дорожа своим спокойствием, она поручала начальнику отдела кадров. В театре та была своего рода вышибалой, о чем они договорились еще в начале своего делового сотрудничества. Ольга когда-то тоже увлекалась фламенко, но танцевала только в массовке, не претендуя на сольные партии. Поэтому Марина ей доверяла.

– Я перезвоню, – подумав, ответила она. – Дам ей еще один шанс.

Увидев, что Марина перестала разговаривать по телефону, к ней направилась одна из женщин, одетая пестро и безвкусно. Испанские мотивы в одежде чередовались с восточными, но разницы, вероятно, она не понимала. За руку женщина вела девочку лет восьми, которую, подойдя, она выставила перед собой, словно щит. А, быть может, она хотела, чтобы Марина Тукова запомнила ее дочь, считая, что в будущем это может способствовать ее карьере танцовщицы в театре. Все эти мысли Марина легко прочитала в ее глазах. Молодая женщина была выше ее ростом, но смотрела на нее будто снизу вверх, и голос, когда она заговорила, был слегка заискивающим.

– Марина Львовна, доброе утро, – сказала она, – меня зовут Маргарита. У нас к вам огромная просьба.

– Какая просьба? – с недоумением спросила Марина. – Деньги вам вернут, не беспокойтесь.

– Да что вы, какие деньги! – воскликнула женщина. – Разве о деньгах речь!

– Тогда о чем? – нетерпеливо спросила Марина. Она не любила говорить с клиентами. Они всегда на что-то жаловались или просили у нее автограф. И то, и другое раздражало ее.

– Мы просим вас провести занятие у наших детей. Все просим!

В доказательство своих слов Маргарита обернулась к остальным женщинам, от которых была, по всей видимости, делегирована. Те дружно начали что-то говорить, каждая в отдельности. Голоса сливались в общий шум, но смысл был понятен.

– Я не веду занятий в группах, – ответила Марина. – На это есть хореографы.

– Но вы лучше любой из них, – заявила Маргарита. – Для наших девочек это было бы просто…

Она замолчала, подыскивая сравнение. Но, так и не найдя, предпочла высказать свой главный аргумент.

– Мы вам заплатим вдвойне!

Марина едва не рассмеялась. Когда-то и она думала, как эта молодая дуреха, что деньги решают все. И была готова всю ночь танцевать в каком-либо второразрядном ресторане буквально за гроши. Но те времена давно прошли. Теперь она охотно заплатила бы сама, лишь бы ей не досаждали глупыми просьбами, подобными этой.

– К сожалению, уже через полчаса я должна быть в администрации, – сказала она, для убедительности посмотрев на часы. – У мэра есть ко мне вопросы по празднованию юбилея города. Так что я вынуждена отказаться от вашего щедрого предложения.

– Понимаю-понимаю, – кивнула молодая женщина. И, склонившись к девочке, начала ей объяснять, говоря слишком громко, вероятно, желая, чтобы ее слышала и Марина: – Дашенька, милая, Марина Львовна не может заниматься с тобой, она сегодня очень занята. Мы придем к ней на концерт, как в прошлый раз. Помнишь? Ты еще подарила ей букет цветов.

Девочка слушала, не сводя восторженных глаз с Марины. И кивала головой на каждое слово, почти как ее мать. Они были очень похожи друг на друга – обе рослые, черноволосые и некрасивые. Марина чувствовала себя неловко под взглядом девочки, в котором сквозило разочарование. И она даже обрадовалась, увидев входящую Виолетту, чье появление избавляло Марину от тягостной для нее сцены.

Девушка глубоко дышала, запыхавшись от быстрой ходьбы. Марина критически оглядела ее. И едва сдержала новую вспышку раздражения. Крохотную юбку девушка сменила на узкие брюки из экокожи, которые, казалось, готовы были вот-вот лопнуть на ее пышных бедрах, обрисовывая их во всех анатомических подробностях. На вкус Марины, выглядело это еще более непристойно, чем прежнее одеяние.

– Вам нравится, Марина Львовна? – спросила Виолетта, заискивающе улыбаясь.

Это стало последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. Марина чуть не заскрежетала зубами.

– Займись клиентами, – бросила она, проходя мимо ожидающей ответа Виолетты. Марина спешила уйти, чтобы не наговорить лишнего в присутствии посторонних людей, которые потом разнесли бы слухи об этом по всему городу. Эмоциональная вспышка могла дорого обойтись ее репутации, которую Марина создавала годами и очень ею дорожила. Для всех окружающих Марина Тукова была доброй и милой женщиной, лишь немного уступающей в добродетели матери Терезе. Сотрудники ее театра в счет не шли. Им бы все равно никто не поверил, вздумай они утверждать обратное. Подчиненные всегда плохо отзываются о своих начальниках, когда их увольняют. А те, кто работал и получал солидную зарплату, предпочитали держать язык за зубами. Болтать им было себе дороже.

Но, еще не дойдя до своей машины, Марина позвонила начальнику отдела кадров.

– Уволить, – коротко бросила она в трубку и отключилась, ничего не объясняя. Все знали, что когда Марина Тукова в гневе, ей не следует задавать лишних вопросов. Она настолько привыкла к этому, что уже и не ждала их.

Садясь в джип, Марина подумала, что день начинается с неприятностей. А если так пойдет и дальше, то к вечеру она вымотается и морально, и физически настолько, что и в самом деле станет похожа на старуху, или будет чувствовать себя старухой, что, в сущности, одно и то же. Она была категорически не согласна с английской пословицей, утверждавшей, что женщине столько лет, на сколько она выглядит. Марина считала, что женщине столько лет, на сколько она себя ощущает. Кому-то разница между этими банальными истинами могла показаться несущественной, но для Марины она была принципиальной.

А еще Марина придерживалась мнения Марка Твена, что добродетель намного раньше превращает женщин в старух. Но пока был жив муж, она предпочитала это скрывать, взамен охотно цитируя Флобера: «Женщина молода до тех пор, пока ее любят». Обычно муж отвечал ей на это цитатой из Свифта: «Все люди хотят жить долго, но никто не хочет быть старым». А она отшучивалась, ссылаясь на авторитет Оскара Уйальда, что нельзя доверять женщине, которая не скрывает свой возраст. И все это было смешно и не страшно, потому что они любили друг друга и не думали, что однажды, когда еще будет очень далеко до старости, смерть может разлучить их…

Марина резко встряхнула головой, словно прогоняя эти неожиданно нахлынувшие мысли. Она боялась расплакаться.

– Только этого мне не хватало, – пробормотала она. – Да пропади она пропадом, эта Виолетта с ее толстым задом…

Девушка была не виновата, и Марина это слишком хорошо знала. Истинной причиной ее плохого настроения было приглашение Клуба одиноких вдов на этот вечер, от которого она не могла бы отказаться, даже превратившись по мановению волшебной палочки в настоящую старуху. Но, обвинив Виолетту, она почувствовала себя несколько лучше.

Неожиданно Марине пришла в голову идея, которая была способна изменить ход событий и на первый взгляд показалась ей удачной.

– А вдруг получится? – спросила Марина себя. – Говорят же, что клин клином вышибают.

И, поддавшись, как истинная дочь Евы, соблазну незримого змия, она направила свой джип туда, куда зарекалась ездить, полагая, что к добру это не приведет. Это была мастерская художника, которого звали Сергей Колокольцев.

Их отношения были непростыми. Несмотря на разницу в возрасте, он просил называть себя Сережей и обижался, что она так и не смогла этому научиться. Сергей Колокольцев был намного старше ее и получил звание заслуженного художника еще в те годы, когда Марина только делала первые шаги по сцене. Однако это не помешало старому художнику влюбиться в нее, как юнцу. Понимая, насколько он смешон со своей запоздалой любовью, он пытался скрывать свои чувства даже от нее, не говоря уже обо всех остальных. Но она знала это, и он знал, что она знает. Однако, несмотря ни на что, они продолжали играть свои роли, не желая решительного объяснения, после которого им пришлось бы или расстаться, или сблизиться окончательно. Ей, во всяком случае, не хотелось ни того, ни другого. И она тоже молчала.