Страница 2 из 11
Они миновали картину маслом, на которой была изображена девочка в старомодной ночной рубашке. В ручке у девочки болтался плюшевый мишка, истекающий тёмной набивкой.
– И с чего бы это? – пробормотала Корделия.
Они очутились в просторном холле. Тут никаких ковров не было. Пол был выложен мозаичными треугольничками. Молодая учительница в красивом платье – пожалуй, чересчур шикарном для школы, – смотрелась в старинное напольное зеркало.
– Какое же тут всё огромное! – воскликнула Корделия.
– Ничего, привыкнешь, – сказала Агнеса. – Но одной лучше не ходить, пока не научишься ориентироваться. И на третий и четвёртый этаж тоже не суйся. Там вообще лабиринт. А потом, у шестых классов там занятий и не бывает.
– Приятно слышать, – сказала Корделия.
– Я сегодня могу побыть твоим проводником и позаботиться о том, чтобы ты не опаздывала на занятия.
Агнеса неловко запнулась, потеребила подол своей рубашки.
– Ну, если хочешь, конечно. Если ты предпочтёшь найти кого-нибудь другого, я пойму. Наверно, на твоём месте я бы тоже предпочла кого-нибудь другого…
– Да нет, я с удовольствием! – перебила Корделия и с удивлением обнаружила, что говорит искренне. Агнеса, конечно, странненькая, но Корделии она начинала нравиться.
Двести одиннадцатый оказался между двести тридцать девятым и подсобкой. Если бы не парты и доска, он бы скорее напоминал гостиную, чем школьный класс: стены, обшитые деревом, камин, длинный чёрный диван в дальнем конце комнаты. Корделия плюхнулась на первое же свободное место, какое увидела. Некоторые ученики наблюдали за ней с умеренным интересом: в конце концов, она же новенькая. Агнеса, опустив голову, прошла на заднюю парту. На неё вообще никто внимания не обратил.
– Доброе утро! – сказал мистер Дерлет. Выговор у него был чуточку гнусавый, как у жителей южных штатов. Он оказался высокий, с аккуратно подстриженной бородкой и самыми грустными глазами, какие Корделия видела в своей жизни. Костюм висел мешком на его костлявой фигуре. – Меня зовут мистер Дерлет. Я буду вашим классным руководителем и преподавателем обществоведения. Я многого жду от этого учебного года, который мы проведём вместе.
Пока мистер Дерлет проводил перекличку, Корделия пыталась запомнить, кого как зовут. Нолан Блат был лохматый мальчишка, ведущий безнадёжную войну с прыщами. Франческу Кальвино пришлось вызывать два раза, потому что она сидела, уткнувшись в книжку. Мэйсон Джеймс, самодовольный парень с каштановыми волосами, кончики которых выкрашены красным, вместо «Здесь!» ответил «Отсутствует!» и немедленно стукнулся ладонями со своими приятелями в таких же футбольных майках, как и он. Мистер Дерлет поднял взгляд и явно решил не обращать на них внимания, так, словно одёргивать их чересчур утомительно.
Когда перекличка уже завершилась, в класс вошёл ещё один ученик. Его руки не показывались из карманов. На ученике была чёрная толстовка, и шёл он, низко опустив голову. Корделия мельком увидела длинные волосы и чёрные глаза.
– Бенджи Нуньес, насколько я понимаю? – спросил мистер Дерлет, пробежав глазами список.
Мальчик коротко кивнул и сел позади Корделии. Мистер Дерлет прислонился к своему столу, совершенно пустому, безо всех обычных учительских причиндалов и семейных фоточек, и окинул взглядом их застывшие в ожидании лица. Смотрел он отстранённо, как будто и не видел их.
– Потрясающее здание, – произнёс он. – У него такой вид, словно сюда должны пускать по билетам, как в старинные усадьбы в Род-Айленде. Представления не имею, откуда у города деньги на такую роскошную школу, но…
Одна из девочек подняла руку. Корделия попыталась вспомнить, как её зовут. Мария? Мелисса?
– Да, Миранда? – сказал мистер Дерлет.
– У меня папа в комиссии по образованию, – сказала Миранда. – Он мне говорил, что городу эта школа не стоит ни цента. Здание принадлежит семье Тени, но они обеднели и не могли себе позволить выплачивать налоги, так что вместо того, чтобы отказаться от своей собственности, они заключили сделку. Они не платят налогов, а город за это может использовать здание как школу. Папа говорит, что в соглашение входит пункт, что тут нельзя ничего менять, потому что здание такое историческое и всё вот это. Потому-то всё такое старомодное.
Мистер Дерлет слушал Миранду, опустив голову и полуприкрыв глаза. Корделия сперва подумала, что он просто устал – судя по мешкам под глазами, со сном он не дружил, – но оказалось, что учитель просто так сосредотачивается.
– Очень интересно, Миранда, – сказал он. – Я очень рад, что школу Тени поддерживают в первозданном состоянии. Я летом провёл несколько вечеров в городском историческом обществе, чтобы удовлетворить своё праздное любопытство. История школы Тени по меньшей мере из ряда вон выходящая. Быть может, за этот учебный год вы со мной поделитесь какими-нибудь местными легендами, каких ни в одной книге не найдёшь. Мне бы хотелось узнать об этом очаровательном месте как можно больше…
Прозвенел звонок. Классный час был окончен. Ученики вскочили с мест, и мистер Дерлет вскинул руку, останавливая их.
– Прежде, чем вы пойдёте на словесность, несколько коротких объявлений, – сказал он и заглянул в бумажку. – Если вы должны досдать в канцелярию какие-то документы, пожалуйста, сделайте это до пятницы. Занятия оркестра начнутся только через две недели, но вам следует списаться с госпожой Шверин по поводу аренды инструмента, если вы этого ещё не сделали. Доктор Рокени просит напомнить, что охрана запирает двери ровно в пять. После наступления темноты ученикам в школе находиться запрещается. Без исключений. На обед сегодня макароны с сыром.
Мистер Дерлет чуть заметно улыбнулся.
– Всем хорошего дня!
Кабинет словесности, где обитала миссис Эйкман, выглядел тёмным и неприветливым. Доска объявлений в дальнем конце класса была увешана некрологами. Покойники были все знаменитые поэты. Корделия увидела, в числе прочих, Эдгара По, Эмили Дикинсон и Шекспира. Сверху по трафарету было написано:
ОНИ УМЕРЛИ, НО ИХ СЛОВА ЖИВУТ.
Сама миссис Эйкман была крохотная женщина с голубыми глазами и колючим ёжиком седых волос. Она замахала руками, призывая учеников заходить, позванивая браслетами на тонких запястьях.
– С утром! – сказала она, расхаживая взад-вперёд. – Обратите внимание, я не говорю «С добрым утром». Я никогда не позволю себе быть столь опрометчивой. Ведь с кем-то из вас, мои мужественные детки, могла случиться ужасающая трагедия. Быть может, посреди ночи вашим родным позвонили и сообщили о безвременной кончине вашего возлюбленного родственника. А может быть, ваш Усатик – милый, ласковый котик, – попал под грузовик! Утро добрым не бывает, по крайней мере – не для всех.
Она прижала руку к сердцу.
– И эта боль творит чудеса! Ибо лишь из душевных мук и горя рождается великая литература! Ну, а теперь – кто у нас Корделия?
Корделия нехотя подняла руку. Заскрипели стулья – все обернулись к ней. Корделии захотелось спрятаться под парту.
– Мне до смерти хочется знать, – сказала миссис Эйкман, – тебя назвали в честь Корделии из «Короля Лира»? Это знаменитая пьеса Уильяма Шекспира, – добавила она, обращаясь ко всему классу. – Трагедия!
Корделия вежливо кивнула. Её уже не впервые об этом спрашивали.
– Мои родители познакомились в колледже, на семинаре по Шекспиру, – объяснила она.
– Ужасно романтично! – сказала миссис Эйкман. – В пьесе, дети, Корделия – добрая, почтительная дочь короля. Но у неё есть две ужасных сестры! Гонерилья и Регана.
Она вопросительно вскинула брови, обращаясь к Корделии.
– А у тебя тоже есть злые сёстры?
– Нет, я в семье одна.
– Какая жалость. Сколько интересного ты могла бы написать на личных нарративных занятиях! Кстати, дети, всегда полезно начать новый учебный год с небольшого эссе. Пожалуйста, достаньте тетради и…